Банный, Михаил Георгиевич

	Михаил Георгиевич Банный
Дата рождения	11 июля 1903
Место рождения	село Воронеж, ныне Шосткинский район,Сумская область
Дата смерти	8 марта 1962 (58 лет)
Место смерти	Москва
Принадлежность	СССР
Род войск	Пехота
Годы службы	1922 — 1937 годы ; 1939 — 1954 годы
Звание
Командовал	125-й стрелковый корпус
Сражения/войны	Польский поход РККА ; Советско-финская война ; Великая Отечественная война

В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Банный.

Михаил Георгиевич Банный (11 июля 1903 года, село Воронеж, ныне Шосткинский район, Сумская область — 8 марта 1962 года, Москва) — советский военный деятель, Полковник (1942 год).

Начальная биография

Михаил Георгиевич Банный родился 11 июля 1903 года в селе Воронеж ныне Шосткинского района Сумской области.

Военная служба

Довоенное время

В мае 1922 года был призван в ряды РККА и направлен на учёбу на 56-е Черниговские пехотные курсы, а в августе был переведён в 5-ю Киевскую военную пехотную школу. В январе 1925 года был назначен на должность командира отделения курсантов, а по окончании школы в августе 1925 года служил в 12-м стрелковом полку (4-я стрелковая дивизия, Туркестанский фронт), где последовательно назначался на должности командира стрелкового взвода и командира взвода полковой школы. С 1925 по 1926 годы принимал участие в боях против басмачества.

В августе 1928 года был направлен на учёбу на Военно-политические курсы им. Ф. Энгельса в Ленинграде, по окончании которых с августа 1929 года исполнял должность политрука роты 12-го стрелкового полка.

В апреле 1931 года был направлен на учёбу в Военную академию имени М. В. Фрунзе, по окончании которой в мае 1934 года был назначен на должность начальника штаба танкового батальона 81-й стрелковой дивизии.

В январе 1935 года был направлен на учёбу на разведывательные курсы при Разведывательном управлении РККА, по окончании которых в марте 1936 года был назначен на должность помощника начальника пограничного разведывательного пункта разведывательного отдела штаба КВО. С апреля 1936 года состоял в распоряжении Разведывательного управления РККА.

В октябре 1937 года Михаил Георгиевич Банный был уволен в запас по ст. 44, п. «в», но в мае 1939 года был восстановлен в составе РККА и назначен на должность начальника разведывательного отделения штаба 45-й стрелковой дивизии. Находясь на этой должности, принимал участие в Польском походе РККА в Западную Украину и Западную Белоруссию. В октябре 1939 года был назначен на должность начальника разведывательного отдела штаба 27-го стрелкового корпуса, в декабре — на должность начальника оперативного отделения штаба 141-й стрелковой дивизии, участвовавшей в советско-финской войне, а в декабре 1940 года — на должность начальника оперативного отдела штаба 15-го стрелкового корпуса.

Великая Отечественная война

С началом Великой Отечественной войны Банный находился на прежней должности. 15-й стрелковый корпус (5-я армия) принимал участие в приграничном сражении, а затем в Киевской оборонительной операции.

В августе 1941 года Банный был назначен на должность старшего помощника начальника разведывательного отдела штаба 5-й армии, в октябре — на должность начальника штаба 295-й стрелковой дивизии, в марте 1942 года — на должность старшего помощника начальника оперативного отдела 37-й армии, в мае 1942 года — на должность начальника штаба 275-й стрелковой дивизии, в ноябре 1942 года — на должность начальника штаба 11-го стрелкового корпуса. Находясь на этой должности, участвовал в битве за Кавказ. 7 июля 1943 года Банный был отстранен от должности и направлен в распоряжение ГУК НКО.

В августе 1943 года был назначен на должность начальника штаба 22-го стрелкового корпуса. С декабря 1943 по январь 1944 года Банный состоял в распоряжении ГУК НКО, а затем с 11 по 21 января 1944 года временно исполнял должность командира 125-го стрелкового корпуса, формировавшегося в Московском военном округе.

