Баллу, Эдин

Эдин (Адин) Баллу (англ. Adin Ballou; 23 апреля 1803 — 5 августа 1890) — американский священник, аболиционист, христианский анархист, всю свою жизнь посвятивший проповеди непротивления.

Непротивление злу насилием

Учение о непротивлении злу насилием раскрылось Баллу во всей его гармонии и полноте в 1838 году. Он становится приверженцем христианского непротивления, но не слепым и иррациональным в своем поведении, а с твердым убеждением в том, что истинное христианское непротивление — это не пассивность, не безразличие к тем, кто делает зло, а воздержание от любого применения вредной, неблаготворной силы, как и от любого действия, слова, чувства по отношению к делающим зло, если все это может нанести вред их телу, разуму или духу. В том же, 1838 году, Баллу был принят и опубликован «Образец практического христианства».

Община

В 1841 году Баллу с тридцатью последователями организовал Общину в Hopedale, недалеко от Бостона. «Это было строго практическое христианское движение, — писал унитарианский пастор и ученик Баллу Ж. Л. Уилсон (1858—1921), — вдохновленное учением Нового Завета. Они стремились осуществлять на практике такие заповеди Христа, как — не противься злому, возлюби врагов своих и т. д.». В течение первых четырнадцати лет община процветала, увеличилось число её членов до трехсот человек. Все они размещались в пятидесяти домах на пятидесяти акрах земли, с часовней, библиотекой, школой, магазинами. По словам членов общины, это была удивительно красивая деревня с хорошими, аккуратными улицами и домами. Капитал общины составлял девяносто тысяч долларов.

Жена Баллу Люси помогала составлять и редактировать работы своего мужа, сын Эдин Аугустус работал в типографии и издавал информационный бюллетень, дочь Эбби преподавала в школе в Hopedale.

В течение ряда лет Баллу путешествовал по Новой Англии, читая лекции по теории христианского непротивления и практическому применению этих идей. В 1843 году он становится президентом «Общества Непротивления Новой Англии».

Баллу прочел ряд лекций против рабства: в 1846 году — в Пенсильвании, а в 1848 году — в Нью-Йорке, на протяжении ряда лет сотрудничал с У. Л. Гаррисоном, основателем «Американского Общества борьбы с рабством».

Последние годы

К 1856 году из-за финансовых и моральных трудностей община была распущена. Собственность общины была приобретена наиболее богатыми её членами, и с тех пор община в Hopedale стала обыкновенной деревней, а сам Баллу — обычным священником.

Но её основатель выдержал все невзгоды и потрясения, продолжая в течение многих лет с немногими последователями осуществлять на практике те великие идеи, на которых и была основана община. Из-под пера Баллу вышел целый ряд книг и брошюр. Список опубликованных работ насчитывает пятьдесят названий, среди них — «Христианское непротивление» (1846), «Практический христианский социализм» (1854) и др.

В последние годы Баллу был сосредоточен на написании заключительного труда своей жизни — «Автобиографии», в предисловии к которой он пишет: «Я не был человеком, жизнь которого сопровождает успех, а скорее во многих отношениях — неудачником. И не потому, что мои усилия, принципы, идеалы и планы были предосудительны и недостойны, а потому, что они предвосхищали условия и средства, необходимые для их достижения. Мои надежды были слишком настойчивы и оптимистичны, моя цель была слишком высока для немедленной реализации и мой путь был омрачен разочарованием и печалью».

Л. Н. Толстой об Э. Баллу

Лев Николаевич Толстой, находившийся с Эдином Баллу в переписке, назвал его одним из истинных апостолов нового времени. Книги и брошюры Э. Баллу, хранящиеся в яснополянской библиотеке, позволяют нам составить представление о масштабах его личности, размахе религиозно-общественной деятельности и, конечно, в первую очередь — осмыслить интерес Толстого к его духовному пути и проповеди непротивления. «В сочинениях этих, прекрасных по ясности и красоте изложения, вопрос рассмотрен со всех возможных сторон», — так написал Лев Николаевич в своем сборнике «Круг чтения», представляя читателю фрагмент из «Катехизиса непротивления» Э. Баллу.

Дневниковые записи американского пацифиста, включенные в последние главы его «Автобиографии», свидетельствуют о его преимущественном интересе к творчеству русского писателя. Первое упоминание о Толстом появилось в дневнике Баллу 16 февраля 1886 г. На страницах американского журнала «Arena» за 1890 г., хранящегося в яснополянской библиотеке, Л. Уилсон опубликовал почти полностью переписку Толстого и Баллу, тем самым дав возможность читателю сравнить, как два последователя учения о непротивлении злу насилием смотрят на это учение. Несмотря на некоторые расхождения во взглядах, которые прояснились в результате переписки, оба с глубоким уважением относились друг к другу, и только смерть Эдина Баллу помешала дальнейшему развитию их духовного общения.

