Балканский языковой союз

Балканский языковой союз — группа языков, принадлежащих к разным ветвям индоевропейской семьи языков, но обнаруживающих значительное и систематическое сходство на фонетико-фонологическом, морфосинтаксическом, синтаксическом, лексическом, словообразовательном и фразеологическом уровнях.

В состав общности входят такие языки, как греческий, албанский, болгарский, македонский, румынский, арумынский, истрорумынский, мегленорумынский языки. Периферийно (неполный набор характеристик) к союзу относятся также сербо-хорватский, турецкий и цыганский языки.

Имея значительные схождения в области лексики и фразеологии (как в форме, так и в семантике), вышеперечисленные языки характеризуются также рядом общих черт в фонетике и грамматике; так, они (или их диалекты) обладают фонемой среднего ряда среднего подъёма, сходными инвентарями и правилами дистрибуции гласных и согласных фонем, сходными системами падежного склонения, постпозитивным определённым артиклем, изоморфными формами будущего времени, перфекта и кондиционала, гипертрофированными системами глагольных претеритов, а также проявляют тенденцию к аналитизму и редундантности.

История изучения

Изучением балканского языкового союза занимается специальная лингвистическая дисциплина — балканское языкознание (балканистика). В России преподавание балканистики осуществляется в Санкт-Петербургском государственном университете.

Грамматическое сходство между не имеющими генетического родства языками Балканского полуострова было впервые обнаружено в 1829 году словенским языковедом Ернеем Копитаром. В 1850 году Август Шлейхер более чётко определил понятие ареального родства языков, противопоставив его генетическому родству, а в 1861 году Франц Миклошич взялся за более основательное изучение связей между балкано-славянскими и балкано-романскими языками.

В 1920—1930-х годах дальнейшим изучением вопроса занимались Афанасий Селищев, Николай Трубецкой (1923), Кристиан Сандфельд-Йенсен (1930) и Густав Вайганд.

В 1930-х годах румынский языковед Александру Граур раскритиковал само понятие «балканистики», утверждая, что имеет смысл говорить лишь о совокупности взаимных заимствований и влияний, но не о «балканском языковедении» как отдельном предмете изучения.

Сам термин «балканский языковой союз» был введён Николаем Трубецким. В 1958 году румынский языковед Александр Розетти объявил, что масштабы сходства между балканскими языками достаточно велики, чтобы объединить их в особую общность. Коллега и соотечественник Розетти Теодор Капидан зашёл ещё дальше, провозгласив принципиальную возможность свести все языки Балкан к общему стандарту.

Следует различать языки-члены «балканского языкового союза» и языки Балканского полуострова.

В России теорию «балканского языкового союза» поддерживает Т. В. Цивьян, которая вслед за Сандфельдом объявляет балканские языки языками с единой грамматикой, но разными лексическими наборами. А. В. Десницкая считала тавтологичным определение «балканских языков» как языков, обладающих «балканскими» признаками, и «балканских признаков» как «признаков балканских языков». В 1990—2000-х годах А. Н. Соболев, указывая на неравномерное распределение «союзообразующих» признаков в диалектах балканских языков, на разный их системный статус и на тот факт, что их полный набор не обладает системными чертами, установил членение балканского лингвистического ареала на западную (сербско-албанско-аромунско-македонскую) и восточную (болгарско-греческую) части.

В настоящее время теория «балканского языкового союза» подвергается верификации в рамках Малого диалектологического атласа балканских языков.

Состав

Языки, обнаруживающие сходство в рамках балканской общности, принадлежат к пяти различным ветвям индоевропейской семьи языков:

• албанский (албанская группа);
• новогреческий (греческая группа);
• цыганский (индоарийская группа) — степень «балканизации» различается по диалектам;
• румынский, аромунский, мегленорумынский и истрорумынский (романская группа);
• болгарский, македонский и сербскохорватский, в особенности его торлакское наречие (славянская группа).

Доля общебалканских черт в этих языках неодинакова, что даёт основание классифицировать их следующим образом:

1. албанский, румынский, македонский и болгарский языки обладают наибольшим количеством общих черт;
2. сербскохорватский язык, в особенности его торлакское наречие, а также греческий язык имеют несколько меньшее количество общебалканских черт;
3. балканские диалекты турецкого отличаются большой долей общебалканского лексического фонда, а также вытеснением форм инфинитива формами сослагательного наклонения.

