Бальбо, Лаура
Поделись знанием:
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.
После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
| Лаура Бальбо Laura Balbo<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Лаура Бальбо в Международном женском доме в Риме (10 мая 2016 года).</td></tr> | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 21 октября 1998 — 25 апреля 2000 | |||
| Глава правительства: | Массимо Д’Алема | ||
| Предшественник: | Анна Финокьяро | ||
| Преемник: | Катя Беллилло | ||
| Рождение: | 30 ноября 1933 (90 лет) Падуя, Венето, Италия | ||
| Супруг: | Паоло Чеккарелли | ||
| Профессия: | социолог | ||
| Деятельность: | социология, политика | ||
Лаура Бальбо (итал. Laura Balbo; род. 30 ноября 1933, Падуя, Венето) — итальянский социолог и политик, министр по обеспечению равных возможностей в первом и втором правительствах Д’Алема (1998—2000).
Содержание
Биография
Основным предметом научного интереса Лауры Бальбо являются проблемы расизма и семейной политики. В 1958 году она стала первой итальянкой, выигравшей стипендию для изучения социологии в США, впоследствии преподавала в Падуанском университете[1].
В 1968 году вместе с группой исследователей приняла участие в создании экономико-социологического журнала L’Archivio di Studi Urbani e Regionali, который издавался до 2013 года[2].
В 32-м номере журнала Inchiesta[it] за 1978 год (стр. 3-6) Лаура Бальбо опубликовала одну из наиболее известных своих работ: La doppia presenza («двойное присутствие» или «двойное участие»), в которой заложила основы концепции двойной роли женщины в современном капиталистическом обществе — публичную и частную[3].
В 1983 году избрана в Палату депутатов 9-го созыва по списку Коммунистической партии, в 1987 году переизбрана в Палату 10-го созыва, но неизменно входила во фракцию независимых левых.
Являлась министром по обеспечению равных возможностей с 22 октября 1998 по 22 декабря 1999 года в первом правительстве Д’Алема, а затем до 25 апреля 2000 года — в его втором правительстве[4].
Труды
- «Положение семьи. Обязательства, личное, коллективное» (Stato di famiglia. Bisogni, privato, collettivo, Etas, Milano, 1976).
- «Вмешательство. Государство, семейная жизнь, личная жизнь» (Interferenze. Lo Stato, la vita familiare, la vita privata, в соавторстве с Ренатой Зиберт, Feltrinelli, Milano, 1979).
- «Время заботы. Политика времени и повседневных прав» (Time to care. Politiche del tempo e diritti quotidiani, Angeli, Milano 1987).
- «Возможный расизм» (I razzismi possibili, в соавторстве с Луиджи Манкони[it], Feltrinelli, Milano, 1990).
- «Времена жизни. Исследования и предложения для их изменения» (Tempi di vita. Studi e proposte per cambiarli, Feltrinelli, Milano, 1991).
- «Реальный расизм» (I razzismi reali, в соавторстве с Луиджи Манкони, Feltrinelli, Milano, 1992).
- «Расизм. Словарь» (Razzismi. Un vocabolario, в соавторстве с Луиджи Манкони, Feltrinelli, Milano, 1993).
- «Размышления о современности одного бывшего министра. Думать о политике также и социологически» (Riflessioni in-attuali di una ex ministro. Pensare la politica anche sociologicamente, Rubbettino, Soveria Mannelli, 2002).
- «В каком обществе мы будем жить? Европа, расизм, будущее» (In che razza di società vivremo? L’Europa, i razzismi, il futuro, B. Mondadori, Milano 2006).
- «Труд и забота. Учиться изменениям» (Il lavoro e la cura. Imparare a cambiare, Giulio Einaudi Editore, Torino, 2008).
Напишите отзыв о статье "Бальбо, Лаура"
Примечания
- ↑ Giorgio Dell’Arti. [www.cinquantamila.it/storyTellerThread.php?threadId=BALBO%20Laura Laura Balbo] (итал.). Cinquantamila giorni. Corriere della Sera (29 ottobre 2013). Проверено 3 июля 2016.
- ↑ Laura Fregolent, Michelangelo Savino. [books.google.it/books?id=mAmpAgAAQBAJ&pg=PA256&lpg=PA256&dq=laura+balbo+paolo+ceccarelli&source=bl&ots=P_FyYfUQbB&sig=xyVYMf5fz5mmHdTL23tSrZvIp5I&hl=ru&sa=X&ved=0ahUKEwiZ1-bAs9fNAhUIYpoKHYPbAfgQ6AEINDAH#v=onepage&q=laura%20balbo%20paolo%20ceccarelli&f=false L’Archivio di Studi Urbani e Regionali (1968-2013)] // Economia, società, territorio. Riflettendo con Francesco Indovina. — FrancoAngeli. — P. 256. — ISBN 9788891701114.
- ↑ Vittorio Capecchi. [www.inchiestaonline.it/donne-lavoro-femminismi/laura-balbo-compie-80-anni-la-doppia-presenza-35/ Laura Balbo compie 80 anni, “La doppia presenza” 35] (итал.). Inchiesta (28 novembre 2013). Проверено 3 июля 2016.
- ↑ [storia.camera.it/deputato/laura-balbo-19331130/governi#nav Laura Balbo Ceccarelli (Laura Balbo)] (итал.). Incarichi di governo. Camera dei Deputati (Portale storico). Проверено 3 июля 2016.
Ссылки
- [storia.camera.it/deputato/laura-balbo-19331130/gruppi#nav Laura Balbo Ceccarelli (Laura Balbo)] (итал.). Gruppi parlamentari. Camera dei Deputati (Portale storico). Проверено 3 июля 2016.
- [www.senato.it/leg/13/BGT/Schede/Attsen/00000135.htm Laura Balbo] (итал.). XIII Legislatura 1996-2001: Dati anagrafici e incarichi. Senato della Repubblica. Проверено 3 июля 2016.
Отрывок, характеризующий Бальбо, Лаура
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.
После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
