Банданцы

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Банданцы — общее название для двух по сути разных народов Индонезии: старобанданцев и оранг-банда.





Старобанданцы

Старобанданцы (другое название эли-элат, самоназвание — вадан) относятся к группе амбоно-тиморских народов и проживают на востоке Индонезии на острове Нуху-Чут и архипелаге Кай.

На 1998 год численность старобанданцев оценивалась в 3 тыс. человек. Носители языка банда, или эли-элат. Многие также знают индонезийский и кейский языки. По вероисповеданию — мусульмане-сунниты.

История

Исторически банданцы являются потомками средневекового торгового этноса, обитавшего на островах Банда и возникшего в результате смешения аборигенов, мигрантов индонезийцев, китайцев и арабов. С XIV по XVI вв. основным занятием банданцев было выращивание и продажа мускатного ореха.

В XVI веке острова были колонизированы португальцами, в начале XVII века — голландцами в ходе Ост-Индской компании. Численность банданцев тогда составляла около 15 тыс. человек, сообщается, что они имели светлую кожу и черные прямые волосы, что отличало их от северных соседей — смуглых, кучерявых жителей Амбона и Серама (Villiers 1981: 726—727). В 1621 году голландцы, вознамерившись достигнуть прерогативы на торговлю пряностями, вырезали большую часть банданцев. Многие бежали на другие Молуккские острова и впоследствии смешались с местными этносами — амбонцами, гесерцами и проч. К 1638 году на островах Банда проживало 3842 человека, из которых 539 были европейцами, 560 — коренными банданцами и 2743 — представителями других этносов. Абсолютное большинство этих индонезийцев было обращено в рабство (Van Langenberg 1980: 445).

Образ жизни

Старобанданцы традиционно занимаются ручным земледелием (выращивают фрукты, бобовые, клубнеплоды, корнеплоды), рыболовством и торговлей.

О социальной организации старобанданцев известно мало, подразумевается, что она такая же, как у других торговых этносов Восточной Индонезии — алорцев, курцев, амбелауанцев, батуаса. Традиционно формируют религиозно-политические союзы улилима («Союз пяти») и улисива («Союз девяти»). Управляются советом старейшин или оранг каем (Villiers 1981: 728).

Что касается фольклора старобанданцев, то здесь имеются лишь сведения о распространенном среди них цикле сказаний о царице Боиратан.

Оранг-банда

Оранг-банда (в переводе — «народ Банда») — самоназвание этнической общности, населяющей индонезийские острова Банда. В конце 1990-х годов насчитывалось около 13 тыс. представителей данного народа.

Оранг-банда общаются между собой на амбонском диалекте малайского языке, называемом «мелайю-амбон». В большинстве своем исповедуют ислам суннитского толка, некоторая часть — протестантизм.

История

Оранг-банда сформировались в первой половине XVII века из тиморцев и других индонезийцев, завезенных на острова Банда голландцами для выращивания пряностей после истребления коренного населения. Таким образом, современные жители островов Банда представляют собой результат смешения различных индонезийских этносов.

Быт

«Народ Банда» и в наше время занимается в основном выращиванием мускатного ореха, а также овощей и фруктов, рыболовством.

О социальной организации оранг-банда известно лишь то, что они традиционно объединены в союзы улилима и улисива. Туристам новобанданцы обычно показывают свою костюмированную церемонию, танец «Какалеле», в который, по некоторым мнениям, заложен глубокий символизм: в такой форме банданцы сохранили память о нашествии чужеземцев и их расправе над местной знатью, к могилам которой люди до сих пор ходят просить о помощи (Kenji, Siegel 1990: 64).

