Бальтерманц, Дмитрий Николаевич

Дмитрий Николаевич Бальтерманц
Дата рождения	13 мая 1912(1912-05-13)
Место рождения	Варшава, Царство Польское, Российская империя
Дата смерти	11 июня 1990(1990-06-11) (78 лет)
Место смерти	Москва, СССР
Годы службы	1939—1945
Звание	капитан
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Дмитрий Николаевич Бальтерманц (13 мая 1912 — 11 июня 1990) — советский фотокорреспондент, в годы Великой Отечественной войны военкор газет «Известия» и «На разгром врага».

Биография

Ранние годы

Родился 13 мая 1912 года в Варшаве в семье офицера царской армии Григория Столовицкого. Когда Диме было три года, родители развелись, и мать вскоре вышла замуж за адвоката Николая Бальтерманца. Мать свободно говорила на нескольких иностранных языках.

В 1915 году после начала Первой мировой войны семья переехала в Москву, где глава семейства пытался найти стабильность. Но уже через два года, в 1917 году, в России началась революция, принёсшая богатым классам лишения и бедность. Почти сразу после Великого Октября семью Бальтерманцев уплотнили, превратив их квартиру в коммуналку. В оставшейся одной комнате Дмитрий Бальтерманц прожил в Москве почти всю свою жизнь.

После смерти отчима мать устроилась машинисткой в Издательство иностранной литературы, и четырнадцатилетний Дмитрий начал свою трудовую деятельность. Ему удалось попробовать свои силы в самых разных областях, однако более всего его привлекала фотография. В течение нескольких лет Дмитрий ассистировал нескольким известным фотографам, помогал оформлять витрины в издательстве «Известия», работал наборщиком в типографии, киномехаником, помощником архитектора.

Начало творческого пути

После окончания в 1939 году механико-математического факультета Московского государственного университета, Дмитрий Бальтерманц был принят преподавателем математики в Высшую военную академию в звании капитана. В этом же году он выполнил свой первый профессиональный фоторепортаж. По заданию газеты «Известия» он запечатлел ввод частей РККА на территорию Западной Украины. В результате он был зачислен в штат «Известий» и стал профессиональным фотожурналистом. По воспоминаниям дочери фотографа Татьяны Бальтерманц, перед принятием судьбоносного решения Дмитрий Бальтерманц почти не колебался и легко отказался от перспектив научной академической карьеры: «На размышления ушло немного времени — душа уже была отравлена фотографией, осталось взять в руки фотоаппарат».

Великая Отечественная война (1941—1945)

С началом Великой Отечественной войны Дмитрий Бальтерманц отправлен на фронт в качестве фотокорреспондента газеты «Известия». На страницах газеты появились его репортажи, посвящённые строительству противотанковых укреплений под Москвой, обороне, военным действиям в Крыму, битве под Сталинградом.

В 1942 году с Дмитрием случился неприятный инцидент, в результате которого его сотрудничество с «Известями» оборвалось. Бальтерманц на несколько дней вернулся в Москву, чтобы проявить и напечатать фотографии, отснятые под Москвой и Сталинградом. Снимки были оставлены сушиться в редакции без присмотра. Ночью в редакции спешно искали иллюстрацию в утренний номер, и по ошибке его снимок с подбитыми английскими танками, бывшими на вооружении в Красной Армии, ушёл в номер как «подбитые немецкие танки». Дмитрий Бальтерманц при выборе снимка не присутствовал, но когда ошибка была обнаружена, вся ответственность была возложена на него. Бальтерманц был разжалован в рядовые и направлен в штрафной батальон.

4 января 1943 года был тяжело ранен в ногу, но удалось избежать ампутации ноги. По причине ранения потом всю жизнь он слегка косолапил. Пролежав в госпиталях до 1944 года, Дмитрий Бальтерманц снова отправлен на фронт фотокорреспондентом армейской газеты «На разгром врага» (6-я армия).

По оценке ответственного редактора газеты «На разгром врага» подполковника И. Волкова, представившего 17 сентября 1944 года Д. Н. Бальтерманца к ордену Красной Звезды, «в наступательных боях и в период боевой учёбы нашей армии работал с полным напряжением сил, отображая в фотоснимках наступательные действия наших бойцов и офицеров, показывая героев боёв. Нередко работа Д. Бальтерманца была связана с риском, фотосъёмки происходили в обстановке жестоких боёв, но тем не менее задания выполнялись в срок и полностью.»

За бои в городе Бреслау 16 мая 1945 года подполковник И. Волков снова представил старшего лейтенанта Бальтерманца к награде — ордену Отечественной войны II степени.