После смерти Баллу Толстой, не считая их разногласия принципиальными, поднимаясь над ними и видя лишь то главное, что объединяло их в едином стремлении практического осуществления христианского учения, настойчиво пропагандировал труды Баллу, хлопотал о переводе и издании одной из самых важных его книг — «Христианское непротивление». Эпистолярный диалог о теории и практике непротивления, состоявшийся между Толстым и Баллу, позволяет говорить об определенной общности, близости религиозных и этических взглядов, которые предопределили глубочайший интерес и уважение Толстого к Баллу на протяжении последних двух десятилетий его жизни.

Цитаты

• «…один человек не должен убивать. Если он убил, он преступник, он убийца. Два, десять, сто человек, если они делают это, — они убийцы. Но государство или народ может убивать, сколько он хочет, и это не будет убийство, а хорошее, доброе дело. Только собрать побольше народа, и бойня десятков тысяч людей становится невинным делом. Но сколько именно нужно людей для этого?»
• «…следовать учению непротивления трудно, но легко ли следовать учению борьбы и возмездия?… прочтите описание одного из тех ста тысяч сражений, которые вели люди в угоду закона борьбы. На этих войнах убито несколько миллиардов людей, так что в каждом из тех сражений загублено больше жизней, перенесено больше страданий, чем бы их накопилось веками по причине непротивления злу».

См. также

• Гаррисон, Уильям Ллойд
• Толстой, Лев Николаевич
• толстовство
• ненасилие
• пацифизм
• Унитарианская церковь

Ссылки

• [www.adinballou.org Сайт друзей Эдина Баллу] — биография, библиография, тексты основных произведений Баллу (англ. ).
• [www.krotov.info/lib_sec/02_b/al/u.htm Сочинения А. Баллу в библиотеке Я. Г. Кротова]

Сочинения

• Балу А. «Учение о христианском непротивлении злу насилием». М., «Посредник», 1908.
• Балу А. [www.krotov.info/lib_sec/02_b/al/u.htm «Катехизис непротивления» и фрагменты других произведений]
• Баллу Э. и Толстой Л. Н. [feb-web.ru/feb/tolstoy/critics/nta/nta-278-.htm «Переписка» (1889—1890)] // «Неизвестный Толстой в архивах России и США», М., АО «ТЕХНА-2», 1994

Литература

• Осипова Э. Ф. «Американские трансценденталисты и Л. Н. Толстой» // Вестн. Ленингр. ун-та — 1980.— № 8.
• Иванов В. М. [www.nekij.info/HTML/Library/Sborniki/Books/Principy%20nenasilija/Ivanov.html «Христианство и ненасилие»] (недоступная ссылка с 11-05-2013 (3996 дней)) // «Принципы ненасилия», М., «Прогресс», 1991.
• Алексеева Г. В. «Лев Толстой и Эдин Баллу о теории и практике непротивления» // «Яснополянский сборник», 1998. Тула, 1999.

