Балтийский гербовник
Поделись знанием:
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.
Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.
С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.
Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.
Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.
Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Балтийский гербовник | |
Baltisches Wappenbuch. Wappen sämmtlicher, den Ritterschaften von Livland, Estland, Kurland und Oesel zugehöriger Adelsgeschlechter | |
Автор: |
Карл Арвид фон Клингспор |
---|---|
Жанр: |
Геральдический справочник |
Язык оригинала: | |
Оригинал издан: | |
Издатель: |
F. & B. Beijer, Stockholm |
Страниц: |
237 |
[personen.digitale-sammlungen.de/baltlex/Band_bsb00000445.html Электронная версия] |
Балтийский гербовник (Baltisches Wappenbuch) — гербовник остзейского дворянства, изданный в 1882 г. в Стокгольме на немецком языке.
Подготовкой издания руководил Рейхсгерольд королевства Швеция Карл Арвид фон Клингспор (1829—1903). Рисунки гербов выполнил профессор Адольф Маттиас Гильдебрандт (1844—1918).
На 133-х листах цветных иллюстраций представлены 798 (по 6 на листе) гербов рыцарства Лифляндии, Курляндии, Эстляндии и острова Эзель. Книга с золотым обрезом, заключена в переплет бордового цвета с золотым тиснением.
Список родов, включенных в гербовник
Перечень родов по алфавиту: |
А
Б
- бароны Багге-аф-Боо
- Багговут
- Байер и нем. Bayer von Weisfeldt
- Балашовы
- Балугьянский
- Бандемер
- графы Барановы
- князья Барклай де Толли и Барклай де Толли-Веймарны
- Барлевен нем. von Barlowen
- де ля Барре</span>ruet
- Барш, Барс
- Бартоломей
- Бассевиц (нем. Bassewitz)
- Баумгартен
- Бах нем. von Bach
- Бегагель фон Адлерскрон нем. Behaghel von Adlerskron
- князья Безбородко
- Бекерн нем. von Beckern
- Беклешовы
- бароны Беллингсгаузены
- Беловы
- бароны Бельские
- Бенкендорфы
- бароны Бер
- графы Берг
- бароны цум Берге
- Бергхольц
- Берендс нем. von Berends
- Беренсы
- Беренс фон Раутенфельд нем. Berens von Rautenfeld
- Беркен
- Бернеры
- Беттигер
- Бёттихер
- Бибиковы
- Билл нем. von Bill oder Biel
- Бильдерлинг
- Бинеман фон Биненштам нем. Bienemann von Bienenstamm[1]
- графы Бироны
- бароны Бистром
- Бланкенгаген нем. von Blanckenhagen
- бароны Бломберг
- графы Блудовы
- Блумен нем. von Bluhmen
- графы Бобринские
- Бодендик нем. von Bodendieck
- Бодиско
- Бойе
- Бок (эст. Bock (Lahmuse))
- Болен</span>rude
- Болто фон Гогенбах нем. Boltho von Hohenbach
- Большвинг
- Борнеман нем. von Bornemann
- Борхи и графы Borch-Lubeschutz
- Брадке
- Бракель</span>rude
- Брандт нем. von Brandt
- Браш
- Бреверны и графы Бреверн де Лагарди
- Бреда нем. von Breda oder Bredal
- графы Брель-Плятеры
- Бремен</span>ruet
- Брёмзен</span>rusv
- Бригенер (Брюггенер) нем. von Brüggener
