Банда, Рупия
| Рупия Бвезани Банда англ. Rupiah Bwezani Banda<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| |||
| |||
|---|---|---|---|
| 2 ноября 2008 года — 23 сентября 2011 года | |||
| Вице-президент: | Джордж Кунда | ||
| Предшественник: | Леви Мванаваса | ||
| Преемник: | Майкл Сата | ||
| Рождение: | 13 февраля 1937 (87 лет) Мико, Гванда, Южная Родезия | ||
Рупия Бвезани Банда (англ. Rupiah Bwezani Banda; род. 13 февраля 1937) — четвёртый президент Замбии с 2 ноября 2008 по 23 сентября 2011 года. Был вице-президентом с октября 2006 года.
Биография
Рупия Банда родился в 1937 году в городе Мико в английской колонии Южной Родезии (прежнее название Зимбабве). После получения независимости страны он достиг высоких постов, и президент Леви Мванаваса пригласил его на пост вице-президента.
После инсульта, перенесённого президентом страны Леви Мванавасой 29 июня 2008 года, исполнял обязанности президента страны.
1 ноября 2008 года победил на президентских выборах, набрав 40,1 % голосов. За его основного конкурента, лидера Патриотического фронта Майкла Сата проголосовали 38,1 % избирателей. 2 ноября в Лусаке Рупия Банда принял присягу президента и главнокомандующего Республики Замбия.[1]
Однако уже 23 сентября 2011 года он в результате выборов уступил пост президента страны лидеру Патриотического фронта Майклу Сата. Весной 2013 года он был арестован по обвинению в превышении служебных полномочий в бытность президента[2].
Напишите отзыв о статье "Банда, Рупия"
Примечания
|
||||||||||||
Отрывок, характеризующий Банда, Рупия
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
