Барабаш, Яков Фёдорович (генерал)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Яков Фёдорович Барабаш
Дата рождения

12 (24) мая 1838(1838-05-24)

Место рождения

Полтавская губерния

Дата смерти

12 (25) октября 1910(1910-10-25) (72 года)

Место смерти

Швейцария

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Род войск

Генеральный штаб, казачьи войска

Звание

генерал от инфантерии

Командовал

Забайкальское казачье войско, Оренбургское казачье войско

Награды и премии

Орден Святого Станислава 2-й ст. (1871)
Орден Святого Владимира 4-й ст. (1873)
Орден Святой Анны 2-й ст. (1876)
Орден Святого Владимира 3-й ст. (1880)
Орден Святого Станислава 1-й ст. (1887)
Орден Святой Анны 1-й ст. (1890)
Орден Святого Владимира 2-й ст. (1896)
Орден Белого орла (1899)
Орден Святого Александра Невского (1904)

Яков Фёдорович Барабаш
военный губернатор Забайкальской области
24 июня 1884 — 6 февраля 1888
Предшественник: Ильяшевич, Лука Иванович
Преемник: Хорошхин, Михаил Павлович
 

Я́ков Фёдорович Бараба́ш (18381910) — русский генерал, Забайкальский и Оренбургский губернатор





Биография

Родился 12 (24) мая 1838 года в Полтавской губернии. Учился в Александровском Брестском кадетском корпусе, по окончании которого 30 июня 1858 года был произведён в подпоручики и направлен в Ростовский гренадёрский полк; 30 августа 1861 году переведён в лейб-гвардии Литовский полк с чином прапорщика гвардии. В начале 1863 года поступил в Академию Генерального штаба и 17 июня произведён в подпоручики. 19 апреля 1864 года за успехи в науках получил чин поручика.

В 1865 году, по окончании академии, Барабаш назначается членом следственной комиссии Варшавского военного округа, затем служит в Киевском военном округе старшим адъютантом в штабах 10-й (с 3 апреля 1866 года, тогда же произведён в чин штабс-капитана с причислением к Генеральному штабу и 30 августа произведён в капитаны) и 6-й (с 13 сентября 1867 года) пехотных дивизий, 3-й гвардейской пехотной дивизии (с 6 мая 1869 года), 10-й пехотной дивизии (с 13 апреля 1870 года).

20 марта 1871 года Яков Фёдорович получает новое назначение: сначала в Иркутск, на должность штаб-офицера для особых поручений при командующем войсками Иркутского военного округа (подполковник с 28 марта), а спустя полгода — в Ургу, где возглавляет конвой русского консульства.

В декабре 1872 года Барабаш был назначен исполняющим делами начальника военно-топографического отдела Иркутского военного округа, тогда же произвёл статистические исследования в долине реки Сунгари; при этом Барабаш имел ещё одно задание: как можно тщательнее изучить военное состояние Маньчжурии. На обратном пути в Иркутск проверил съёмку, ранее проводившуюся между рекой Буреей и Буреинским хребтом силами военно-топографического отдела Амурской области.

31 марта 1874 года произведён в полковники и с 17 июля по 12 декабря 1874 года Барабаш был начальником Иркутского юнкерского училища. Затем, будучи начальником штаба войск Приморской области, в 1876 году командируется в Японию, на Сахалин и Курильские острова в качестве комиссара российского правительства для наблюдения за выполнением договора об обмене Южного Сахалина, принадлежащего Японии, на несколько русских островов Курильской гряды и для водворения гражданского и военного управления на новых территориях. За эти труды получает орден Святой Анны 2-й степени и японский орден Восходящего солнца 3-й степени.

В 1878 году Барабаш был назначен исполняющим обязанности командующего войсками Приморской области. Годом позже принял участие в экспедиции, исследовавшей порты и бухты Приморья, с целью отыскать среди них подходящее место для организации военно-морской базы. В 1882 году вновь совершил поездку в Маньчжурию с военно-дипломатической миссией, по итогам которой составил «Записку о Маньчжурии», выдержавшую два издания — в Санкт-Петербурге и Иркутске.

15 мая 1883 года Барабаш производится в генерал-майоры и составляет план обороны Владивостока с моря и суши, проводит изыскания, связанные с предполагаемой прокладкой в Уссурийском крае железных дорог. В 1884 году назначается председателем Комиссии по уточнению российско-китайской границы, а 24 июня того же года — военным губернатором Забайкальской области и наказным атаманом Забайкальского казачьего войска.

8 февраля 1888 года назначен военным губернатором Тургайской области и командующим расположенными на её территории войсками. 30 августа 1894 года произведён в генерал-лейтенанты. 4 октября 1899 года генерал-лейтенант Барабаш был назначен Оренбургским губернатором и наказным атаманом Оренбургского казачьего войска. 20 марта 1906 года был назначен членом Сената и 6 декабря того же года произведён в генералы от инфантерии.

У мер в ночь с 11 на 12 октября 1910 года[1] в Швейцарии от болезни сердца.

Награды

Семья

Яков Фёдорович Барабаш был женат на купчихе города Хабаровска Марии Ивановне Кузнецовой и имел четверых детей: Веру (р. 1878), Якова (1880—1920), Марию (р. 1882), Леонида (р. 1894).

Старший сын оренбургского губернатора Яков Яковлевич Барабаш перед русско-японской войной в чине хорунжего был направлен в Забайкальское казачье войско и в составе 2-го Аргунского полка участвовал в боевых действиях против японцев. Участвовал он и в Первой мировой войне. Во время Гражданской войны Барабаш-младший воевал против красных и, попав в плен, был расстрелян в Красноярске в 1920 году.

В семье Барабашей воспитывался будущий казахский революционер Алиби Тогжанович Джангильдин. В семье Барабашей его (после крещения) звали Николаем Владимировичем Степных.

Напишите отзыв о статье "Барабаш, Яков Фёдорович (генерал)"

Примечания

  1. Мурзанов А. Н. [dlib.rsl.ru/viewer/01003781793#?page=15 Список сенаторов]

Источники

  • Семенов В. Г., Семенова В. П. «Губернаторы Оренбургского края». — Оренбург, 1999.
  • Список генералам по старшинству. Составлен по 1 января 1910 г. Часть III. — СПб., 1910. — С. 10
  • Некролог // «Нива», октябрь, 1910

Литература

Отрывок, характеризующий Барабаш, Яков Фёдорович (генерал)

Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.