- Бриммер нем. Von Brummer a. d. H. Warrang
- Бринкены
- Брискорн
- Брокгаузен
- графы Броуны-Камю
- Брукендаль
- Брукен-Фок нем. von Brucken gennant Fock
- бароны Брунновы
- бароны Брюггены
- графы Брюль</span>rude
- Брюммер (Бриммер)
- бароны Брюнинг
- Будберги и бароны Bonninghausen-Budberg
- бароны Будде</span>rude
- Будденброки
- графы и бароны Буксгевдены
- Бунге
- Бурмейстеры</span>ruet
- Буссен
- графы и бароны Бутлеры
- графы Бутурлины
- бароны Бухгольцы
- Бэр
- Бюловы
В
- Вагнер
- Вален нем. von der Wahlen
- Валуевы
- Валь
- Вальден нем. von Walden
- Вальтер
- Вангерсгейм</span>ruet
- Варден нем. von der Warden
- Варденберг нем. von Wardenberg
- Вартман</span>ruet
- князья Васильчиковы
- Вассерман швед. von Wassermann[2]
- Вахтен
- графы Вахтмейстер
- Веймарны
- Вейс нем. von Weiß
- бароны Вейсман фон Вейсенштейн
- Вейсман нем. von Weißmann
- графы Венге-Ламсдорф
- Венден</span>rude
- Вендрих
- Весс нем. von Weß
- Вессель нем. von Wessel
- бароны Ветберг
- Видау</span>rude
- Вильбоа нем. von Villebois
- Вильдеман нем. von Wildemann
- Вилькен
- Вистингаузен
- Витте фон Виттенгейм
- Виттен
- князья Волконские
- бароны Вольф
- Вольфельд
- Вольфеншильд
- графы Воронцовы
- бароны Врангели
- бароны Вреде
- Врисберг нем. von Wrisberg
- графы Вршовцы герба Равич
- Вульф
- Вульфсдорф</span>ruet
- герцог Вюртембергский нем. Herzog von Würtemberg
- князья Вяземские
- графы Вязмитиновы
Г
- бароны Гаарен
- Габель (швед. von Gavel)
- князья Гагарины
- Гагемейстеры</span>ruet
- Гагман
- Гайль</span>rufr
- Галау нем. von Galau
- Гален-Гальсвиг</span>rude
- бароны Ган
- Гандринг нем. von Handring
- Гандтвиг (эст. Handtwig)
- бароны Ганенбом нем. Baron Hahnebohm
- Ганенфельдт нем. von Hahnenfeldt
- Гансен нем. von Hansen[3]
- Ганскау
- графы де ла Гарди
- Гарпе
- Гарреян-Гарриен нем. von Harreyan, genannt Harrien
- Гастфер
- Гаудринг нем. von Haudring
- Гедеман нем. von Hedemann
- графы Гейден
- бароны Гейкинг
- Геллер нем. von Heller
- Гельвиг
- Гельмерсен
- Гельфрейхи
- Геннинг</span>rupl
- Геринген нем. von Heringen
- Гернгросс
- Гернер</span>rupl
- Гернеты
- Гертель нем. von Hertel
- Герцдорфы
- Гершау бароны
- Гилленшмидт
- Гильдебрандт нем. von Hildebrandt
- Гильденгофы
- Гильденштуббе
- Гильхен
- Гинцель нем. Von Günzell
- Гиршгейд</span>rude
- Глазенапы
- Гогенастенберг-Вигандт
- Гойнинген-Гюне
- князья Голицыны
- графы Головины
- графы Головкины
- Голубцовы
- Гольмдорф нем. von Holmdorff
- бароны Гольстингаузен
- Гольштейн-Бек нем. Herzog von Holstein-Beck
- Гор нем. von Gohr
- князья Горчаковы
- Гоф нем. von Hoff
- Гоэс, Гёс (швед. Goës)
- графы Граббе
- Грагман швед. von Grahmann
- Грандидье фр. Grandidier
- Грасс швед. von Graß
- Гримберг-Альтенбокум нем. Von dem Grimberg gennant Altenbokum
- бароны Гротгус
- Гроте нем. Grote (Adelsgeschlecht)
