Балдуин V Иерусалимский

Балдуин V фр. Baudouin V<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Коронация Балдуина V (миниатюра, XIII век)</td></tr>
Король Иерусалима
16 марта 1185 — 1186
Коронация:	20 ноября 1183
Регент:	Раймунд III
Предшественник:	Балдуин IV
Преемник:	Сибилла и Ги де Лузиньян
Вероисповедание:	Католицизм
Рождение:	1177(1177) Иерусалим
Смерть:	1186(1186) Акко
Место погребения:	Храм Гроба Господня, Иерусалим
Род:	Монферратская
Отец:	Вильгельм Длинный Меч
Мать:	Сибилла
Супруга:	нет

Балдуин V Иерусалимский (Балдуин де Монферрат) (1178—1186) — король Иерусалима с 1185 года. Сын принцессы Сибиллы, дочери короля Амори I, и её первого мужа Гильельмо де Монферрата по прозвищу Длинный Меч. Был коронован в пятилетнем возрасте 20 ноября 1183 года как соправитель своего дяди Балдуина IV, после смерти которого стал номинальным королём Иерусалима под регентством Раймунда III, графа Триполи.

Балдуин и политические группировки

Балдуин родился спустя несколько месяцев после смерти отца Гийома де Монферрата в сложное для Иерусалимского королевства время. Балдуин IV медленно умирал от проказы. Он мог скончаться в любой момент и потому придворное дворянство раскололось на две партии, разделив симпатии между будущими преемницами короля — его сестрами Сибиллой и Изабеллой.

Граф Триполи Раймунд III, двоюродный брат их отца Амори I, был регентом при Балдуине IV, пока тот был ребенком, но был вынужден уйти в тень, когда король в 1176 году достиг совершеннолетия. Раймунд III имел основания претендовать на трон, но этому мешала его бездетность. В итоге граф стал проталкивать интересы рода д’Ибелин. Вдова Амори I (мать Изабеллы) Мария Комнина вышла замуж за Балиана де Ибелина, и Раймунд попытался восстановить паритет в придворной борьбе, выдав Сибиллу за старшего брата Балиана Балдуина Ибелина. Однако король воспротивился этому, выдав сестру в 1180 году за Ги де Лузиньяна. Ги как вассал анжуйцев мог быть полезен Иерусалиму, имея тесные связи с королём Англии Генрихом II.

Другая фракция проталкивала в трону Сибиллу, в неё входили её дядя по материнской линии Жослен III Эдесский и мать Агнес де Куртенэ (в это время уже Реджинальда Сидонского). Они привлекли на свою сторону Рено де Шатийона — вдовца двоюродной сестры Амори I Констанции Антиохийской. Амори де Лузиньян, зять Балдуина Ибелина, находился под покровительством Агнес и короля и способствовал карьерному росту своего младшего брата Ги. Патриарха Иерусалима Ираклия также иногда относят к этой фракции, однако на самом деле он искренне стремился примирить две придворные группировки.

Соправитель

Когда Балдуин IV стал недееспособным из-за болезни, Ги де Лузиньян был назначен бальи королевства. Наряду с Рено де Шатийоном он стал провоцировать Салах ад-Дина, султана Египта и Сирии, совершая нападения на мусульманские караваны. В 1183 году египтяне вторглись в земли крестоносцев, но Ги не решился вступить в битву и с позором отступил.

Тогда Балдуин IV отстранил Ги и вновь взял власть в свои руки, однако он был уже слеп и прикован к постели. В течение следующих нескольких месяцев он безуспешно пытался найти способ аннулировать брак Сибиллы и Ги. На заседание Высокого Совета был приглашен Раймунд III, и Совет решил выбрать королю преемника. Его законным наследником была его сестра Сибилла, но Совет провозгласил будущим королём её сына Балдуина. Коронация 5-летнего Балдуина V как соправителя короля состоялась 20 ноября 1183 года в Храме Гроба Господня. Ребенка нёс на плечах Балиан де Ибелин, тем самым демонстрируя собравшимся, что он и его семья поддерживают будущего короля.

Для получения помощи в преодолении кризиса была отправлена миссия на запад: в 1184 году патриарх Ираклий вместе с Роже де Муленом, магистром госпитальеров, и Арно де Торожем, магистром тамплиеров, отплыли в Европу. Ираклий встретился с Филиппом II Французским и Генрихом II Английским. Последний даже обещал выступить в крестовый поход, но так этого и не сделал. На призывы о помощи откликнулся лишь дед Балдуина V Вильгельм Старый. В 1184 году он прибыл в Палестину.

Единоличный правитель

16 марта 1185 года Балдуин IV умер. Балдуин V был слишком мал, чтобы править самостоятельно, и регентом стал, как было оговорено ещё при жизни Балдуина IV, граф Триполи Раймунд III. Граф Эдессы Жослен III стал личным телохранителем юного короля.

