Барагэ д’Илье, Луи

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Барагэ д'Илье, Луи»)
Перейти к: навигация, поиск
Луи Барагэ д'Илье

Портрет Барагэ д'Илье
Дата рождения

13 августа 1764(1764-08-13)

Место рождения

Париж, провинция Иль-де-Франс, королевство Франция

Дата смерти

6 января 1813(1813-01-06) (48 лет)

Место смерти

Берлин, королевство Пруссия

Принадлежность

Франция Франция

Род войск

Пехота, Кавалерия

Годы службы

17831813

Звание

Генерал-полковник драгун,
Дивизионный генерал

Сражения/войны

Битва при Риволи,
Битва при Маренго,
Бой при Эльхингене,
Битва под Аустерлицем

Награды и премии

Луи Барагэ д’Илье (фр. Louis Baraguey d'Hilliers; 13 августа 1764, Париж — 6 января 1813, Берлин) — генерал-полковник драгун6 июля 1804 года), дивизионный генерал (c 10 марта 1797 года), граф (с 16 сентября 1808 года). Сын жандарма королевской гвардии. Отец маршала Франции Ахилла Барагэ д’Илье.





Служба при Старом режиме и Революции

1 апреля 1783 года Луи Барагэ д’Илье поступил на службу в Эльзасский1791 — 53-й) пехотный полк в чине кадета. 23 июля 1787 года его произвели во 2-е лейтенанты, а 18 марта 1791 года в лейтенанты.

1 мая 1791 года подал в отставку, но уже 20 января 1792 года получил звание капитана и назначается в 11-й легкий батальон.

10 февраля 1792 года Барагэ д’Илье был назначен адъютантом генерала Крийона, а 27 мая 1792 года — адъютантом генерала Ля Бурдоннэ. С 28 июля 1792 года он служил в Альпийском легионе в чине подполковника. 20 сентября того же года произведён в полковники и 8 ноября назначен адъютантом генерала Кюстина. В 1792 году принял участие в сражениях при Спире (30 сентября), Вормсе (4 октября), Майнце (21 октября), Франкфурте-на-Майне (23 октября).

6 января 1793 года Барагэ д’Илье был ранен в бою при Хохгейме, а 4 апреля 1793 года получил чин бригадного генерала и был назначен начальником штаба генерала Кюстина, а затем генерала Александра Богарне. По приказу правительства якобинцев 28 июля 1793 года вместе с Кюстином арестован по обвинению в сдаче противнику Майнца и Франкфурта. 8 ноября отправлен сначала в тюрьму в л’Абэй, затем в Люксембург. После падения режима якобинской диктатуры, 10 июля 1794 года Барагэ д’Илье оправдан Революционным трибуналом и освобождён.

С декабря 1794 года член Военного комитета Конвента. С 25 мая 1795 года исполнял обязанности начальника Генерального штаба 17-го военного округа (Париж). Под руководством генерала Мену участвовал в разгоне восставших в предместье Сент-Антуан, за что 5 октября 1795 года был временно отстранён от должности, через шесть дней разжалован и предан суду Военного совета. 14 ноября 1795 года он был оправдан, освобождён из-под стражи, восстановлен в армии и направлен в Шербур. С 1 января 1796 года Барагэ д’Илье служил в армии Берегов Океана.

С генералом Бонапартом в Италии и Египте

8 мая 1796 года Барагэ д’Илье переведён в Итальянскую армию генерала Бонапарта. 13 августа 1796 года назначен военным губернатором Ломбардии. 24 декабря 1796 года бригада Барагэ д’Илье, входившая в состав дивизии генерала Рея, захватила крепость Бергамо.

14 января 1797 года Барагэ д’Илье отличился в битве при Риволи, а на следующий день возглавил отряд, выделенный Наполеоном для преследования отступавшей армии генерала Альвинци.

13 февраля 1797 года заменил генерала Дальманя на посту командующего пехотной дивизией под началом генерала Жубера. Одержав победу при Брентонио, захватил форт д’Арко.

20 марта 1797 года участвовал в бою при Сан-Микеле. После взятия Венеции (16 мая 1797 года) некоторое время исполнял обязанности губернатора, пока город не был отбит австрийцами. С 14 июня 1797 года Барагэ д’Илье командовал 6-й пехотной дивизией Итальянской армии, а с 9 ноября 1797 года — 7-й пехотной дивизией.

С 12 января 1798 года Барагэ д’Илье состоял в Английской армии. 19 мая 1798 года отплыл вместе с Наполеоном в Египет. 10 июня 1798 года во время высадки на Мальту он овладел батареями и бастионами в южной части острова, потеряв при этом всего трёх человек.

После этого, был откомандирован с трофеями во Францию, однако, 27 июня 1798 года фрегат «La Sensible», на котором он плыл, был захвачен англичанами. В ходе боя Барагэ д’Илье был ранен и пленён. Некоторое время содержался под стражей в Портсмуте, позднее освобождён под честное слово и вернулся на родину.

13 августа 1798 года разжалованный Барагэ д’Илье в третий раз в своей карьере предстал перед военным судом, но, доказав свою невиновность, был оправдан. 24 июня 1799 года его направили в Рейнскую армию на должность начальника штаба к генералу Мюллеру. В ноябре года Барагэ д’Илье командовал левым крылом Нижнерейнской армии генерала Лекурба, а затем, с 6 по 27 декабря 1799 года, служил под началом генерала Моро.

Участие в кампаниях 1800 и 1805 годов

В ходе Второй итальянской кампании Барагэ д’Илье провёл успешную операцию по уничтожению порохового склада в Ландау (1 апреля 1800 года). Доблестно сражался при Энгене (3 мая), Биберахе (9 мая) и Маренго.

6 июня получил 1-ю дивизию в корпусе генерала Гренье, но уже через месяц оставил действующую армию. С 31 июля 1800 года командир 2-й (с 8 сентября — 1-й) дивизии 2-й резервной армии в Дижоне. В ноябре 1800 года был назначен начальником штаба у генерала Макдональда. 27 декабря 1800 года добился победы при Канове.

С 24 июля 1801 года генерал-инспектор пехоты 14-го, 15-го и 16-го военных округов.

С 29 сентября 1803 года командир 2-й драгунской дивизии, расквартированной в Компьенском лагере. 6 июня 1804 года назначен генерал-полковником драгун.

2 февраля 1805 года награждён Большим Орлом Ордена Почётного легиона. С 30 августа 1805 года Барагэ д’Илье возглавил дивизию пеших драгун в составе 6-го пехотного корпуса Великой Армии маршала Нея.

26 сентября того же года он участвовал в переправе через Рейн около Дурлаха. 14 октября 1805 Барагэ д’Илье отличился при взятии хорошо укреплённого Эльхингена. 23 октября назначен комендантом Ингольштадта.

В ноябре 1805 года Барагэ д’Илье захватил позицию при Вальдмюнхене и занял Пильзен. Проявил героизм и отвагу в сражении при Аустерлице. 14 декабря 1805 года Барагэ д’Илье заменил генерала Бомона на посту командующего 3-й драгунской дивизией кавалерийского резерва.

Служба в Италии (1806—1810 годы) и Испании (1810—1811 годы)

С 22 сентября 1806 года Барагэ д’Илье некоторое время вместо генерала Мармона командовал 1-м корпусом армии Фриуля. До 1809 года он оставался в Италии, командуя дивизией в корпусе пасынка Наполеона, Э. Богарне.

28 августа 1808 года недавно получивший титул графа Империи Барагэ д’Илье был назначен губернатором Венеции.

24 апреля 1809 года добился успеха в бою при Новиглио, с 28 апреля того же года командовал левым крылом Итальянской армии. 8 мая 1809 года Барагэ д’Илье участвовал в сражении при Пьяве, 18 мая — в бою за Тарвиз, а 14 июня — в сражении при Раабе захватил деревеньку Шабадеги, которая в ходе боя дважды переходила из рук в руки.

26 июля 1809 года он был назначен военным губернатором провинций: Триест, Истрия и Гориция. В конце года Барагэ д’Илье усмирял восстание Андреаса Гофера в Тироле. 22 августа 1810 года он был направлен в Каталонскую армию, а уже в ноябре стал губернатором Верхней Каталонии.

В 1811 году войска под его командованием блокировали испанский форт Фигерас, у стен которого 3 мая 1811 года разбили армию маркиза Кампо-Верде. 17 августа того же года солдаты Барагэ д’Илье захватили форт Фигьере. Затем генерала отозвали из Каталонии, и, с 19 октября 1811 по февраль 1812 года он командовал 19-м (Лионским) военным округом.

Русский поход 1812 года. Опала. Последнее назначение

Барагэ д’Илье прибыл в Россию в июле 1812 года. После занятия французами Смоленска был назначен губернатором этого города (27 августа). Позднее командовал дивизией в составе 9-го корпуса маршала Виктора. 9 ноября 1812 года дивизия Барагэ д’Илье подверглась атаке со стороны русских партизан. Бригада генерала Ожеро, двигавшаяся в авангарде дивизии, была разгромлена и, не получив подкреплений, капитулировала в районе Ляхова.

Узнав о случившемся, Наполеон был чрезвычайно разгневан. 11 ноября по приказу императора дивизия была расформирована, а Барагэ д’Илье предписано принять вместо генерала Луазона командование в Кенигсберге . 13 ноября французский император велел провести расследование поведения генерала, порученное четырём старшим командирам его бывшей дивизии. В результате расследования комиссия пришла к выводу, что из-за нерешительности Барагэ д’Илье не была оказана своевременная помощь его подчинённому. По этой причине дивизия, предназначавшаяся для поддержки отступавших корпусов Великой армии, была бездарно потеряна. Ознакомившись с выводами комиссии, Наполеон приказал отстранить Барагэ д’Илье от должности и направить под арест в одно из его поместий во Франции.

Не дождавшись четвёртого по счёту суда в своей жизни, генерал по дороге на родину заболел в Берлине и умер 6 января 1813 года. В свидетельстве о смерти значилось: «лихорадка и нервное расстройство», проявившиеся вследствие выдвинутых обвинений и позорной ссылки. 7 января 1813 года маршал Ожеро послал маршалу Бертье письмо, извещавшее последнего о кончине Барагэ д’Илье. В нём указывалось, что генерал был похоронен в католической церкви Берлина, и что погребению предшествовала почётная похоронная процессия, приличествующая его званию. Наполеон ещё долго не мог простить покойного генерала и только 2 августа 1813 года разрешил выделить его вдове пожизненную пенсию в 3000 франков. Дочь Барагэ д’Илье впоследствии вышла замуж за генерала Дамремона.

Титулы

Награды

Легионер ордена Почётного легиона (11 декабря 1803 года)

Великий офицер ордена Почётного легиона (14 июня 1804 года)

Знак Большого Орла ордена Почётного легиона (2 февраля 1805 года)

Напишите отзыв о статье "Барагэ д’Илье, Луи"

Примечания

  1. [thierry.pouliquen.free.fr/noblesse/Noblesse_B1.htm Дворянство Империи на B]

Литература

Ссылки

  • [www.museum.ru/1812/Persons/France/022.html Биография Л. Барагэ д’Илье на сайте проекта «1812 г.»]
  • [www.hrono.info/biograf/bio_b/baraguay.html Статья о генерале Барагэ д’Илье в словаре К. А. Залесского]
  • [militera.lib.ru/h/caulaincourt/index.html А. Коленкур. «Поход Наполеона в Россию»]
  • [www.historydata.com/biographies/baraguey.php Краткие сведения о Л. Барагэ д’Илье на основе изданий Бальто и Мишо]  (англ.)
  • [gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k83909x.table Л. де Ля Рок. «Исторический каталог коннетаблей, генералов и маршалов Франции» (т. III)]  (фр.)
  • [www.histoire-empire.org/persos/baraguay_d_hilliers.htm Л. Барагэ д’Илье глазами Р. Уврара]  (фр.)

Отрывок, характеризующий Барагэ д’Илье, Луи

«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.


Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.