С мая 1944 года находился в распоряжении Военного совета 1-го Белорусского фронта. В июне 1944 года был назначен на должность начальника штаба 61-го стрелкового корпуса. Принимал участие в ходе в Люблин-Брестской, Варшавско-Познанской и Берлинской наступательных операций. За успешное форсирование Западного Буга и Вислы Банный был награждён орденом Суворова 2 степени.

Послевоенная карьера

В августе 1945 года был назначен на должность начальника штаба 40-го стрелкового корпуса, в марте 1946 года — на должность начальника штаба 26-го гвардейского стрелкового корпуса, а в августе — на должность начальника штаба 28-го стрелкового корпуса.

С мая 1949 года проходил обучение на Высших академических курсах при Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова, по окончании которых с мая 1950 года состоял в распоряжении 10-го отдела 2-го управления Генерального штаба. С августа того же года исполнял должность заместителя командира 85-го стрелкового корпуса, дислоцированного в городе Курильск, Дальневосточный военный округ.

В январе 1954 года полковник Михаил Георгиевич Банный вышел в запас. Умер 8 марта 1962 года Москве.

Награды

Память

Напишите отзыв о статье "Банный, Михаил Георгиевич"

Литература

Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 1. — С. 64—65. — ISBN 5-901679-08-3.

Отрывок, характеризующий Банный, Михаил Георгиевич

В апреле месяце войска оживились известием о приезде государя к армии. Ростову не удалось попасть на смотр который делал государь в Бартенштейне: павлоградцы стояли на аванпостах, далеко впереди Бартенштейна.
Они стояли биваками. Денисов с Ростовым жили в вырытой для них солдатами землянке, покрытой сучьями и дерном. Землянка была устроена следующим, вошедшим тогда в моду, способом: прорывалась канава в полтора аршина ширины, два – глубины и три с половиной длины. С одного конца канавы делались ступеньки, и это был сход, крыльцо; сама канава была комната, в которой у счастливых, как у эскадронного командира, в дальней, противуположной ступеням стороне, лежала на кольях, доска – это был стол. С обеих сторон вдоль канавы была снята на аршин земля, и это были две кровати и диваны. Крыша устраивалась так, что в середине можно было стоять, а на кровати даже можно было сидеть, ежели подвинуться ближе к столу. У Денисова, жившего роскошно, потому что солдаты его эскадрона любили его, была еще доска в фронтоне крыши, и в этой доске было разбитое, но склеенное стекло. Когда было очень холодно, то к ступеням (в приемную, как называл Денисов эту часть балагана), приносили на железном загнутом листе жар из солдатских костров, и делалось так тепло, что офицеры, которых много всегда бывало у Денисова и Ростова, сидели в одних рубашках.
В апреле месяце Ростов был дежурным. В 8 м часу утра, вернувшись домой, после бессонной ночи, он велел принести жару, переменил измокшее от дождя белье, помолился Богу, напился чаю, согрелся, убрал в порядок вещи в своем уголке и на столе, и с обветрившимся, горевшим лицом, в одной рубашке, лег на спину, заложив руки под голову. Он приятно размышлял о том, что на днях должен выйти ему следующий чин за последнюю рекогносцировку, и ожидал куда то вышедшего Денисова. Ростову хотелось поговорить с ним.
За шалашом послышался перекатывающийся крик Денисова, очевидно разгорячившегося. Ростов подвинулся к окну посмотреть, с кем он имел дело, и увидал вахмистра Топчеенко.
– Я тебе пг'иказывал не пускать их жг'ать этот ког'ень, машкин какой то! – кричал Денисов. – Ведь я сам видел, Лазаг'чук с поля тащил.
– Я приказывал, ваше высокоблагородие, не слушают, – отвечал вахмистр.