В 2000 году финский языковед Йоуко Линдстедт вычислил так называемый «индекс балканизации», позволяющий численно выразить долю общебалканских черт в том или ином языке. См. таблицу:

Язык	Показатель
Балкано-славянские	11,5
Албанский	10,5
Греческий и балкано-романские	9,5
Цыганский	7,5

Из всех обследованных языков наивысший «коэффициент балканизации» оказался у македонского языка: 12,0.

Известно, однако, что некоторые стандартные балканские языки (например, болгарский или румынский) в процессе кодификации их нормы были целенаправленно подвергнуты «дебалканизации». Поэтому любые исследования, а тем более исчисления, если они проводятся на материале стандартных языков, существенно упрощают сложную реальную картину, в которой отдельные диалекты могут быть значительно менее балканизированными, чем соответствующие стандартные языки (например, гегские диалекты албанского языка, родопские диалекты болгарского языка, западномакедонские или эпирские диалекты новогреческого языка); разумеется, верно и обратное.

Помимо вышеперечисленных, общебалканскими чертами, возможно, обладал ладино, язык евреев-сефардов, живших на Балканском полуострове. Некоторые грамматические особенности этого языка (главным образом касающиеся системы глагольных времён) были, по всей вероятности, заимствованы из новогреческого.

Происхождение

Источник общих черт, характерных для балканских языков, до сих пор не установлен и является предметом научных дискуссий. В разное время было выдвинуто множество теорий с целью объяснить существование этих черт.

Фрако-дако-иллирийская гипотеза

Поскольку в языках, имеющих близкое генетическое родство с балканскими (славянские, романские), но не входящих в языковой союз, общебалканских особенностей не имеется, уже первыми исследователями (в том числе Копитаром) было сделано предположение о том, что все они восходят к древним языкам Балкан, таким как фракийский, дакский и иллирийский. Считается, что следы этих языков сохранились в живых языках Балкан в виде субстрата. Однако все эти так называемые палеобалканские языки изучены так слабо, что проследить связь современного балканского языкового союза с ними не представляется возможным.

Греческая гипотеза

Кристиан Сандфельд в 1930 году выдвинул предположение, заключавшееся в том, что поскольку Греция «всегда представляла собой более высокую цивилизацию по сравнению с соседями», греческий язык не мог заимствовать из окружающих грамматические черты и, следовательно, все общебалканские грамматические феномены имеют греческое происхождение. Данная гипотеза не нашла подтверждения, ибо, во-первых, ни в одном из древнегреческих диалектов балканизмов не обнаружено, во-вторых, сам греческий язык находится на периферии союза и даже не имеет некоторых ключевых общебалканских черт, в том числе постпозитивного артикля.

Латино-романская гипотеза

Весь Балканский полуостров некогда входил в состав Римской империи. Местная разновидность латыни вполне могла оставить след в местных языках, ставших впоследствии субстратом для славянских и других языков, установивших своё господство в регионе несколько веков спустя. Георг Зольта предлагал искать источник балканизмов в латыни. Слабое место его гипотезы заключаются в том, что в прочих романских языках их тоже нет, а изолированное положение балканских носителей латыни в течение достаточно продолжительного периода ещё предстоит доказать.

Частичным аргументом в пользу латинской гипотезы могло бы послужить наличие в македонском грамматических заимствований (калек) из аромунского языка (аромунские диалекты выступают здесь в роли субстрата македонского), однако гипотеза не объясняет наличия этих конструкций в аромунском.

Гипотеза нескольких источников

Наиболее популярная в настоящее время гипотеза, впервые выдвинутая польским исследователем Збигневом Голомбом, предполагает происхождение общебалканских черт из различных источников и сильное перекрёстное влияние (взаимопроникновение) балканских языков. Так, происхождение части балканизмов можно проследить через латынь, части — через славянские языки или через греческий, а остальные, в особенности те, что объединяют румынский, македонский, албанский и болгарский, объясняются субстратными элементами, пережившими романизацию (в Румынии) и славянизацию (в Болгарии). Албанский язык испытал как латинское, так и славянское влияние, однако сохранил немало собственных архаичных черт.

