Бальб, Иоганн
Иоганн Бальб (Иоанн Генуэзский; Johannes Balbus [1]; ум. примерно в 1298 г.) — итальянский грамматик, доминиканский священник.
Уже в преклонном возрасте раздал своё имущество беднякам Генуи и вступил в доминиканский орден. О его прежней жизни сведений нет.
Стал известен благодаря своей латинской грамматике, «Summa Grammaticalis», более известной как «Католикон» (Catholicon). По всей видимости, это первая лексикографическая работа, в которой появляется полный алфавитный порядок (от первой до последней буквы каждого слова) [2]. Книга состоит из курсов по орфографии, этимологии, грамматики, просодии, риторике и этимологического словаря латинского языка (primae, mediae et infimae Latinitatis). Учебник был высоко оценен, и использовался более чем столетие после своего появления. Он удостоился как высокой похвалы, так и чрезмерной критики. Эразм Роттердамский критикует его в своих работах «De Ratione Studiorum» и «Colloquia». В ответ на эту критику Леандро Альберти (Leandro Alberti) написал сочинение в защиту «Католикона».
Кроме «Католикона», Иоганн написал «Liber Theologiae qui vocatur Dialogus de Quaestionibus Animae ad Spiritum» и «Quoddam opus ad inveniendum festa mobilia». Также ему приписывается «A Postilla super Joannem and a Tractatus de Omnipotentia Dei».
Напишите отзыв о статье "Бальб, Иоганн"
Примечания
- ↑ Также упоминается как Johannes Januensis de Balbis, John Balbi, Giovanni Balbi.
- ↑ Hans Sauer in A.P. Cowie (ed.), The Oxford History of English Lexicography (Oxford UP, 2009), pp. 30-31.
Ссылки
- [en.wikisource.org/wiki/Catholic_Encyclopedia_%281913%29/John_of_Genoa Статья об Иоганне Бальбе в Католической энциклопедии]
Отрывок, характеризующий Бальб, Иоганн
Не обращая на Балашева внимания, унтер офицер стал говорить с товарищами о своем полковом деле и не глядел на русского генерала.Необычайно странно было Балашеву, после близости к высшей власти и могуществу, после разговора три часа тому назад с государем и вообще привыкшему по своей службе к почестям, видеть тут, на русской земле, это враждебное и главное – непочтительное отношение к себе грубой силы.
Солнце только начинало подниматься из за туч; в воздухе было свежо и росисто. По дороге из деревни выгоняли стадо. В полях один за одним, как пузырьки в воде, вспырскивали с чувыканьем жаворонки.
Балашев оглядывался вокруг себя, ожидая приезда офицера из деревни. Русские казаки, и трубач, и французские гусары молча изредка глядели друг на друга.
Французский гусарский полковник, видимо, только что с постели, выехал из деревни на красивой сытой серой лошади, сопутствуемый двумя гусарами. На офицере, на солдатах и на их лошадях был вид довольства и щегольства.
Это было то первое время кампании, когда войска еще находились в исправности, почти равной смотровой, мирной деятельности, только с оттенком нарядной воинственности в одежде и с нравственным оттенком того веселья и предприимчивости, которые всегда сопутствуют началам кампаний.
Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская квартира, сколько он знает, находится недалеко.
Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