Ростов опять лег на свою кровать и с удовольствием подумал: «пускай его теперь возится, хлопочет, я свое дело отделал и лежу – отлично!» Из за стенки он слышал, что, кроме вахмистра, еще говорил Лаврушка, этот бойкий плутоватый лакей Денисова. Лаврушка что то рассказывал о каких то подводах, сухарях и быках, которых он видел, ездивши за провизией.
За балаганом послышался опять удаляющийся крик Денисова и слова: «Седлай! Второй взвод!»
«Куда это собрались?» подумал Ростов.
Через пять минут Денисов вошел в балаган, влез с грязными ногами на кровать, сердито выкурил трубку, раскидал все свои вещи, надел нагайку и саблю и стал выходить из землянки. На вопрос Ростова, куда? он сердито и неопределенно отвечал, что есть дело.
– Суди меня там Бог и великий государь! – сказал Денисов, выходя; и Ростов услыхал, как за балаганом зашлепали по грязи ноги нескольких лошадей. Ростов не позаботился даже узнать, куда поехал Денисов. Угревшись в своем угле, он заснул и перед вечером только вышел из балагана. Денисов еще не возвращался. Вечер разгулялся; около соседней землянки два офицера с юнкером играли в свайку, с смехом засаживая редьки в рыхлую грязную землю. Ростов присоединился к ним. В середине игры офицеры увидали подъезжавшие к ним повозки: человек 15 гусар на худых лошадях следовали за ними. Повозки, конвоируемые гусарами, подъехали к коновязям, и толпа гусар окружила их.
– Ну вот Денисов всё тужил, – сказал Ростов, – вот и провиант прибыл.
– И то! – сказали офицеры. – То то радешеньки солдаты! – Немного позади гусар ехал Денисов, сопутствуемый двумя пехотными офицерами, с которыми он о чем то разговаривал. Ростов пошел к нему навстречу.
– Я вас предупреждаю, ротмистр, – говорил один из офицеров, худой, маленький ростом и видимо озлобленный.
– Ведь сказал, что не отдам, – отвечал Денисов.
– Вы будете отвечать, ротмистр, это буйство, – у своих транспорты отбивать! Наши два дня не ели.
– А мои две недели не ели, – отвечал Денисов.
– Это разбой, ответите, милостивый государь! – возвышая голос, повторил пехотный офицер.
– Да вы что ко мне пристали? А? – крикнул Денисов, вдруг разгорячась, – отвечать буду я, а не вы, а вы тут не жужжите, пока целы. Марш! – крикнул он на офицеров.
– Хорошо же! – не робея и не отъезжая, кричал маленький офицер, – разбойничать, так я вам…
– К чог'ту марш скорым шагом, пока цел. – И Денисов повернул лошадь к офицеру.
– Хорошо, хорошо, – проговорил офицер с угрозой, и, повернув лошадь, поехал прочь рысью, трясясь на седле.
– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.
– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?
Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…
Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпить воды и послал за лекарем.
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.
Пришедший полковой лекарь сказал, что необходимо пустить кровь. Глубокая тарелка черной крови вышла из мохнатой руки Денисова, и тогда только он был в состоянии рассказать все, что с ним было.
– Приезжаю, – рассказывал Денисов. – «Ну, где у вас тут начальник?» Показали. Подождать не угодно ли. «У меня служба, я зa 30 верст приехал, мне ждать некогда, доложи». Хорошо, выходит этот обер вор: тоже вздумал учить меня: Это разбой! – «Разбой, говорю, не тот делает, кто берет провиант, чтоб кормить своих солдат, а тот кто берет его, чтоб класть в карман!» Так не угодно ли молчать. «Хорошо». Распишитесь, говорит, у комиссионера, а дело ваше передастся по команде. Прихожу к комиссионеру. Вхожу – за столом… Кто же?! Нет, ты подумай!…Кто же нас голодом морит, – закричал Денисов, ударяя кулаком больной руки по столу, так крепко, что стол чуть не упал и стаканы поскакали на нем, – Телянин!! «Как, ты нас с голоду моришь?!» Раз, раз по морде, ловко так пришлось… «А… распротакой сякой и… начал катать. Зато натешился, могу сказать, – кричал Денисов, радостно и злобно из под черных усов оскаливая свои белые зубы. – Я бы убил его, кабы не отняли.