Балов, Мухадин Фицевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Мухадин Фицевич Балов (25 декабря 1923, село Кенже, Кабардино-Балкарской АССР — 1984, Нальчик) — кабардинский композитор, первым положивший народную адыгскую музыку на ноты.



Биография

Мухадин Балов родился 25 декабря 1923 года в селении Кенже Кабардино-Балкарской АССР. В 1946—50 учился в Ленинградской консерватории по классу композиции (руководитель — Ю. В. Кочуров).

В разные годы преподавал в Музыкальной школе Нальчика, был дирижёром городского духового оркестра.

Создал первую кабардинскую национальную оперу — «Мадина» (совм. с X. Я. Кардановым, 1970, Муз. театр, Нальчик).

Сочинения

  • Оратория «Песни моей Родины» (1967);
  • Реквием (1965);
  • для орк. — симфония (1968);
  • Симфониетта (1966);
  • 2 сюиты — «Кызбурун» (1959) и «Канамат и Касбулат» (1961);
  • Поэмы «Кабардино-Балкария» (1963), «В степи Донской» (1964), «Вечно живые» (1965), «Красные джигиты» (1970);
  • для дет. хора и солиста — сюита «Мы будем жить в коммунизме» (1963);
  • марши и пьесы для духового оркестра, романсы, песни.

Источник

  • Музыкальная энциклопедия в 6 тт., 1973—1982).

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Напишите отзыв о статье "Балов, Мухадин Фицевич"

Отрывок, характеризующий Балов, Мухадин Фицевич

В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.