Послевоенное время

Вернувшись с фронта, Дмитрий Бальтерманц не сразу нашёл работу. Служба в штрафном батальоне и еврейское происхождение в период набиравшей обороты кампании по борьбе с космополитизмом закрыли для фотографа двери многих изданий. Не побоялся взять Бальтерманца на работу только поэт Алексей Сурков, главный редактор журнала «Огонек». В этом журнале, с 1965 года возглавив его фотоотдел, Дмитрий Бальтерманц работал до своей смерти.

В годы хрущевской «оттепели» Дмитрий Бальтерманц пережил пик своей популярности. В это время советские фотолюбители смогли увидеть многие «архивные», ненапечатанные в своё время фронтовые работы мастера, запечатлевшие не только подвиг, но смерть, горе и тяготы войны. Фотограф стал известен за границей — персональные выставки Дмитрия Бальтерманца в Лондоне (1964) и Нью-Йорке (1965) сделали его мировой знаменитостью.

Умер в Москве 11 июня 1990 года.Похоронен На Востряковском кладбище.

Персональные выставки

• 2004 «Dmitri Baltermants. Images of The Soviet Union», Hatton Gallery, Colorado State University, Fort Collins, USA
• 2005 «Дмитрий Бальтерманц», Московский дом фотографии
• 2012 «РЕТРОСПЕКТИВА», Мультимедиа Арт Музей, Москва.

Работы находятся в собраниях

• The Museum of Modern Art, New York[www.moma.org/collection/browse_results.php?criteria=O%3ADE%3AI%3A4%7CA%3AYM%3AB%3A1940-1949&page_number=220&template_id=1&sort_order=1]
• Московский дом фотографии.

Персональные издания

• Д.Бальтерманц и С.Козырев [www.russianartandbooks.com/cgi-bin/russianart/Ep00030.html?id=sISsrqeu «ЗА МИР И ДРУЖБУ!»] (Фестиваль молодёжи в Будапеште) Москва ИЗОГИЗ 1953
• Faces of a Nation: The Rise and Fall of the Soviet Union, 1917—1991 Fulcrum Pub, 1996 ISBN 978-1-55591-262-8
• Dmitri Baltermants, Изд. Nathan, Paris 1997 ISBN 978-2-09-754116-1
• [www.mamm-mdf.ru/books/baltermants/ Дмитрий Бальтерманц, Каталог выставки]. МДФ., 2005—176 с, ISBN 5-93977-017-7

Книги с участием работ Бальтерманца

• «Антология Советской фотографии, 1941—1945» Издательство «Планета», Москва 1987

Награды

• орден Отечественной войны II степени (26 мая 1945)
• орден Красной Звезды (16 октября 1944)

См. также

• Горе (фотография)

Литература

• «Бальтерманц Д. Замысел, съемка, отбор». Журнал «Советское фото» в 1964 год № 9

Ссылки

• [www.baltermants.ru/ Сайт, посвященный биографии, творчеству и наследию фотографа]
• [club.foto.ru/classics/36/ Жизнь и творчество]
• [2002.novayagazeta.ru/nomer/2002/56n/n56n-s28.shtml Новая газета о творчестве Дмитрия Бальтерманца]
• [www.webcitation.org/6lTKwbcZc Советская история в фотографиях легендарного Дмитрия Бальтерманца]

Отрывок, характеризующий Бальтерманц, Дмитрий Николаевич

У Ростовых, как и всегда по воскресениям, обедал кое кто из близких знакомых.
Пьер приехал раньше, чтобы застать их одних.
Пьер за этот год так потолстел, что он был бы уродлив, ежели бы он не был так велик ростом, крупен членами и не был так силен, что, очевидно, легко носил свою толщину.
Он, пыхтя и что то бормоча про себя, вошел на лестницу. Кучер его уже не спрашивал, дожидаться ли. Он знал, что когда граф у Ростовых, то до двенадцатого часу. Лакеи Ростовых радостно бросились снимать с него плащ и принимать палку и шляпу. Пьер, по привычке клубной, и палку и шляпу оставлял в передней.
Первое лицо, которое он увидал у Ростовых, была Наташа. Еще прежде, чем он увидал ее, он, снимая плащ в передней, услыхал ее. Она пела солфеджи в зале. Он внал, что она не пела со времени своей болезни, и потому звук ее голоса удивил и обрадовал его. Он тихо отворил дверь и увидал Наташу в ее лиловом платье, в котором она была у обедни, прохаживающуюся по комнате и поющую. Она шла задом к нему, когда он отворил дверь, но когда она круто повернулась и увидала его толстое, удивленное лицо, она покраснела и быстро подошла к нему.
– Я хочу попробовать опять петь, – сказала она. – Все таки это занятие, – прибавила она, как будто извиняясь.
– И прекрасно.
– Как я рада, что вы приехали! Я нынче так счастлива! – сказала она с тем прежним оживлением, которого уже давно не видел в ней Пьер. – Вы знаете, Nicolas получил Георгиевский крест. Я так горда за него.
– Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную.
Наташа остановила его.
– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.