Балет юности
| Балет юности Ballets de la Jeunesse | |
| Основан |
1937 |
|---|---|
| Здание театра | |
| Местоположение |
Париж |
| Руководство | |
| Художественный руководитель | |
Балет юности (фр. Ballets de la Jeunesse) — балетная труппа, основанная в Париже в 1937 году балериной и педагогом Любовью Егоровой. Почти все танцовщики были её юными учениками, многие из них были детьми русских эмигрантов[1]:109.
Деятельность труппы поддерживал поэт и искусствовед Жан-Луи Водуайе, художником-декоратором был Франсуа Баретт. Спектакли давались в концертном зале Плейель. Среди постановок — балеты Биргера Бартолина «Классическая симфония» на музыку Первой симфонии Сергея Прокофьева и спектакль на музыку Анри Соге (название?), «Выбор невесты» Бориса Романова.
Среди танцовщиков были Жорж Скибин, Юлий Алгаров, Татьяна Лескова, Женевьев Мулен (фр. Genevieve Moulin), Эдмон Одран[* 1], Раймон Франкетти, Владимир Мешков[* 2], братья Олег[es] и Василий Тупины.
Труппа просуществовала до 1939 года. С началом войны Серж Лифарь помог Скибину и другим танцовщикам с нансеновскими паспортами выехать из Франции в Великобританию и затем присоединиться к гастролирующей труппе «Русских балетов» полковника де Базиля.
Напишите отзыв о статье "Балет юности"
Примечания
- Источники
- ↑ М. Мейлах. Эвтерпа, ты? Художественные заметки. Беседы с артистами русской эмиграции. Том I: Балет.. — М.: Новое литературное обозрение, 2008.
- Комментарии
- ↑ Внук композитора Эдмона Одрана, после войны женился на Людмиле Чериной, погиб в автокатастрофе.
- ↑ Вместе с отцом вернулся в СССР, воевал и был ранен, после войны работал на радио.
Отрывок, характеризующий Балет юности
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