Отрывок, характеризующий Баллу, Эдин

Рядом с Денисовым, также в бурке и папахе, на сытом, крупном донце ехал казачий эсаул – сотрудник Денисова.
Эсаул Ловайский – третий, также в бурке и папахе, был длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый человек, с узкими светлыми глазками и спокойно самодовольным выражением и в лице и в посадке. Хотя и нельзя было сказать, в чем состояла особенность лошади и седока, но при первом взгляде на эсаула и Денисова видно было, что Денисову и мокро и неловко, – что Денисов человек, который сел на лошадь; тогда как, глядя на эсаула, видно было, что ему так же удобно и покойно, как и всегда, и что он не человек, который сел на лошадь, а человек вместе с лошадью одно, увеличенное двойною силою, существо.
Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
Лошадь Денисова, обходя лужу, которая была на дороге, потянулась в сторону и толканула его коленкой о дерево.
– Э, чег'т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.
«Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня – из под носа захватит добычу кто нибудь из больших партизанов», – думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.
Выехав на просеку, по которой видно было далеко направо, Денисов остановился.
– Едет кто то, – сказал он.
Эсаул посмотрел по направлению, указываемому Денисовым.
– Едут двое – офицер и казак. Только не предположительно, чтобы был сам подполковник, – сказал эсаул, любивший употреблять неизвестные казакам слова.
Ехавшие, спустившись под гору, скрылись из вида и через несколько минут опять показались. Впереди усталым галопом, погоняя нагайкой, ехал офицер – растрепанный, насквозь промокший и с взбившимися выше колен панталонами. За ним, стоя на стременах, рысил казак. Офицер этот, очень молоденький мальчик, с широким румяным лицом и быстрыми, веселыми глазами, подскакал к Денисову и подал ему промокший конверт.
– От генерала, – сказал офицер, – извините, что не совсем сухо…
Денисов, нахмурившись, взял конверт и стал распечатывать.
– Вот говорили всё, что опасно, опасно, – сказал офицер, обращаясь к эсаулу, в то время как Денисов читал поданный ему конверт. – Впрочем, мы с Комаровым, – он указал на казака, – приготовились. У нас по два писто… А это что ж? – спросил он, увидав французского барабанщика, – пленный? Вы уже в сраженье были? Можно с ним поговорить?
– Ростов! Петя! – крикнул в это время Денисов, пробежав поданный ему конверт. – Да как же ты не сказал, кто ты? – И Денисов с улыбкой, обернувшись, протянул руку офицеру.
Офицер этот был Петя Ростов.
Во всю дорогу Петя приготавливался к тому, как он, как следует большому и офицеру, не намекая на прежнее знакомство, будет держать себя с Денисовым. Но как только Денисов улыбнулся ему, Петя тотчас же просиял, покраснел от радости и, забыв приготовленную официальность, начал рассказывать о том, как он проехал мимо французов, и как он рад, что ему дано такое поручение, и что он был уже в сражении под Вязьмой, и что там отличился один гусар.
– Ну, я г'ад тебя видеть, – перебил его Денисов, и лицо его приняло опять озабоченное выражение.
– Михаил Феоклитыч, – обратился он к эсаулу, – ведь это опять от немца. Он пг'и нем состоит. – И Денисов рассказал эсаулу, что содержание бумаги, привезенной сейчас, состояло в повторенном требовании от генерала немца присоединиться для нападения на транспорт. – Ежели мы его завтг'а не возьмем, они у нас из под носа выг'вут, – заключил он.
В то время как Денисов говорил с эсаулом, Петя, сконфуженный холодным тоном Денисова и предполагая, что причиной этого тона было положение его панталон, так, чтобы никто этого не заметил, под шинелью поправлял взбившиеся панталоны, стараясь иметь вид как можно воинственнее.
– Будет какое нибудь приказание от вашего высокоблагородия? – сказал он Денисову, приставляя руку к козырьку и опять возвращаясь к игре в адъютанта и генерала, к которой он приготовился, – или должен я оставаться при вашем высокоблагородии?
– Приказания?.. – задумчиво сказал Денисов. – Да ты можешь ли остаться до завтрашнего дня?
– Ах, пожалуйста… Можно мне при вас остаться? – вскрикнул Петя.
– Да как тебе именно велено от генег'ала – сейчас вег'нуться? – спросил Денисов. Петя покраснел.
– Да он ничего не велел. Я думаю, можно? – сказал он вопросительно.
– Ну, ладно, – сказал Денисов. И, обратившись к своим подчиненным, он сделал распоряжения о том, чтоб партия шла к назначенному у караулки в лесу месту отдыха и чтобы офицер на киргизской лошади (офицер этот исполнял должность адъютанта) ехал отыскивать Долохова, узнать, где он и придет ли он вечером. Сам же Денисов с эсаулом и Петей намеревался подъехать к опушке леса, выходившей к Шамшеву, с тем, чтобы взглянуть на то место расположения французов, на которое должно было быть направлено завтрашнее нападение.
– Ну, бог'ода, – обратился он к мужику проводнику, – веди к Шамшеву.
Денисов, Петя и эсаул, сопутствуемые несколькими казаками и гусаром, который вез пленного, поехали влево через овраг, к опушке леса.


Дождик прошел, только падал туман и капли воды с веток деревьев. Денисов, эсаул и Петя молча ехали за мужиком в колпаке, который, легко и беззвучно ступая своими вывернутыми в лаптях ногами по кореньям и мокрым листьям, вел их к опушке леса.
Выйдя на изволок, мужик приостановился, огляделся и направился к редевшей стене деревьев. У большого дуба, еще не скинувшего листа, он остановился и таинственно поманил к себе рукою.
Денисов и Петя подъехали к нему. С того места, на котором остановился мужик, были видны французы. Сейчас за лесом шло вниз полубугром яровое поле. Вправо, через крутой овраг, виднелась небольшая деревушка и барский домик с разваленными крышами. В этой деревушке и в барском доме, и по всему бугру, в саду, у колодцев и пруда, и по всей дороге в гору от моста к деревне, не более как в двухстах саженях расстояния, виднелись в колеблющемся тумане толпы народа. Слышны были явственно их нерусские крики на выдиравшихся в гору лошадей в повозках и призывы друг другу.