- Гротенгельм
- Грюневальдт
- Гурьевы
Д
- Даль нем. von Dahl
- Данзас
- Данненштерн
- Дашковы
- бароны Деллингсгаузен
- бароны Дельвиг
- Демидовы
- Ден
- князья и графы Денгофы
- Дермонт-Сивицкие польск. Dermont-Siwicki
- Дерпер нем. von Dörper
- Дерфельден
- бароны Дершау
- графы и бароны Дибич
- Динграбен нем. von Dinggraben
- бароны Дистерло
- Дитмары
- бароны Диц нем. von Dietz
- князья Долгоруковы
- бароны Дортезен
- бароны Драхенфельс
- Древник нем. von Drewnick
- Дрейлинг
- Дрентельн
- Дубельт
- графы Дугласы
- графы Дунтен
- Дюгамель
- Дюкер
Е
Ж
- Жеребцовы
- бароны Жирар-де-Сукантон
- Жуковские
З
- бароны Зальца
- бароны Засс
- Зеге-фон-Лауренберг
- бароны Зеефельд
- Зейдлицы</span>rude
- Зенгбуш</span>rude
- Зессвеген-Гильденбоген нем. Von Sesswegen gennant Güldenbogen
- графы Зиберг zu Wischling
- Зильберарм</span>ruet
- Зильбергарниш</span>ruet
- Зоммер нем. von Sommer
- Зоричи
- графы и князья Зубовы
И
- бароны и графы Игельстрем
- бароны Икскуль-Гильденбандты
- бароны Икскюли
- Йегер нем. von Jäger (Jaeger)
К
- Кавер нем. von Kawer
- Кадеус нем. von Cahdeus
- Кален нем. von Kahlen, a.d.H. Seltinghof
- Кальман нем. von Kallmann
- бароны Кампенгаузен
- графы Канкрины
- бароны Каульбарс
- бароны и графы Кейзерлинги
- бароны Келер
- графы Келлеры
- Кенигсек</span>rude
- графы Кёнигсфельс
- Керсенбройк</span>rude
- Кесслер нем. von Keßler
- бароны и графы Кетлеры
- Кивель фон Кифельштейн нем. Kiewel von Kiefelstein
- Кирхнер нем. von Kirchner
- графы Киселёвы
- Китер нем. von Kieter
- Клапье де Колонг
- бароны Клебек
- Клейн нем. von Klein
- графы Клейнмихели
- бароны и графы Клейст
- Клик[4] швед. von Klick
- Клингштедт[5]
- бароны Клодт фон Юргенсбург
- бароны Клопман
- Клот
- Клуген
- Клювер нем. von Klüver
- Клюпфель нем. von Klüpffel
- бароны Клюхтцнер
- бароны Кнабенау нем. von Knabenau
- бароны Книгге
- Knorre oder Knorring[6]
- Кнорринг
- Козодавлевы
- Кокен фон Гринбладт нем. Kocken von Grünbladt
- Колтовские
- Коморовские
- Корбмахер швед. von Korbmacher[7]
- бароны и графы Корфы, бароны Schmysingk gennant Korff
- бароны и графы Коскуль
- Кохиус
- графы Коцебу
- графы Кочубеи
- Крамер
- Крафтинг[8] швед. von Kraefting
- Креген нем. von Kraehen
- Крегер нем. von Kröger
- Крейц
- графы Крейц
- Креш, Креуш нем. von Kreusch
- бароны Криденер, Крюденер
- Кронманн[9] швед. von Cronmann
- Крузе</span>rude
- Крузенштерны
- Круммес нем. von Krummes
- Кубе[10] нем. von Cube
- князья Куракины
- Курселль
- графы Кутайсовы
- Кюнрат[11] нем. von Kühnrath
Л
- Лагерштерна[12] швед. von Lagerstierna (Lagerstjerna)
- графы Ламберт
- Ландсберги
- Лантингсгаузен</span>ruet
- графы Ласси
- Лаув нем. von Lauw
- Лаудон и бароны Лоудон
- Лауниц
- Лебель-Леубель</span>rude
- графы Левашовы
- Лёве (Лёвен)[13] швед. von Loewe oder Löwen