В пользу данной теории говорят следующие факты. Во-первых, в истории Балканского полуострова было немало эпизодов, связанных с массовым переселением представителей одной этнической группы на территорию проживания другой. В таких случаях зачастую имела место быстрая ассимиляция одного языка другим, неизбежно накладывавшая отпечаток на развитие языка-«победителя». Кроме того, жители Балкан издавна были многоязычны, что приводило к тому, что изменения в одном языке могли вызывать сходные изменения и в других. В-третьих, наиболее насыщенные «балканизмами» диалекты употребительны именно в тех районах, где межъязыковые контакты были особенно сильны.

Хронология контакта

Вероятнее всего, первые межъязыковые контакты, приведшие к возникновению союза, состоялись в I—V вв. н. э. между предками румын и предками албанцев, что подтверждается наличием в албанском слов, заимствованных из балканской латыни, а также тем, что среди субстратных слов румынского языка есть албанские заимствования.

В качестве места, где происходил контакт, разными специалистами называются ряд географических точек, от севера Албании на западе до Трансильвании на востоке (см. также Этногенез румын и Этногенез албанцев). Все существующие румынские диалекты, от молдавских до аромунских, входят в состав союза, из чего можно заключить, что союз древнее, чем эти диалекты.

Появление в регионе славян привело к новым перемещениям населения и возникновению во всём регионе полиэтнических сообществ. Первичное формирование языкового союза относят к началу VIII в., а большая часть присущих ему черт, как считается, сформировалась к XII в., хотя в отдельных частях региона процесс продолжался до XVII в.

Вероятно, сербский язык вошёл в состав союза последним. Из всех его разновидностей лишь торлакское наречие демонстрирует наличие части общебалканских особенностей. Данный идиом является промежуточным между сербским и болгарским языками; образовался он в достаточно поздний период, когда балканский языковой союз уже был в основном сформирован.

Описание

Грамматика

Система именного склонения

Именное склонение характеризуется низким числом падежей и выражением многих падежных значений конструкциями с предлогами (за исключением сербского и цыганского, падежная система которых богаче).

Типичный для балканского языка набор падежей таков:

• номинатив
• аккузатив
• датив / генитив (формы совпадают)
• вокатив

Совпадение форм генитива и датива

В балканских языках формы родительного и дательного падежей, а также соответствующие им по значению сочетания имён с предлогами нередко имеют одинаковую форму.

Пример:

Язык	Датив	Генитив
русский	Я дал книгу Маше.	Это книга Маши.
албанский	Ia dhashë librin Marisë.	Është libri i Marisë.
аромунский	U-ded vivlia pi Maria.	Easte vivlia ali Marie.
болгарский	Дадох книгата на Мария.	Книгата е на Мария.;
румынский	I-am dat cartea Mariei. разг. жен. (обязат. муж.): I-am dat cartea lui Marian.	Este cartea Mariei. разг. жен. (обязат. муж.): Este cartea lui Marian.
македонский	Ѝ ја дадов книгата на Марија.	Книгата е на Марија.
греческий	Έδωσα το βιβλίο στη Μαρία. также: Έδωσα το βιβλίο της Μαρίας. Της το έδωσα — «Я дал ей её»	Είναι το βιβλίο της Μαρίας.

Единство форм указания места и направления

Язык	«в Греции»	«в Грецию»
албанский	në Greqi	në Greqi
аромунский	tu Elladha	tu Elladha
болгарский	в Гърция	в Гърция
македонский	во Грција	во Грција
греческий	στην Ελλάδα	στην Ελλάδα
румынский	în Grecia	în Grecia
цыганский (кэлдэрарский диалект)	ando Grecija	ando Grecija

Глагольные времена

Будущее время

Форма будущего времени в балканских языках образуется аналитически, при помощи вспомогательного глагола или частицы со значением намерения или желания. Впервые эта форма возникла в I в. н. э. в греческом языке. В той или иной степени данная особенность присуща всем балканским языкам. В некоторых языках вспомогательный глагол сохраняет парадигму спряжения (рум. voi, vei, va, vom, veţi, vor, серб. ћу, ћеш, ће, ћемо, ћете, ће), но в других она утеряна, а роль универсального маркера будущего времени выполняет форма третьего лица единственного числа.