Правление Балдуина длилось чуть больше года. Летом 1186 года он умер в Акре. Его дед Вильгельм Старый и Жослен III сопровождал тело юного короля в Иерусалим и похоронил в Храме Гроба Господня, в искусно украшенной гробнице, которая в начале XIX века была разрушена.

Последствия смерти Балдуина

После смерти Балдуина V корона Иерусалима должна была перейти к одной из дочерей Амори I — матери умершего короля Сибилле или его тете Изабелле. Решение должен был принять совет, в состав которого входили родственники умершего короля, короли Англии и Франции, император Священной Римской империи и папа римский. А пока королевством продолжал управлять граф Триполи Раймунд III.

Раймунд III не присутствовал на похоронах. Вместо этого он созвал в Наблусе свой собственный совет, состоящий из преданных ему дворян и членов семьи Ибелин. Граф предпочитал видеть на троне Изабеллу, приемную дочь Балиана де Ибелина, и потому начал интриговать против Сибиллы.

Тем временем было решено, что Сибилла сможет занять трон только в том случае, если разведется с Ги де Лузиньяном. Выбор другого мужа был оставлен на её усмотрение. Тем не менее, их брак не был аннулирован. Когда во время коронации патриарх Иерусалима спросил, кого она выбирает себе в супруги, Сибилла указала на Ги де Лузиньяна, и в результате он был коронован. Раймунд III предпринял попытку изменить решение совета в пользу Изабеллы и её супруга Онфруа IV, правителя Торона. Однако Онфруа IV, будучи приемным сыном Рено де Шатийона, союзника Ги де Лузиньяна, отказался претендовать на трон и принес клятву верности Сибилле и Ги. Раймунду не оставалось ничего другого, кроме как вернуться в свои владения в Триполи. Балиан де Ибелин также по собственной воле покинул Иерусалимское королевство.

Правление Сибиллы и Ги де Лузиньяна было катастрофическим, и королевство было почти полностью захвачено Салах ад-Дином после битвы при Хаттине в 1187 году. Дядя Балдуина V по отцу Конрад Монферратский удержал под своей властью Тир и предъявил претензии на трон Иерусалима, женившись на Изабелле.

Образ в искусстве

Балдуин появляется как второстепенный персонаж в нескольких романах, в частности, романах «Król trędowaty» (Прокаженный король) польской писательницы Зофьи Коссак-Щуцкой, Грэма Шелби «The Knights of Dark Renown» (Рыцари темной славы) и Сесилии Холланд «Jerusalem» (Иерусалим). Он фигурирует в режиссерской версии фильма «Царство небесное» (реж. Р. Скотт), однако из экранной версии этот образ был вырезан. В фильме юный Балдуин страдает проказой, как и его дядя Балдуин IV. Смерть Балдуина в фильме происходит от рук матери, стремившейся облегчить его страдания. Ни версия болезни юного короля, ни версия его отравления не находят реальных доказательств.

Литература

• Ришар Ж. Латино-Иерусалимское королевство. — СПб.: Издательство «Евразия», 2002. — 448 с. — ISBN 5-8071-0057-3.
• De Expugnatione Terrae Sanctae per Saladinum, translated by James A. Brundage, in The Crusades: A Documentary Survey (Marquette University Press, 1962).
• M. R. Morgan (ed.), La Continuation de Guillaume de Tyr (1184—1197), (Paris, 1982), trans. by Peter W. Edbury as The Conquest of Jerusalem and the Third Crusade: Sources in Translation (Ashgate, 1998).
• Helen J. Nicholson (trans.), Chronicle of the Third Crusade, a Translation of «Itinerarium Peregrinorum et Gesta Regis Ricardi» (Ashgate, 1997).
• William of Tyre, A History of Deeds Done Beyond the Sea. E. A. Babcock and A. C. Krey, trans. (Columbia University Press, 1943).
• Bernard Hamilton, «Women in the Crusader States: The Queens of Jerusalem», in Medieval Women, edited by Derek Baker. Ecclesiastical History Society, 1978
• Bernard Hamilton, The Leper King and his Heirs: Baldwin IV and the Crusader Kingdom of Jerusalem (Cambridge University Press, 2000).
• Zehava Jacoby, «The Tomb of Baldwin V, King of Jerusalem (1185—1186) and the Workshop of the Temple Area», in Gesta, 18 (1979), pp. 3–14.
• Steven Runciman, A History of the Crusades, vol. II: The Kingdom of Jerusalem (Cambridge University Press, 1952).
• Leopoldo Usseglio, I Marchesi di Monferrato in Italia ed in Oriente durante i secoli XII e XIII (Casale Monferrato, 1926)

Предшественник Балдуин IV Король Иерусалима 1185 — 1186 Преемник Сибилла и Ги де Лузиньян

Отрывок, характеризующий Балдуин V Иерусалимский

Алпатыч не удовлетворился этим ответом.
– Эй, Дрон, худо будет! – сказал Алпатыч, покачав головой.
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.