Напишите отзыв о статье "Банданцы"

Литература

  • Бернова А. А., Членов М. А. 1999. Банданцы. Народы и религии мира / Глав. ред. В. А. Тишков. М.: Большая Российская Энциклопедия. С.89.
  • Kenji T., Siegel J. 1990. Invincible Kitsch or as Tourists in the Age of Des Alwi. Indonesia 50/25: 61—76.
  • Van Langenberg M. 1980. Review on Willard A.H. Indonesian Banda: Colonialism and Its Aftermath in the Nutmeg Islands, 1978. The Journal of Asian Studies 39/2: 444—446.
  • Villiers J. 1981. Trade and Society in the Banda Islands in the Sixteenth Century. Modern Asian Studies 15/4: 723—750.


Отрывок, характеризующий Банданцы

– Non, laissez moi, [Нет, оставьте меня,] – сказала княжна.
И голос ее звучал такой серьезностью и страданием, что лепетанье птиц тотчас же замолкло. Они посмотрели на большие, прекрасные глаза, полные слез и мысли, ясно и умоляюще смотревшие на них, и поняли, что настаивать бесполезно и даже жестоко.
– Au moins changez de coiffure, – сказала маленькая княгиня. – Je vous disais, – с упреком сказала она, обращаясь к m lle Bourienne, – Marieie a une de ces figures, auxquelles ce genre de coiffure ne va pas du tout. Mais du tout, du tout. Changez de grace. [По крайней мере, перемените прическу. У Мари одно из тех лиц, которым этот род прически совсем нейдет. Перемените, пожалуйста.]
– Laissez moi, laissez moi, tout ca m'est parfaitement egal, [Оставьте меня, мне всё равно,] – отвечал голос, едва удерживающий слезы.
M lle Bourienne и маленькая княгиня должны были признаться самим себе, что княжна. Марья в этом виде была очень дурна, хуже, чем всегда; но было уже поздно. Она смотрела на них с тем выражением, которое они знали, выражением мысли и грусти. Выражение это не внушало им страха к княжне Марье. (Этого чувства она никому не внушала.) Но они знали, что когда на ее лице появлялось это выражение, она была молчалива и непоколебима в своих решениях.
– Vous changerez, n'est ce pas? [Вы перемените, не правда ли?] – сказала Лиза, и когда княжна Марья ничего не ответила, Лиза вышла из комнаты.
Княжна Марья осталась одна. Она не исполнила желания Лизы и не только не переменила прически, но и не взглянула на себя в зеркало. Она, бессильно опустив глаза и руки, молча сидела и думала. Ей представлялся муж, мужчина, сильное, преобладающее и непонятно привлекательное существо, переносящее ее вдруг в свой, совершенно другой, счастливый мир. Ребенок свой, такой, какого она видела вчера у дочери кормилицы, – представлялся ей у своей собственной груди. Муж стоит и нежно смотрит на нее и ребенка. «Но нет, это невозможно: я слишком дурна», думала она.
– Пожалуйте к чаю. Князь сейчас выйдут, – сказал из за двери голос горничной.
Она очнулась и ужаснулась тому, о чем она думала. И прежде чем итти вниз, она встала, вошла в образную и, устремив на освещенный лампадой черный лик большого образа Спасителя, простояла перед ним с сложенными несколько минут руками. В душе княжны Марьи было мучительное сомненье. Возможна ли для нее радость любви, земной любви к мужчине? В помышлениях о браке княжне Марье мечталось и семейное счастие, и дети, но главною, сильнейшею и затаенною ее мечтою была любовь земная. Чувство было тем сильнее, чем более она старалась скрывать его от других и даже от самой себя. Боже мой, – говорила она, – как мне подавить в сердце своем эти мысли дьявола? Как мне отказаться так, навсегда от злых помыслов, чтобы спокойно исполнять Твою волю? И едва она сделала этот вопрос, как Бог уже отвечал ей в ее собственном сердце: «Не желай ничего для себя; не ищи, не волнуйся, не завидуй. Будущее людей и твоя судьба должна быть неизвестна тебе; но живи так, чтобы быть готовой ко всему. Если Богу угодно будет испытать тебя в обязанностях брака, будь готова исполнить Его волю». С этой успокоительной мыслью (но всё таки с надеждой на исполнение своей запрещенной, земной мечты) княжна Марья, вздохнув, перекрестилась и сошла вниз, не думая ни о своем платье, ни о прическе, ни о том, как она войдет и что скажет. Что могло всё это значить в сравнении с предопределением Бога, без воли Которого не падет ни один волос с головы человеческой.