Язык	Вариант	Образование	Пример: «Я увижу»
албанский	тоскский диалект	do (неизм.) + субъюнктив	Do të shikoj
	гегский диалект	kam (спряг.) + me + отглагольное имя	Kam me shik
аромунский		va (неизм.) + субъюнктив	Va s-ved
греческий		θα (неизм.) + субъюнктив	Θα δω
болгарский		ще (неизм.) + презенс	Ще видя
македонский		ќе (неизм.) + презенс	Ќе видам
сербский	(литературная норма)	хтети (спряг.) + инфинитив	Ја ћу видети (видећу)
	(разговорный язык)	хтети (спряг.) + субъюнктив	Ја ћу да видим
румынский	(литературная норма)	a voi (спряг.) + инфинитив	Voi vedea
	(разговорный язык)	o (неизм.) + субъюнктив	O să văd
	(разговорный язык, другой вариант)	a avea (спряг.) + субъюнктив	Am să văd
	(архаичная форма)	va (неизм.) + субъюнктив	Va să văd
цыганский (кэлдэрарский диалект)		ka (неизм.) + субъюнктив	Ka dikhav

Аналитический перфект

Аналитические формы перфекта в балканских языках образуются при помощи вспомогательного глагола со значением «иметь». Возможно, корни этого явления следует искать в латинском языке. В болгарском и сербском, однако, перфект образуется с формой глагола «быть» и причастием прошедшего времени действительного залога: обещал (болг. «обещавший») + съм (болг. «[я] есть»); обећао + сам (серб., тж.). Конструкции с глаголом «иметь» характерны для македонского языка (имам ветено, «я обещал»).

Неиспользование инфинитива

Формы инфинитива, характерные, например, для романских и славянских языков, в балканских малоупотребительны; подобно аналогичным конструкциям в греческом, они заменяются на конструкции, напоминающие сослагательное наклонение в русском (субъюнктив).

• в македонском, греческом, цыганском и тоскском диалекте албанского инфинитив утрачен полностью;
• в аромунском, болгарском и южных диалектах сербского — почти полностью;
• в гегском диалекте албанского и в мегленорумынском языке инфинитив употребителен только в ограниченном числе выражений;
• в литературной норме румынского, сербского и хорватского языков инфинитив и субъюнктив частично взаимозаменяемы (в хорватском предпочтителен инфинитив, а в сербском — конструкция с личной формой глагола);
• в диалектах турецкого, употребительных в городах Сливен и Шумен (Болгария), инфинитив практически утрачен — это пример неиндоевропейского идиома, демонстрирующего черты, характерные для балканского языкового союза.

Вот как выглядит на балканских языках фраза «Я хочу написать»:

Язык	Перевод	Примечания
албанский	Dua të shkruaj	но в гегском диалекте: me fjet, «спать», me hangr, «есть»
македонский	Сакам да напишам
болгарский	Искам да напиша
новогреческий	Θέλω να γράψω	но в древнегреческом: βούλομαι γράψαι
румынский	Vreau să scriu	ср. тж.: Vreau a scrie, менее употребительная, но грамматически верная форма
сербский	Желим да напишем	в хорватском более распространена конструкция с инфинитивом: želim napisati
болгарский диалект турецкого	İsterim yazayım	в литературном турецком употребляется конструкция с инфинитивом: yazmak istiyorum
цыганский (кэлдэрарский диалект)	Me kamav te xramosarav

Ср., однако, пример архаичной конструкции, сохранившейся в болгарском наряду с современной:

Без инфинитива	С остатками инфинитива	Перевод	Примечания
Недей да пишеш	Недей писа	«Не пиши»	Болгарское слово недей состоит из отрицательного префикса не и формы повелительного наклонения глагола «делать», дей. Формы писа, я, зна и да представляют собой остатки старых форм инфинитива (писати, ести, знати, дати). Конструкции, приведённые во втором столбце, встречаются только в разговорной речи, преимущественно в восточных диалектах. Форма «недей яж» состоит из отрицательной формы повелительного наклонения глагола «делать» и повелительной формы глагола «есть». Усечённые формы инфинитива часто совпадают с формами третьего лица единственного числа в аористе, однако последние три примера — редкие случаи, когда этого совпадения не наблюдается.
Недей да ядеш, Недей яж	Недей я	«Не ешь»
Недей да знаеш	Недей зна	«Не знай»
Можете ли да ми дадете?	Можете ли ми да?	«Вы можете мне дать?»

