Бам, Нина Игнатьевна

Нина Бам
Нина Бам (первая справа во втором ряду), Александра Михайловна Бам (мать Нины Бам, первая справа в первом ряду), Владимир Татлин (второй справа во втором ряду), Сергей Ромов (стоит за Татлиным), Мария Бек (сестра Нины Бам, первая слева в первом ряду), остальные неизвестны. 1933 или 1934
Имя при рождении:	Нина Игнатьевна Бам
Дата рождения:	1901(1901)
Место рождения:	Баку, Российская империя
Дата смерти:	1975(1975)
Гражданство:	Российская империя Российская империя → СССР СССР
Род деятельности:	прозаик, драматург, журналист
Язык произведений:	русский

Ни́на Игна́тьевна Бам (в замужестве Бам-Ромова, Ромова; 1901, Баку, Российская империя — 1975) — советская писательница, драматург и журналистка. Мать писателя Анатолия Ромова — единственного сына Владимира Татлина.

Биография

Нина Бам родилась в 1901 году в Баку.

В 1918 году после распада Российской империи и получения Азербайджаном независимости уехала в Петроград, где сблизилась с группой ОБЭРИУ.

В середине 1920-х годов Нина Бам переехала в Москву и снова оказалась в кругу авангардистов, с двоими из которых, Алексеем Кручёных и Кириллом Зданевичем, общалась до 1960-х годов.

Писательница, драматург, журналистка, автор литературных записей, вышедших отдельными книгами в 1947—1948 гг. в Госполитиздате воспоминаний сестры жены Сталина, Анны Сергеевны Аллилуевой, и отца жены Сталина Сергея Яковлевича Аллилуева. За книгу «Воспоминания» (литзапись Н. Бам) А. С. Аллилуева в конце 1940-х была, по указанию Сталина, приговорена к 10 годам заключения в одиночной камере, и этот срок отбыла полностью.

В 1960-х годах снимала дачу в Переделкине.

Умерла в 1975 году.

Личная жизнь

В начале 1930-х годов Нина Бам познакомилась с Владимиром Татлиным, с которым у неё завязался роман. В 1934 году Татлин познакомил её с Сергеем Ромовым, который через год, после рождения общего сына Татлина и Бам, Анатолия, стал мужем Нины Бам. Предполагая, что Татлина ждёт арест, отцом своего ребёнка Нина Бам записала Сергея Ромова. Через год, в 1936 году Ромов был арестован и в 1939 году расстрелян. Татлин, в отличие от Ромова, никогда не подвергался арестам и умер в год смерти Сталина. В 1949 году Нина Бам привела сына в коммунальную квартиру Владимира Татлина, и это была единственная встреча отца и сына. Однако о том, что он сын Татлина, Анатолий Ромов узнал только после смерти матери от её младшей сестры Марии Бек; незадолго до смерти Нина Бам сказала сыну лишь о том, что он не сын Сергея Ромова.

Семья

• Мать — Александра Михайловна Бам.
• Младшая сестра — Мария Игнатьевна Бек (урождённая Бам).
• Муж — Сергей Матвеевич Ромов (1885—1939), русско-французский писатель-искусствовед.
• Сын — Анатолий Сергеевич Ромов (р. 1935).
• Внуки:
  • Сергей Анатольевич Ромов.
  • Филипп Анатольевич Ромов.
  • Нина Анатольевна Ромова.

Литература

• Ромов Анатолий. [magazines.russ.ru/slovo/2005/47/pom27.html Романтика и конспирация времен Большого террора] // Слово/Word. — 2005. — № 47.

Отрывок, характеризующий Бам, Нина Игнатьевна

Француз посмотрел на преступное лицо Пьера и усмехнулся.
– Non, il fera son entree demain, [Нет, он сделает свой въезд завтра,] – сказал он и продолжал свои рассказы.
Разговор их был прерван криком нескольких голосов у ворот и приходом Мореля, который пришел объявить капитану, что приехали виртембергские гусары и хотят ставить лошадей на тот же двор, на котором стояли лошади капитана. Затруднение происходило преимущественно оттого, что гусары не понимали того, что им говорили.
Капитан велел позвать к себе старшего унтер офицера в строгим голосом спросил у него, к какому полку он принадлежит, кто их начальник и на каком основании он позволяет себе занимать квартиру, которая уже занята. На первые два вопроса немец, плохо понимавший по французски, назвал свой полк и своего начальника; но на последний вопрос он, не поняв его, вставляя ломаные французские слова в немецкую речь, отвечал, что он квартиргер полка и что ему ведено от начальника занимать все дома подряд, Пьер, знавший по немецки, перевел капитану то, что говорил немец, и ответ капитана передал по немецки виртембергскому гусару. Поняв то, что ему говорили, немец сдался и увел своих людей. Капитан вышел на крыльцо, громким голосом отдавая какие то приказания.
Когда он вернулся назад в комнату, Пьер сидел на том же месте, где он сидел прежде, опустив руки на голову. Лицо его выражало страдание. Он действительно страдал в эту минуту. Когда капитан вышел и Пьер остался один, он вдруг опомнился и сознал то положение, в котором находился. Не то, что Москва была взята, и не то, что эти счастливые победители хозяйничали в ней и покровительствовали ему, – как ни тяжело чувствовал это Пьер, не это мучило его в настоящую минуту. Его мучило сознание своей слабости. Несколько стаканов выпитого вина, разговор с этим добродушным человеком уничтожили сосредоточенно мрачное расположение духа, в котором жил Пьер эти последние дни и которое было необходимо для исполнения его намерения. Пистолет, и кинжал, и армяк были готовы, Наполеон въезжал завтра. Пьер точно так же считал полезным и достойным убить злодея; но он чувствовал, что теперь он не сделает этого. Почему? – он не знал, но предчувствовал как будто, что он не исполнит своего намерения. Он боролся против сознания своей слабости, но смутно чувствовал, что ему не одолеть ее, что прежний мрачный строй мыслей о мщенье, убийстве и самопожертвовании разлетелся, как прах, при прикосновении первого человека.
Капитан, слегка прихрамывая и насвистывая что то, вошел в комнату.
Забавлявшая прежде Пьера болтовня француза теперь показалась ему противна. И насвистываемая песенка, и походка, и жест покручиванья усов – все казалось теперь оскорбительным Пьеру.
«Я сейчас уйду, я ни слова больше не скажу с ним», – думал Пьер. Он думал это, а между тем сидел все на том же месте. Какое то странное чувство слабости приковало его к своему месту: он хотел и не мог встать и уйти.
Капитан, напротив, казался очень весел. Он прошелся два раза по комнате. Глаза его блестели, и усы слегка подергивались, как будто он улыбался сам с собой какой то забавной выдумке.
– Charmant, – сказал он вдруг, – le colonel de ces Wurtembourgeois! C'est un Allemand; mais brave garcon, s'il en fut. Mais Allemand. [Прелестно, полковник этих вюртембергцев! Он немец; но славный малый, несмотря на это. Но немец.]
Он сел против Пьера.
– A propos, vous savez donc l'allemand, vous? [Кстати, вы, стало быть, знаете по немецки?]
Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.