Когда княжна Марья взошла в комнату, князь Василий с сыном уже были в гостиной, разговаривая с маленькой княгиней и m lle Bourienne. Когда она вошла своей тяжелой походкой, ступая на пятки, мужчины и m lle Bourienne приподнялись, и маленькая княгиня, указывая на нее мужчинам, сказала: Voila Marie! [Вот Мари!] Княжна Марья видела всех и подробно видела. Она видела лицо князя Василья, на мгновенье серьезно остановившееся при виде княжны и тотчас же улыбнувшееся, и лицо маленькой княгини, читавшей с любопытством на лицах гостей впечатление, которое произведет на них Marie. Она видела и m lle Bourienne с ее лентой и красивым лицом и оживленным, как никогда, взглядом, устремленным на него; но она не могла видеть его, она видела только что то большое, яркое и прекрасное, подвинувшееся к ней, когда она вошла в комнату. Сначала к ней подошел князь Василий, и она поцеловала плешивую голову, наклонившуюся над ее рукою, и отвечала на его слова, что она, напротив, очень хорошо помнит его. Потом к ней подошел Анатоль. Она всё еще не видала его. Она только почувствовала нежную руку, твердо взявшую ее, и чуть дотронулась до белого лба, над которым были припомажены прекрасные русые волосы. Когда она взглянула на него, красота его поразила ее. Анатопь, заложив большой палец правой руки за застегнутую пуговицу мундира, с выгнутой вперед грудью, а назад – спиною, покачивая одной отставленной ногой и слегка склонив голову, молча, весело глядел на княжну, видимо совершенно о ней не думая. Анатоль был не находчив, не быстр и не красноречив в разговорах, но у него зато была драгоценная для света способность спокойствия и ничем не изменяемая уверенность. Замолчи при первом знакомстве несамоуверенный человек и выкажи сознание неприличности этого молчания и желание найти что нибудь, и будет нехорошо; но Анатоль молчал, покачивал ногой, весело наблюдая прическу княжны. Видно было, что он так спокойно мог молчать очень долго. «Ежели кому неловко это молчание, так разговаривайте, а мне не хочется», как будто говорил его вид. Кроме того в обращении с женщинами у Анатоля была та манера, которая более всего внушает в женщинах любопытство, страх и даже любовь, – манера презрительного сознания своего превосходства. Как будто он говорил им своим видом: «Знаю вас, знаю, да что с вами возиться? А уж вы бы рады!» Может быть, что он этого не думал, встречаясь с женщинами (и даже вероятно, что нет, потому что он вообще мало думал), но такой у него был вид и такая манера. Княжна почувствовала это и, как будто желая ему показать, что она и не смеет думать об том, чтобы занять его, обратилась к старому князю. Разговор шел общий и оживленный, благодаря голоску и губке с усиками, поднимавшейся над белыми зубами маленькой княгини. Она встретила князя Василья с тем приемом шуточки, который часто употребляется болтливо веселыми людьми и который состоит в том, что между человеком, с которым так обращаются, и собой предполагают какие то давно установившиеся шуточки и веселые, отчасти не всем известные, забавные воспоминания, тогда как никаких таких воспоминаний нет, как их и не было между маленькой княгиней и князем Васильем. Князь Василий охотно поддался этому тону; маленькая княгиня вовлекла в это воспоминание никогда не бывших смешных происшествий и Анатоля, которого она почти не знала. M lle Bourienne тоже разделяла эти общие воспоминания, и даже княжна Марья с удовольствием почувствовала и себя втянутою в это веселое воспоминание.