Субъюнктивные предложения

Предложения, состоящие только из глагола в сослагательном наклонении, могут выражать пожелание, просьбу, намерение или предложение.

Приведём примеры перевода на балканские языки высказывания «Иди!» с использованием субъюнктива.

Язык	Перевод	Примечания
македонский	Да одиш!
болгарский	Да отидеш!
сербский (торлакское наречие)	Да идеш!
албанский	Të shkosh!
греческий	Να πας!
цыганский	Te džas!
румынский	Să te duci!	в румынском языке глагол «идти» является возвратным
мегленорумынский	S-ti duţ!
аромунский	S-ti duts!

Прочее

Постпозитивный артикль

Все балканские языки, кроме греческого и цыганского, имеют постпозитивный определённый артикль, то есть присоединяющийся к концу имени (а не к началу, как, например, в английском, немецком и французском). Ни один романский и ни один славянский язык, не принадлежащий к балканскому языковому союзу, не имеет постпозитивного артикля. Он считается инновацией, возникшей либо на общебалканской почве, либо на албанской (и распространившейся оттуда по всему балканскому ареалу). В связи с тем, что в некоторых северных русских говорах используется постпозитивная частица -то, вероятно славянское происхождение данной инновации.

Хотя сам факт наличия постпозитивного артикля объединяет балканские языки, сами эти артикли возникли на основе слов, не относящихся к общебалканскому фонду. Так, румынский артикль произошёл из указательных местоимений, общих для романских языков, а болгарский — из местоимений славянского происхождения.

Язык	Женский род		Мужской род
	неопр. форма	опр. форма	неопр. форма	опр. форма
албанский	shtëpi	shtëpia	qiell	qielli
болгарский	жена	жената	мъж	мъжът
македонский	жена	жената	маж	мажот
румынский	casă	casa	cer	cerul
торлакский	жена	жената	муж	мужот

Числительные

Балканские языки образуют числительные от 11 до 19 по распространённому в славянских языках локативному типу, то есть по схеме <число> + «на» + «десять». Только в греческом и цыганском языках числительные образуются иначе.

Язык	Перевод слова «одиннадцать»	Состав
албанский	njëmbëdhjetë	një + mbë + dhjetë
болгарский	единадесет	един + (н)а + десет
македонский	единаесет	еде(и)н + (н)а + (д)есет
румынский	unsprezece	un + spre + zece < *unu + supre + dece
сербский	једанаест	један + (н)а + (д)ес(е)т

Местоименные клитики

В некоторых балканских языках имеет место местоимённая реприза, то есть помимо имени, выражающего дополнение, в предложении присутствует ещё и местоимение, согласующееся с ним в роде, числе и падеже. Эти местоимения не несут ударения и, следовательно, являются клитиками. Данное явление наблюдается в румынском, греческом, болгарском, македонском и албанском языках. В албанском и македонском такие местоимения полностью грамматикализованы, обязательно сопровождают непрямые дополнения и почти обязательно — прямые. В болгарском дублирующие клитики не являются обязательными, равно как и в греческом, где они нередко дополнительно выражают категорию определённости у дополнения. Считается, что данная инновация возникла в юго-западной Македонии.

Вот перевод фразы «Я вижу Георгия» на балканские языки:

Язык	Перевод
албанский	E shikoj Gjergjin
болгарский	Виждам го Георги (разг. форма; см. примечание)
македонский	Го гледам Ѓорѓи
новогреческий	Τον βλέπω τον Γιώργο
румынский	Îl văd pe George

Примечание. Наиболее нейтральной фразой для болгарского языка будет виждам Георги, однако в разговорной речи может встретиться и форма с клитикой: виждам го Георги. Однако в случае непринуждённой разговорной речи, а также если дополнение выделяется как тема (независимо от стиля), порядок слов меняется с прямого на обратный и добавляется клитика: Георги го виждам.

