Барабан (фильм)

Барабан
Drum
Режиссёр	Зола Масеко
Продюсер	Думисани Дламини
Автор сценария	Джейсон Филарди
В главных ролях	Тэй Диггз Габриэль Манн Джейсон Флеминг Zola
Оператор	Лиза Ринзлер
Композитор	Теренс Бланшар Седрик Градус Самсон
Кинокомпания	Armada Pictures International
Длительность	94 мин
Бюджет	3600 долл. (приблизительно)
Страна	США ЮАР
Язык	английский африкаанс немецкий
Год	2004
IMDb	ID 0379765
Выход фильма «Барабан» (оригинальное название — Drum)

К:Фильмы 2004 годаК:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Барабан (англ. Drum) — художественный фильм, вышедший в 2004 году и основанный на биографии южноафриканского журналиста Генри Нксумало, сотрудника журнала «Drum (англ.)», «первого журнала об образе жизни чернокожих в Африке». Фильм первоначально планировался к выпуску в виде телесериала в шести частях под названием Sophiatown Short Stories, однако режиссёру Масеко не удалось добиться финансирования. Центральные роли Генри Нксумало и главного фотографа журнала Юргена Шадеберга исполнили американские актёры Тэй Диггз и Габриэль Манн, большинство остальных ролей сыграли южноафриканские актёры.

Премьерный показ фильма состоялся на кинофестивале в Торонто в сентябре 2004 года, выход в прокат в ЮАР — в июле 2006. Drum побывал в европейском прокате, однако в США не удалось найти дистрибьютора, и фильм был выпущен сразу на DVD.

Критика восприняла фильм по большей части положительно. Большинство отрицательных отзывов касались качества режиссёрской работы Масеко и сценария Джейсона Филарди. На Международном кинофестивале в Дурбане (англ.) фильм получил награду за лучший южноафриканский фильм (англ. Best South African Film), а на Фестивале кино и телевидения стран Африки в Уагадугу стал победителем 2005 года.

Сюжет

Сюжет фильма основан на реальных событиях и биографиях реально живших людей. Действие происходит в середине 1950-х в Софиятауне (англ.), одном из районов (англ. township) Йоханнесбурга. Из-за господствующего в стране апартеида это одно из немногих мест во всей Южной Африке, где чернокожее население может владеть собственностью и употреблять алкоголь. Фильм начинается с изображения боксёрского поединка, на котором спортивный репортёр Генри Нксумало знакомится с Нельсоном Манделой. Нксумало работает в журнале Drum. Руководство журнала составляют европейцы, однако в его штате состоят люди различного происхождения. Постепенно репортёр погружается в ночную жизнь Софиятауна и, даже будучи женат, заводит роман с чернокожей певицей. Редактор журнала, Джим Бейли, даёт Нксумало задание о преступности в Софиятауне. Выполняя задание, Нксумало встречается с чернокожим предводителем банды Слимом (Zola), которого ранее уже видел в подпольном баре (англ.), и становится свидетелем убийства, которое совершает Слим.

Первоначально Нксумало не касается в своих статьях политики, но постепенно, при поддержке своей жены и Манделы, начинает затрагивать «серьёзные» темы. Узнав об исчезновении молодого работника на ферме у бура, Нксумало устраивается на эту ферму, где ему в конце концов с трудом удаётся избежать смерти. После опубликования статьи о рабских условиях труда на фермах журналист становится международной знаменитостью. В дальнейшем интерес к нему поддерживает вторая статья, написанная по результатам пребывания им в тюрьме. Нксумало решает, что его призвание — разоблачительная журналистика, и с помощью немца-фотографа Юргена Шадеберга принимает участие в нескольких других рискованных расследованиях.

Нксумало постоянно выступает против расизма и апартеида. Тем не менее, он оказывается не в состоянии противостоять планам властей переселить жителей Софиятауна и снести всю застройку в этом районе. В конце фильма журналист гибнет от удара ножом. Убийца остаётся ненайденным.

В ролях

Актёр	Роль
Тэй Диггз	Генри Нксумало Генри Нксумало
Габриэль Манн	Юрген Шадеберг Юрген Шадеберг фотограф
Мошиди Мотшегва	Флоренс Нксумало Флоренс Нксумало жена Генри Нксумало
Тумишо Маша	Кен Темба Кен Темба
Джейсон Флеминг	Джим Бейли Джим Бейли редактор журнала Drum
Zola	Слим (в титрах указан как Bonginkosi Dlamini) Слим гангстер
Линдане Нкоси	Нельсон Мандела Нельсон Мандела
Фезиле Мпела	Тодд Матшикиза Тодд Матшикиза
Тапело Мокоена	Кейси Моциси Кейси Моциси

Производство

Drum — первый полнометражный художественный фильм режиссёра Золы Масеко (англ.). Первоначально он собирался изложить историю Софиятауна в шестисерийном телесериале под названием Sophiatown Short Stories. После того, как ему не удалось убедить Южноафриканскую телевизионную компанию принять участие в производстве такого сериала, Масеко решил создать один полнометражный фильм. Привлечение Тэя Диггса на главную роль удержало значительный объём финансирования.

Кинокомпания «Armada» поручила написание сценария Джейсону Филарди. Готовясь к работе, он читал исследования, посвящённые Генри Нксумало, и даже прожил месяц в Йоханнесбурге. Филарди позже отзывался о работе над сценарием к фильму как об одном из сильнейших впечатлений, связанных с творческой деятельностью. Съёмка началась в мае 2004 года и продолжалась шесть недель. 29 мая продюсер Думисани Дламини был убит выстрелом в голову в собственном доме в Йоханнесбурге.