- бароны и графы Лёвенвольде
- графы Левендаль
- Левенштерны
- Левис-оф-Менар
- Ледебюр</span>rude
- Лепковские герба Домброва польск. Lepkowski (Łępkowski)
- Лепс нем. von Leps
- Лескен нем. von Lescken
- бароны Лефорт
- Лешерн фон Герцфельд
- бароны, графы и князья Ливены
- Лидер</span>ruet
- Лизандер
- Лилиенфельды
- Линген</span>ruet
- Линден нем. von Linden
- Рехенберг-Линтен (Линтен)
- Липгарт
- графы Литке
- Логаузен-Сольдербах нем. von Lohausen gennant Solderbach
- Ломаны[14] нем. von Lohmann
- Лоде
- Лудер (Людер) нем. van Lüder
- Людвиг[15] польск. Ludwig Baron
- бароны Людингаузен-Вольф
- Люце
М
- бароны Майдели
- бароны Малама
- бароны Мальтиц
- Мандерштерн
- Манекен[16] швед. von Maneken
- графы Мантейфель, бароны Mannteuffel gennant Szoege
- Масловы
- бароны и графы Медемы
- Меерфельдт</span>rude
- бароны Меершейд-Гиллессем
- бароны Мейендорфы
- Мейер и Мейер-Раутенфельс нем. von Meyer gennant Rautenfels
- Мейнерс швед. von Meiners
- Мейснеры
- Мекк
- графы Меллин
- бароны и графы Менгдены
- Мензенкампф
- Менцель нем. von Mentzel
- князья Меншиковы
- Местмахеры
- Миддендорфы
- Миквиц
- фон Цур-Милен
- графы Минихи
- Минстер, Мюнстер нем. Von Münster a.d.H. Brachting, a.d.H. Sallensee und Ilsensee
- бароны и графы Мирбах
- Михельсон
- Моллер
- Молль
- Молчановы
- графы Мордвиновы
- Мореншильд
- Муравьевы
- Мюллер нем. von Müller a.d.H. Blumbergshof, a.d.H. Immofer, a.d.H. Runda, vormals gennant Rautenfels, a.d.H. Rüssel
- Мюнхгаузены
Н
- Нагель
- Нандельстад[17] швед. von Nandelstadh
- Насакины
- графы Наленч-Малошинские и Рачина-Рачинские (Nałęcz z Maloszyna i Raczyna-Raczynski)
- Неффы
- графы Нессельроде
- графы Неттельгорст
- Нейгоф фон дер Лей</span>rude
- графы Нироды
- бароны Нолькен
- бароны Нольде
- Нотельфер (Нотгельфер) нем. von Nothelfer
- Новосильцевы
- Нумерс
О
- бароны Оффенберг
- Ольденбург
- Олиц нем. von Olitz
- графы Олсуфьевы
- бароны Оргис-Рутенберг
- графы и князья Орловы
- графы О’Рурк
- Остен, бароны, графы и князья Остен-Сакены
- графы Остерманы
- Овандеры нем. von Ovander
П
- бароны и графы Палены
- Пальменбах
- Пальмштраух</span>rusv[18]
- Пандеры[19]
- графы Панины
- Паскау[20] польск. Paskau
- графы Паскевичи
- Паткуль
- Пауфлеры нем. von Pauffler
- маркизы Паулуччи
- Пайкуль
- фон Петц</span>ruet
- Пфейль и Пиль-Пфейль нем. von Piele gennant Pfeil
- бароны Пфейлицер-Франк
- Пьяттоли нем. von Piattoli
- Пипеншток нем. von Piepenstock
- бароны Пиллар фон Пильхау
- Пистолькорс
- Плеттенберги</span>rude
- Польман
- Поль
- Поссе швед. Posse
- Пребстинг (эст. Pröbsting)
- Прейз[21] швед. von Preis
- Приауда см. Тидебель
- бароны Путткаммер
Р
- Рааб-Тилен
- Радебандт нем. von Radebandt
- бароны Раден
- Радинг
- Рамм
- Раппе</span>rude (Рапп)
- фон Расс</span>ruet
- бароны и графы Ребиндеры
- Редкенгоф швед. von Redkenhoff
