Банджо

Ба́нджо (англ. banjo) — струнно-щипковый музыкальный инструмент, род гитары с резонатором (расширенная часть инструмента крыта кожей, как барабан); 4—9 струн.

История

Томас Джефферсон упоминает о банджо в 1784 году — вероятно, инструмент был завезен в Америку из Западной Африки, где его предшественниками были какие-то арабские инструменты. В XIX веке банджо стало использоваться менестрелями и таким образом проникло в ранние джазовые коллективы в качестве ритмического инструмента. Игра на банджо осуществляется с помощью плектра, так называемых «когтей» (трёх плектров специальной конструкции, надеваемых на большой, указательный и средний пальцы правой руки) или же просто пальцами.

Банджо — родственник общеизвестной европейской мандолины, прямой потомок африканской лютни. Но между мандолиной и банджо есть резкое отличие в звуке — банджо имеет звук более звенящий и резкий.

Особенностью конструкции банджо является его акустический корпус, по виду немного напоминающий маленький барабан, с лицевой стороны которого двумя десятками регулируемых стяжек-винтов крепится стальное кольцо, натягивающее мембрану, а с тыльной - с зазором в 2 см. установлен несколько больший по диаметру деревянный съемный полукорпус-резонатор (снимаемый при необходимости для понижения громкости инструмента или для доступа к анкерному стержню, крепящему гриф и регулирующему расстояние от струн до плоскости грифа). Струны натягиваются через деревянную (реже - стальную) "кобылку", опирающуюся прямо на мембрану. Мембрана и резонатор придают банджо чистоту и силу звука, которые позволяют ему выделяться среди остальных инструментов. Поэтому оно получило место в джазовых группах Нового Орлеана, где исполняло одновременно ритмический и гармонический аккомпанемент, а иногда - короткие энергичные соло и связки. Четыре струны джазового тенор-банджо обычно настроены как у альта (до-соль-ре-ля) или (реже) как у скрипки (соль-ре-ля-ми).

В народной американской музыке чаще всего используется блюграсс-банджо (иногда называемое вестерн-банджо, кантри-банджо) с 5-ю струнами, более длинной мензурой и специфической настройкой. Укороченная пятая струна натянута не на колковой головке, а на отдельном колке на самом грифе (на пятом ладу). Аккордовая игра плектром, которая была изначально, впоследствии была вытеснена арпеджированной игрой «когтями» надеваемыми на пальцы. Также применяется игра без использования «когтей» и различные перкуссионные приёмы. 5-струнное банджо фигурирует в группах традиционной американской музыки наряду со скрипкой, плоской мандолиной, фолк- или добро-гитарой.

Банджо широко используется также в музыке стилей кантри и блюграсс. Выдающимися исполнителями игры на банджо были Вейд Мейнер и Эрл Скраггс, которые известны новаторскими приёмами исполнения. В Европе известность получил чешский коллектив Banjo Band Ивана Младека.

6-струнное банджо - инструмент относительно редкий, он пользуется успехом у гитаристов, потому что его строй полностью совпадает с гитарным, но не в классическом строе E, а на тон ниже, в D (D-A-F-C-G-D).

Примечания

1. На австралийском сленге слово "banjo" означает 10 австралийских долларов.

Литература

• Банио // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Энциклопедия юного музыканта / Игорь Куберский, Е. В. Минина. — СПб.:ООО «Диамант», 2001. — 576 с.
• Всё обо всём (Le Livre des Instruments de Musique) / Перевод с фр. — М.:ООО «Издательство АСТ», 2002. — 272 с.

Ссылки

• [eomi.ws/plucked/banjo/ Банджо — струнный музыкальный инструмент. История, устройство, фото, видео]

Отрывок, характеризующий Банджо

Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.