Прилагательные

Синтетическая форма сравнительной степени прилагательных в балканских языках вытеснена аналитической. Для образования сравнительной степени употребляются следующие префиксы:

• болгарский: по;
• албанский: më;
• румынский: mai;
• цыганский: maj;
• новогреческий: πιό (наряду с несколькими сохранившимися архаичными формами).
• аромунский: (ca)ma

Суффиксы

Для языков ареала характерны несколько общих суффиксов, например, в албанском, греческом, румынском и цыганском имеется уменьшительно-ласкательный суффикс славянского происхождения -ica.

Лексика

Заимствования

Балканские языки имеют несколько сот общих слов, главным образом субстратного, греческого, турецкого и славянского происхождения (заимствования времён Византийской и Османской империй соответственно).

Кроме того, албанский, румынский и болгарский языки имеют множество общих слов различного происхождения.

Источник заимствования	Праформа	Перевод	албанский	болгарский	греческий	румынский	македонский	сербскохорватский
латынь	mensa	«стол»	menca	маса	—	masă	маса	—
фракийский	rompea	«копьё»	rrufë	рофея	ρομφαία	—		—
среднегреческий	λιβάδιον	«луг»	livadhe	ливада	λιβάδι	livadă	ливада	ливада
среднегреческий	διδάσκαλος	«учитель»	dhaskal (mësues)	даскал (разг.)	δάσκαλος	dascăl	даскал (разг.)
среднегреческий	κουτίον	«коробка»	kuti	кутия	κουτί	cutie	кутија	кутија
славянский	*pъrčь	«козёл»	purts	пръч	πούρτσος	purts	прч	прч
турецкий	boya	«цвет, краска»	bojë	боя	μπογιά	boia	боја	боја

Кальки

Помимо прямых заимствований, для балканских языков характерны кальки, то есть буквальные переводы устойчивых выражений и фраз, делавшиеся с одного языка на другой (главным образом — между албанским, македонским, болгарским, греческим и румынским).

Так, глагол «созревать» во многих балканских языках (алб. piqem, рум. a (se) coace, редк. греч. ψήνομαι) образован от корня со значением «выпекать(-ся)» (алб. pjek, болг. a coace, греч. ψήνω).

Ещё одним примером послужит перевод благопожелательной фразы, схожей с русской «многая лета»:

Язык	Перевод
среднегреческий	εις έτη πολλά
новогреческий	χρόνια πολλά
латинский	ad multos annos
аромунский	ti multsã-anj
румынский	la mulţi ani
албанский	për shumë vit
болгарский	за много години
македонский	за многу години

Также существуют параллельные выражения со значением, близким к русскому «хочешь не хочешь».

язык	перевод
болгарский	ще — не ще
греческий	θέλει δε θέλει
румынский	vrea nu vrea
турецкий	ister istemez
сербский	хтео — не хтео
албанский	deshti — nuk deshti
македонский	сакал — не сакал
аромунский	i vrei — i nu vrei

Фонетика

Перечень основных особенностей фонетики, общих для балканских языков:

• наличие неогублённого гласного среднего ряда среднего шва /ə/ или верхне-среднего подъёма:
  • алб. ë; болг. и макед. (диал.) ъ; рум. ă;
  • в румынском и албанском шва восходит к безударному /a/
    • напр.: лат. camisia «рубашка» > рум. cămaşă /kə.ma.ʃə/, алб. këmishë /kə.mi.ʃə/)
  • шва встречается в большинстве македонских диалектов, за исключением западно-центральных (на которых основана литературная норма).
  • в цыганском, ввиду неустоявшейся орфографической нормы, шва передаётся в разных диалектах как колебание между «а», «э» или «ы» (пример: окончание отложительного падежа -тар/тэр/тыр или -дар/дэр/дыр).
• наличие зачатков гармонии гласных, проявляющейся в ударном слоге:
  • в румынском ударные гласные средне-заднего ряда приобретают лёгкий глайд, если в следующем слоге встречается гласный не высокого подъёма;
  • в албанском и болгарском задние гласные перед [i] сдвигаются вперёд.

