Бальчюнас, Гинтарас

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Гинтарас Бальчюнас (лит. Gintaras Balčiūnas; род. 2 апреля 1964) — литовский юрист, адвокат, партнёр юридический фирмы «Бальчюнас и Граяускас», бывший политик, министр юстиции Литвы.



Биография

В 1989 году окончил юридический факультет Вильнюсского университета.

Гинтарас Бальчюнас был руководящим партнёром и одним из основателей юридической фирмы «Юрявичюс, Бальчюнас и Барткус» (2000-2009 г.), а также министром юстиции Литвы (10-й и 9-й состав правительства). Гинтарас Бальчюнас принимал участие в разработке законодательства и правовых актов Литвы: руководил рабочей группой в подготовке закона о регистре актов об аресте на имущества; руководил рабочей группой по подготовке, утверждению и реализации проекта закона о Гражданском кодексе Литвы; руководил рабочей группой по подготовке проекта закона об юридической помощи.

C 1989 года и до наших дней Гинтарас Бальчюнас также преподает в Университете Миколаса Ромериса.

Гинтарас Бальчюнас включен в список рекомендуемых арбитров Вильнюсского коммерческого арбитража. Является также членом вильнюсского клуба Rotary и Вильнюсского клуба руководителей[1].

Источники

  1. [www.balciunasgrajauskas.lt/Page-768.html Биография] (Юридическая фирма "Бальчюнас и Граяускас")  (рус.)

Напишите отзыв о статье "Бальчюнас, Гинтарас"

Отрывок, характеризующий Бальчюнас, Гинтарас

– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.