- Рейбницы</span>rude
- Рейер[22] швед. von Reiher oder Reyer
- Рейснер
- Рейц нем. von Reutz
- Рейтерны
- Рейхардты нем. von Reichardt
- бароны Рекке
- Рёмер
- Ремлинген швед. von Römlingen
- бароны Ренне
- Ренненкампфы
- Рентельн нем. von Renteln
- Ререн швед. von Rehren
- Ретгер фон Бекер нем. Roetger (Rötger) von Becker
- Рехенберг</span>rude
- графы Рибопьер
- графы Ридигер
- Ридингер
- Ризенкампф-Регекампф
- Рикман нем. von Rickmann
- Рингемут
- Риттерн (эст. Rittern)
- Рихтеры
- Розенбах
- бароны Розенберг
- бароны Розенкампф
- Розенталь[23] нем. von Rosenthal
- бароны Розены
- Рокоссовские
- бароны Ропп
- бароны Россильон
- Роткирх
- Рубуш нем. von Rubusch
- Руден швед. Baron Ruden
- Руктешель</span>ruet
- Руммель
- Румп нем. von Rump
- графы Румянцевы
- Рунген нем. von Rungen
С
- Самсон-фон-Гиммельшерна
- графы и князья Сайн-Витгенштейн-Берлебург
- бароны и графы Сиверсы
- бароны Симолин
- Ског[24] швед. von Skogh
- Смиттены</span>ruet
- графы zu Сольмсы und Tecklenburg
- Спальхабер нем. von Spalchaber
- графы Сперанские
- Спиридовы
- Стааль
- бароны Сталь фон Гольштейн
- графы Стенбок-Фермор
- Струковы нем. von Strukoff (Struckoff)
- графы Строгановы
- графы Суворовы-Рымникские, князья Италийские
Т
- Таубе
- бароны Таубе
- Тауберт[25] [26]нем. von Taubert
- Тейс нем. von Teus
- Тилау нем. von Thilau
- Тор-Гакен нем. von Thor-Hacken
- Тидебель
- Тидевиц нем. von Tiedewitz
- бароны и графы Тизенгаузены
- Тиннен нем. von der Tinnen
- Типпельскирхи</span>rude
- Тольк-Энгель нем. von Tolck gennant Engel
- бароны и графы Толь
- Торк нем. von Torck
- Торклус нем. von Torklus
- бароны Торнау
- Тотлебены
- Транквиц нем. von Trankwitz
- Трансеге</span>rulv
- Траубенберг, бароны Рауш фон Траубенберг
- Трейден</span>rude
- Тритгоф (эст. Tritthof)
- de la Тробе
- Тромповские нем. von Trompoffski, Trompowsky
- Трощинские
- Тротта-Трейден
- князья Трубецкие
- Тризны герба Карп
- Тунцельман
- графы Тышкевичи
У
Ф
- Фегезак
- бароны Фёлькерзам
- бароны и графы Ферзен
- графы Ферморы
- Фик (эст. Fick)
- Финк фон Финкенштейн
- Финкенауген нем. von Finkenaugen
- бароны Фиркс
- бароны Фитингоф gennant Scheel
- Фишбах (эст. Fischbach)
- Фишер
- Фишеры a. d. H. Bizehden
- Флеминги
- Фок (эст. Fock)
- Фохт (Фогт)
- Фрейман швед. von Freymann
- бароны Фрейтаг фон Лорингофен
- Фридерици (эст. Friederici)
- Фризель
- Фризендорф
- Фрике[27] польск. Fricke
- Фромгольд[28] нем. von Fromhold
- Фукс швед. von Fuchs
- бароны Функ
- Функе швед. von Funcke
- Фюрстенберги
Х
Ц
- Цеге-фон-Мантейфели
- Цеддельман
- бароны Цеймерны и Ceumern-Lindenstjerna
- Цекель нем. von Zoeckell
- Циммерманы
Ч
Ш
- Штейн
- Шаренберг</span>ruet
- Шафгаузен-Шенберг-Эк-Шауфус (Шафгаузен)
- князья Шаховские-Глебовы-Стрешневы
- Швабен нем. Schwawe (Adelsgeschlecht)
- Шваненберг швед. von Schwanenberg