Данный эффект также наблюдается в греческом, но отсутствует в остальных балканских языках. Нейтральный гласный имеется в румынском, болгарском, албанском и некоторых диалектах македонского и сербского, но отсутствует в греческом и литературном македонском.

Можно отметить также менее распространённые черты, присущие главным образом румынскому и/или албанскому языкам:

• выпадение [l] перед [i] в албанском, румынском и некоторых цыганских диалектах;
• чередование [n] и [r] в албанском и румынском;
• мена [l] на [r] в румынском, греческом, албанском, диалектах цыганского и (крайне редко) в болгарском;
• редукция [o] в [u] в безударных слогах в болгарском, румынском, цыганском и албанском;
• мена [ea] на [e] перед [i] в болгарском и румынском.

См. также

• Палеобалканские языки
• Балканисты

Ссылки

• Du Nay, André [www.hungarian-history.hu/lib/dunay/dunay05.htm The Origins of the Rumanians: Balkan Linguistic Union] (1977).
• Victor A. Friedman. «After 170 years of Balkan Linguistics: Whither the Millennium?», Mediterranean Language Review 12: 1—15, 2000. [humanities.uchicago.edu/depts/slavic/papers/Friedman-170yrsbalkanling.pdf PDF] — обзорная статья (недоступная ссылка)
• Sarah Grey Thomason. [www-personal.umich.edu/~thomason/papers/areas.pdf Linguistic areas and language history] (PDF) (1999). [www.webcitation.org/65bXWiBEo Архивировано из первоисточника 21 февраля 2012].
• Joseph, Brian D. [www.ling.ohio-state.edu/~bjoseph/publications/1999roma.pdf Romanian and the Balkans: Some Comparative Perspectives] (PDF) (1999). [www.webcitation.org/65bXXBh28 Архивировано из первоисточника 21 февраля 2012].
• Rosetti Alexandru. History of the Romanian language (Istoria limbii române). — 2 vols. — Bucharest.
• Russu Ion. The Language of the Thraco-Dacians (Limba Traco-Dacilor). — Bucharest: Editura Ştiinţifică.
• Thomason, Sarah G. Language Contact: An Introduction. Washington, D.C.: Georgetown University Press, 2001, pp. 108-9.
• Tomić, Olga Mišeska [wwwlot.let.uu.nl/GraduateProgram/LotSchools/Summerschool2003/Tomic.pdf The Balkan Sprachbund properties: An introduction to Topics in Balkan Syntax and Semantics] (PDF)(недоступная ссылка — история) (2003). [web.archive.org/20050415194133/wwwlot.let.uu.nl/GraduateProgram/LotSchools/Summerschool2003/Tomic.pdf Архивировано из первоисточника 15 апреля 2005].
• Малый диалектологический атлас балканских языков. Под ред. А. Н. Соболева. Пробный выпуск. München: Biblion Verlag, 2003. Серия лексическая. Том I. Лексика духовной культуры. München: Biblion Verlag, 2005. Серия лексическая. Том II. Человек. Семья. München: Biblion Verlag, 2006. Серия лексическая. Том III. Животноводство. Санкт-Петербург: Наука; München: Otto Sagner Verlag, 2009. Серия грамматическая. Том I. Категории имени существительного. München: Biblion Verlag, 2005.
• А. Ю. Русаков, А. Н. Соболев. [iling.spb.ru/comparativ/persona/sobolev/Sobolev%20Rusakov%202008.pdf Субстанциально-функциональная теория балканского языкового союза и славянские языки]. Доклад к XIV Международному съезду славистов в Охриде, Македония. СПб.: Наука, 2008.
• Andrej N. Sobolev. «Антибалканизмы», 'Južnoslovenski filolog' 2011 [scindeks-clanci.ceon.rs/data/pdf/0350-185X/2011/0350-185X1167185S.pdf PDF]

Отрывок, характеризующий Балканский языковой союз

Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.
Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.
Кроме занятий по именьям, кроме общих занятий чтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это время критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта об изменении наших военных уставов и постановлений.
Весною 1809 года, князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.


По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.


Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.


Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.