Музыку к фильму создали Теренс Бланшар и Седрик Градус Самсон. Значительную часть музыки в фильме представляет джаз, позже названный «сильным». Музыка в фильме отражает популярные направления в музыке того времени, в котором происходит действие.

Выпуск

Фильм был впервые показан на Международном кинофестивале в Торонто 10 сентября 2004 года в качестве ведущего фильма программы «Spotlight on South Africa». Фестиваль Сандэнс показал фильм в январе 2005 (показ стал премьерным в США), а Каннский кинофестиваль — в мае. 21 июня Drum был показан во время первой сессии Бостонского международного кинофестиваля. 25 июня фильм открыл Мюнхенский кинофестиваль .

За свою работу Масеко получил в марте 2005 главный приз FESPACO, Золотого жеребца Йенненги, а также денежный приз в 10 млн франков КФА (20 тыс. долларов США). Он стал первым представителем ЮАР, получившим такую награду. Кроме того, Drum — второй фильм на английском языке, получивший Золотого жеребца (первым стал в 1989 году фильм Heritage Africa ганского режиссёра Квоу Ансы).

Премьерный показ в Южной Африке состоялся 17 июля 2005 года на 26 Международном кинофестивале в Дурбане, где Drum получил награду за «лучший южноафриканский фильм». 22 июля фильм вышел в прокат в 29 кинотеатрах ЮАР. В число рекламных акций фильма вошли танцы «тойи-тойи» в местах торговли, а также соревнование, по результатам которого победители могли встретиться с актёрами фильма.

Первый показ, не связанный с фестивалями, прошёл 22 декабря 2006 в США, в кинотеатре «Olde Mistick Village», расположенном в городе Мистик, штат Коннектикут, родном городе Филарди. Несмотря на массовый прокат в Европе, в США для фильма не удалось найти дистрибьютора, и он был сразу выпущен на DVD.

Критика

Drum был встречен преимущественно положительными критическими обзорами. Сайт Rotten Tomatoes сообщил, что 86 % из семи критиков оставили благоприятные отзывы, а такой рейтинг считается «свежим» (англ. Fresh). Критики из подраздела «лучшие из лучших» оказались ещё благосклоннее к фильму.

Сура Вуд из The Hollywood Reporter назвала Drum «умным, трогательным фильмом, погружённым в аутентичную атмосферу времени и места». Сходным образом высказался Джо Лейдон из «Variety»: «умный и волнующий взгляд на политическую радикализацию в Йоханнесбурге 1950-х годов». Цитируя Джереми Мэттьюса из журнала «Film Threat», Drum — «основательная работа в жанре классического повествования». Он отметил, что фильм «затрагивает изображением Йоханнесбурга тех времён, когда его правителям удалось убедить многих, что белые рождены командовать, а чёрные — подчиняться и служить».

Критик Давид Нуссейр дал фильму три звезды из четырёх и назвал игру Диггса «фантастической». Актёры второго плана также проделали «серьёзную» работу. Он отметил также быстрый ритм фильма, лишённый излишеств. Несмотря на предсказуемый сценарий, «надёжная» режиссура Масеко «обеспечила фильму место выше среднего среди правдивых историй жизни». Газета Arizona Republic не согласилась с этой рецензией в первой её части, отмечая, что Диггс выглядел непохоже на южноафриканца. Рецензия в этой газете назвала фильм «благонамеренным, но статичным взглядом на апартеид 1950-х годов».

Критик Рич Клайн отметил, что сюжетная линия фильма — «убедительная и поучительная», а также хвалил «превосходную» игру актёров, «преданных идее показать правду». Его впечатлило «живое чувство местной культуры», преобладавшее в фильме. Клайн, давший фильму три звезды из пяти, остался недоволен «достаточно грубыми» постановкой и сценарием. Режиссёрская работа Масеко полна «энергией и воодушевлением», хотя его «попытки захватить человеческую драму» привели к впечатлению, что Drum — «неуклюжий телефильм, с неудобными углами съёмки, неуверенной редактурой и грубой звукозаписью». Сценаристу Филарди критик приписал вину за диалоги, в которых «персонажи повторяют, как эхо, различные штампы, в то время как надуманный сценарий помещает их в такие ситуации, которые могут быть настоящими, но всё же кажутся банальными и слишком киношными». Клайн также критиковал фильм за большое количество «политики» в нём, однако добавил, что «это, возможно, помогает понять, какова была жизнь при таком деспотическом правительстве».

Одним из наиболее критических оказался отзыв Франчески Дингласан из Boxoffice Magazine. Критик присвоила фильму 2,5 из 5 звёзд и не была впечатлена «неоригинальной повествовательной техникой, которая должна передать историю журналиста, пытающегося вскрыть расовое неравенство в обществе, вступая при этом в конфликт с недавно введёнными законами апартеида». Хотя игра Диггса была названа «привлекающей внимание», фильм всё же «держится на слишком большом числе клише большого экрана и предсказуемых сюжетных ходов». «Богатые декорации и костюмы» не сумели, по мнению критика, поднять фильм «до удовлетворительного уровня».

Литература

• Drum: The Making of a Magazine, Jonathan Ball Publishers, 31 Aug 2005, ISBN 1-86842-211-9

Ссылки

• [www.allmovie.com/movie/v314096 Drum] (англ.) на сайте allmovie
• Drum (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Барабан (фильм)

«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.


После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.