- Шварцгоф нем. von Schwartzhoff
- Швебс (эст. Schwebs)
- Швенгельм</span>ruet
- Шверин</span>rude
- Шейман нем. von Scheumann
- Шейнфогель
- Шелкинг[29] польск. Schelking
- Шенкинг нем. von Schenking
- бароны Шеппинг
- графы Шереметьевы
- бароны Шиллинги и графы Schilling Schillingshof
- Ширман (эст. Scheurmann)
- Ширштадт нем. von Schierstädt
- бароны Шлиппенбах и графы Schlippenbach-Skoefde
- Шольц или Шульте-Шнудензее нем. Von Scholtz oder Schulte a.d.H. Schnudensee
- Шонерт[30] польск. Schonert
- Шрадер нем. von Schrader
- Шредер
- Шредерс[31] нем. von Schroeders
- Шрейтер-фон-Шрейтерфельд швед. Schreiter von Schreiterfeld
- Штаден нем. von Staden
- бароны и графы Штакельберги
- Штанеке нем. von Stanecke
- Штареншильд[32] нем. von Stahrenschild
- Штаркен швед. von Starcken
- Штауден[33] швед. von Stauden
- Штеглинг[34] швед. von Stegling
- бароны Штейнгейль
- Штейнрат нем. von Steinrath
- бароны Штемпель
- Штернгельм</span>rusv
- Штернфельдт швед. von Sternfeldt
- Штерншанц[35] нем. von Sternschantz
- Штернштраль[36] нем. von Sternstrahl
- бароны Штиглицы
- Штикгорст нем. von Stickhorst
- Штрандман</span>rude
- Штрейтгорст нем. von der Streithorst
- Штрельборн</span>ruet
- Штрик</span>rude
- Штрокирх[37] нем. von Strokirch
- бароны Штромберг gennant Stromberg
- Шуберты
- графы Шуваловы
- Шульман</span>ruen
- Шульте нем. von Schulte a.d.H. Islitz, a.d.H. Schnudensee
- Шультцен нем. von Schultzen a.d.H. Adjamünde und Lupppert-Rentzen
- бароны Шульц фон Ашераден
- Шульцы (-Везерсгоф, -Клейстенгоф, -Зеленгоф)
Э
Я
- графы Ягужинские
- Янкевич нем. von Jankiewitz
- Ярмерштедт швед. von Jarmersted
Напишите отзыв о статье "Балтийский гербовник"
Примечания
- ↑ [www.bbl-digital.de/eintrag/Bienemann-1/ Bienemann] в словаре Baltisches Biographisches Lexikon digital (нем.)
- ↑ [gerbovnik.ru/arms/3567 Герб Вассерманов]
- ↑ [gerbovnik.ru/arms/2515 Герб рода дворян Ганзен]
- ↑ [www.adelsvapen.com/genealogi/Klick_nr_1833 Klick nr 1833]
- ↑ [www.ra.ee/apps/vapid/index.php?act=vapp&id=205&lang=de Von Klingstaedt]
- ↑ не путать с Кнорре (род)
- ↑ [www.adelsvapen.com/genealogi/Von_Korbmacher_nr_1836 Von Korbmacher nr 1836]
- ↑ [www.meintgens.de/krech/krechgen/biographie/kraefting.htm Der schwedische, 1668 geadelte Kräfting-Zweig]
- ↑ [www.adelsvapen.com/genealogi/Cronman_nr_748 Cronman nr 748]
- ↑ [www.bbl-digital.de/eintrag/Cube,-v./ von Cube] в словаре Baltisches Biographisches Lexikon digital (нем.)
- ↑ [gajl.wielcy.pl/herby_nazwiska.php?lang=en&herb=konrad Konrad herb szlachecki]
- ↑ [www.adelsvapen.com/genealogi/Lagerstierna_nr_1076 Lagerstierna nr 1076]
- ↑ [www.adelsvapen.com/genealogi/L%C3%B6we_(L%C3%B6wen)_nr_1739 Löwe (Löwen) nr 1739]
- ↑ [www.history-ryazan.ru/node/11804 История Рязанского края: Ломаны]. Проверено 4 апреля 2016.
