Бандера, Дамиан де ла

Дамиан де ла Бандера
исп. Damian de la Bandera
Научная сфера:	история
Место работы:	Южная Америка
Известен как:	конкистадор, историк

Дамиан де ла Бандера (исп. Damian de la Bandera; 1520 — после 1590) — испанский конкистадор, принявший участие в конкисте Перу, составил Доклад о происхождении и правлении, имевшемся у Ингов (1557) об истории инков.

Биография

Дамиан де ла Бандера родился в 1520 году. Его отцом был идальго Педро де ла Бандера, один из первых конкистадоров провинции Тьерра-Фирме (Панама). Сначала он находился на Санто-Доминго (о. Эспаньола), где наблюдал прибытие кораблей с индейцами-рабами из Кубагуа, но затем перебрался в Панаму, а оттуда в Перу. С капитаном Хуаном де Ольмосом служил в походе в Лас-Есмеральдас, потом перебрался в Лиму, где был солдатом у вице-короля Бласко Нуньеса Велы во время похода капитана Пабло де Менесеса. После пленения губернатора и прихода Гонсало Писарро он перебрался в Куско, но в этом городе Франсиско де Карвахаль обязал его служить ему против восставшего в Чаркасе Лопе де Мендосы. Уже во время похода он сговорился с Педро де Авенданьо, Франсиско Родригесом де Матаморос и другими сторонниками, и они тайно отправили Лопе де Мендосе сообщение о силах «Андского Дьявола», говоря также, что убьют его. Действительно, в ночь разгрома у Поконы Дамиан де ла Бандера вместе с Родригесом де Матаморос произвели по нему два выстрела из аркебуз, при этом только один выстрел попал в ягодицу. Но, боясь быть узнанными, они убежали. Позже бежавшие вернулись и все последователи Лопе де Мендосы заслужили прощение Карвахаля, по причине чего Дамиан де ла Бандера сдался в Миске и был передан Карвахалю в Котабамбе. По неизвестным причинам «Андский Дьявол» не покарал его как дезертира и потенциального убийцу.

Позже он перешёл к Диего де Сентено, сражаясь на стороне Короля в битве у селения Андауайлас, а также в битве при Хакихагуана во время похода капитана Херонимо де Алиага. После этого он показался в Чаркасе и в Потоси (с Антонио де Луханом, Луисом де Тапия, Диего де Поррасом и Диего де Асеведо). Он был одним из тех, кто пленил Эгаса де Гусмана. Во время пребывания в Лиме, когда восстал Франсиско Эрнандес Хирон, он служил при Аудиенсии в Сурко и Пачакамаке, и был назначен знаменосцем в походе капитана Антонио де Лухана. В этом же чине сражался в Пукара, отводя назад в Куско своё войско, по причине гибели капитана Лухана и ранения его заместителя Хуана Рамона. Вступив в ряды вице-короля маркиза де Каньете, он получил от него награду за заслуги в виде 2000 песо ежегодной ренты, и был назначен им коррехидором Уаманги. Там он начал процесс против недовольных солдат, собиравшихся на тайное сборище в городе, и в 1557 году, исполняя приказы вице-короля и принца дона Филиппа свой знаменитый «Генеральный Доклад о расположении и особенностях провинции Уаманга, называемой Сан-Хаун-де-ла-Фронтера, и о жизни и обычаях местных жителей» («Relación General de la disposición y calidad de la provincia de Huamanga, llamada San Juan de la Frontera, y de la vivienda y costumbres de los naturales della»).

В 1559 году он был осужден на два года ссылки в Лиму из-за неправдивых заявлений, начав с подачи жалобы на Аудиенсию и её оидоров. Похоже, что все это было связано с тем, что последние лишили его годовой ренты в 200 песо, и при этом Корона присудила индейцев, Антонио Вака де Кастро, сыну губернатора Кристобаля Вака де Кастро. Дамиан де ла Бандера поначалу выразил свой протест, а затем затеял тяжбу, выиграв спор с немалыми понесенными затратами и потеряв много времени. В это самое время прибыл вице-король граф де Ньева и комиссары, которые поначалу возместили ему, предоставив многих индейцев из Чакрас, принадлежавших Эрнандо Писарро, а затем добавили ему ещё 1000 песо. Но в октябре 1561 года Дамиан де ла Бандера был обвинен в принадлежности к группе заговорщиков и подвергся аресту.

Поскольку Дамиан де ла Бандера являлся большим знатоком в делах индейцев, то, когда вице-король Франсиско де Толедо решил получить более детальное сообщение о земле Перу, он поручил ему проинспектировать Потоси вместе с Алонсо де Карвахалем. После этого он жил в Куско, где стал знатным жителем. 16 октября 1558 года там он участвовал в качестве свидетеля на процессе, касавшемся конкистадора Хуана Хулио де Охеды. Он все ещё здравствовал в 1590 году, потому что в том году он подписал в Куско ещё одну бумагу. Но, по-видимому, он умер немного времени спустя.

См. также

• Сьеса де Леон, Педро де
• Писарро, Франсиско
• Альмагро, Диего де
• Атауальпа

Литература

• Куприенко С.А. [books.google.ru/books?id=vnYVTrJ2PVoC&printsec=frontcover&hl=ru&source=gbs_ge_summary_r&cad=0#v=onepage&q&f=false Источники XVI—XVII веков по истории инков: хроники, документы, письма] / Под ред. С.А. Куприенко.. — К.: Видавець Купрієнко С.А., 2013. — 418 с. — ISBN 978-617-7085-03-3.

Отрывок, характеризующий Бандера, Дамиан де ла

– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских