Барановский, Владимир Львович

Владимир Львович Барановский
Дата рождения	20 мая 1882(1882-05-20)
Место рождения	Казань, Российская империя
Дата смерти	11 сентября 1931(1931-09-11) (49 лет)
Место смерти	Сиблаг, Новосибирская область, СССР
Принадлежность	Российская империя Российская империя РСФСР РСФСР СССР СССР
Род войск	Артиллерия, Генштаб
Годы службы	1899—1918
Сражения/войны	Первая мировая война
Награды и премии	ГО 3-й ст. 4-й ст. 3-й ст.

Владимир Львович Барановский (20 мая 1882, Казань — 11 сентября 1931, Сиблаг) — русский и советский военный деятель, герой Первой мировой войны.

Биография

Родился в Казани в семье генерал-лейтенанта Л. С. Барановского.

Окончил Сибирский кадетский корпус и Константиновское артиллерийское училище (1902), из которого выпущен подпоручиком в лейб-гвардии 1-ю артиллерийскую бригаду.

Чины: поручик (1905), капитан (1909), подполковник (1915), полковник (1917), генерал-майор (за отличия по службе, 1917).

В 1910 году окончил Императорскую Николаевскую военную академию по первому разряду. Цензовое командование ротой отбывал в 141-м пехотном Можайском полку (1910—1912).

26 ноября 1912 назначен старшим адъютантом штаба 25-й пехотной дивизии, с которой вступил в Первую мировую войну. Был награждён Георгиевским оружием

За то, что в бою 7 авг. 1914 г., будучи послан в передовые части для выяснения обстановки и с приказаниями, подъезжая к д. Ионасталь, по собственной инициативе указал позицию для батарей и передал им приказание — артиллерийским огнём поддержать отходившие части. В тот же день, по собственной инициативе, останавливал некоторые отходившие части, восстанавливал в них порядк, ориентировал начальников их в общем положении дел и направлял части вперед, подвергая себя все время опасности, чем в значительной мере способствовал успеху дня и достижению постановленной дивизии цели.

С апреля 1915 — и.д. штаб-офицера для поручений штаба 3-го Кавказского корпуса. С 12 июня 1915 — и.д. нач. штаба 101-й пехотной дивизии, с 18 октября 1915 — и.д. нач. штаба 74-й пехотной дивизии. С 6 декабря 1915 — и.д. нач. штаба 32-й пехотной дивизии. С 21 сентября 1916 — штаб-офицер для делопроизводства и поручений управления ген-квартирмейстера Верховного Главнокомандующего.

Участник Февральской революции, член Военной комиссии Временного комитета Государственной думы.

После того как А. Ф. Керенский, который был женат на сестре Барановского, занял должности военного и морского министра во Временном правительстве, 6 июля 1917 он назначил Барановского начальником кабинета военного министра. 7 июля 1917 Барановский был произведен в полковники, а уже 30 августа 1917 — в генерал-майоры «за отличия по службе».

С 11 сентября 1917 по 14 ноября 1917 — генерал-квартирмейстер штаба Северного фронта.

После Октябрьской революции подвергался аресту. Находился в заключении в Петропавловской крепости до 4 января 1918, когда был освобожден под честное слово. В марте 1918 уволен со службы.

С сентября 1918 в РККА: военрук главного управления Всевобуча, с 6 декабря 1918 — начальник учебно-организационного отдела Всевобуча. Затем помощник начальника управления Всевобуча (с 31 января по 20 декабря 1919 года). Одновременно с 31 января по 27 ноября 1919 — начальник штаба войск т. н. Московского оборонительного сектора, созданного для обороны подступов к Москве ввиду продвижения Деникина в составе Московской, Рязанской, Тульской и Калужской губерний.

С 20 декабря 1919 и до начала 1921 — помощник начальника Всероглавштаба. С 15 апреля 1921 — начальник Организационного управления Штаба РККА. В 1921—1924 — начальник оперативно-строевого отдела управления связи РККА. Затем — военрук института повышения квалификации народного образования и главный военрук московских вузов.

Арестован 17 февраля 1931 по делу «Весна». Признал себя виновным в создании контрреволюционных организаций. По признаниям жены, в то время был тяжело болен. Осужден к ВМН с заменой на 10 лет ИТЛ. Умер в СибЛАГе.

Источники

• [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=892 Барановский, Владимир Львович] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»
• Тинченко Я. Голгофа русского офицерства в СССР 1930—1931 годы. — М., 2000.
• Николаев А. Б. Государственная дума в Февральской революции. — Рязань, 2002.

Отрывок, характеризующий Барановский, Владимир Львович

Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?