- ↑ [gajl.wielcy.pl/herby_nazwiska.php?lang=en&herb=ludwig Ludwig Baron]
- ↑ [www.adelsvapen.com/genealogi/Von_Maneken_nr_1346 Von Maneken nr 1346]
- ↑ [www.riddarhuset.fi/svenska/atter_och_vapen/view-63454-2892?left-63454=n Nandelstadh, von № 228]
- ↑ [www.adelsvapen.com/genealogi/Palmstruch_nr_657 Palmstruch nr 657]
- ↑ [gerbovnik.ru/arms/5398 Герб Пандеров Христиан Иванович?]
- ↑ [gajl.wielcy.pl/herby_nazwiska.php?lang=en&herb=paskau herb Paskau]
- ↑ [www.adelsvapen.com/genealogi/Preis_nr_261 Friherrliga ätten Preis nr 261]
- ↑ [www.adelsvapen.com/genealogi/Reiher_nr_746 Reiher nr 746]
- ↑ [www.bbl-digital.de/eintrag/Wetter-Rosenthal,-v./ von Wetter-Rosenthal] в словаре Baltisches Biographisches Lexikon digital (нем.)
- ↑ [www.adelsvapen.com/genealogi/Skogh_nr_704 Skogh nr 704]
- ↑ [dokumente.ios-regensburg.de/amburger/?id=52258 Erik-Amburger-Datenbank]
- ↑ [www.ra.ee/apps/vapid/index.php?act=vapp&id=493&nimi=&tiitel=&andja=&kujund=&lang=de Johann Caspar von Taubert]
- ↑ [gajl.wielcy.pl/herby_nazwiska.php?lang=en&herb=fricke Fricke]
- ↑ [www.bbl-digital.de/eintrag/Fromhold-Hermann-1733-1788/ Hermann Fromhold] в словаре Baltisches Biographisches Lexikon digital (нем.)
- ↑ [gajl.wielcy.pl/herby_nazwiska.php?lang=en&herb=schelking Herb Schelking]
- ↑ [gajl.wielcy.pl/herby_nazwiska.php?lang=en&herb=schonert Herb Schonert]
- ↑ [www.deutsche-biographie.de/sfz116349.html Schroeder, von (Reichsadel 1788, 1793)]
- ↑ [www.adelsvapen.com/genealogi/Starensk%C3%B6ld_nr_1099 Starensköld nr 1099]
- ↑ [www.adelsvapen.com/genealogi/Von_Stauden_nr_1869 Von Stauden nr 1869]
- ↑ [www.adelsvapen.com/genealogi/Von_Stegling_nr_1093 Von Stegling nr 1093]
- ↑ [www.adelsvapen.com/genealogi/Stiernschantz_nr_1432 Stiernschantz nr 1432]
- ↑ [www.adelsvapen.com/genealogi/Stiernstr%C3%A5le_nr_571 Stiernstråle nr 571]
- ↑ [www.adelsvapen.com/genealogi/Von_Strokirch_nr_1059 Von Strokirch nr 1059]
Ссылки
- [books.google.ru/books?id=d4eJCZ1HRJsC&lpg=PA106&dq=Baltisches%20Wappenbuch.%20Wappen%20s%C3%A4mmtlicher%2C%20den%20Ritterschaften%20von%20Livland%2C%20Estland%2C%20Kurland%20und%20Oesel%20zugeh%C3%B6riger%20Adelsgeschlechter&hl=ru&pg=PP1#v=onepage&q&f=true Репринтное издание 2006 года]
- [redbow.ru/baltiyskiy_gerbovnik_k.a.klingspora Список родов, гербы которых внесены в гербовник]
- [www.adelsvapen.com/genealogi/Kategori:Baltisches_Wappenbuch Изображения гербов]
- Космолинский П.Ф. Прагматическое блазонирование Прибалтийского гербовника Карла Арвида фон Клингспора, изданного в Стокгольме в 1882 году // Гербовед : ж. — 2001. — № 3 (53). — С. 5-145.
Отрывок, характеризующий Балтийский гербовник
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.
Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.
С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.
Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.
Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.
Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.