Баранцевич, Евгений Маврикиевич
Поделись знанием:
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.
В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
Евгений Маврикиевич Баранцевич †10.01.1917, Томск — судебный следователь, общественный деятель, писатель, инициатор создания в Российской империи обществ «Патронат».
Содержание
Биография
На 4.10.1893 г. был гласным Верейского уездного земского собрания. Работал судебным следователем в Томске. Работая следователем в Томске провёл ряд важнейших уголовных дел имевших общероссийский резонанс. Выйдя в отставку возглавил местное общество «Патронат», покровительствовавшее лицам, освободившимся из мест заключения. Отказался от получения заслуженной пенсии и жил очень бедно. Известен, как автор многих капитальных произведений. Готовил книгу «Записки судебного следователя», где намеревался оставить как свои воспоминания и составить биографии судебных деятелей столицы и Сибири, так и материалы судебного следствия. Частично эта книга была сдана в набор, но революция помешала ей выйти в свет.
Напишите отзыв о статье "Баранцевич, Евгений Маврикиевич"
Литература
- Некролог. // Русская воля. Петроград, 1917. - №20.
- Исторический вестник. Петроград, 1917. - Т.147. - №3. - С.854.
Публикации
- Баранцевич Е.М., В день 50-ти летнего юбилея Московской 2-й гимназии. [Стихи] 1835 14/IX 1885 - ценз. 1885
- Баранцевич Е.М., Заявление гласного Евгения Маврикиевича Баранцевича в Верейское уездное земское собрание 1893 г. 4 октября [о выдаче ссуд под зерно и по ряду др. вопросов] - 1893
- Баранцевич Е.М., Об учреждении страхования от огня дворянских имуществ и к вопросу об участии в банковых земельных оборотах и в земстве - 1893
- Баранцевич Е.М., Остров Крит и события на нем. Ист.-геогр. и этногр. очерк - 1897
- Баранцевич Е.М., Состояние и развитие пчеловодства в Сибири - 1897
- Баранцевич Е.М., Антропологические инструменты. А. Антропометрия. Б. Краниометрия - 1898
- Баранцевич Е.М., Ведение пчел на Руси. (Обзор ист. данных). [Чит. в заседании Пчелов. отд. Имп. Рус. о-ва акклиматизации животных и растений в Москве 23 янв. 1897 г.] - 1898
- Баранцевич Е.М., Конокрадство и меры противу него в России. Судебно-бытовой и стат. очерк. Прил.: Статистика конокрадства в России - 1898
- Баранцевич Е.М., Поэзия пчеловодства. (Религиоз. нар. и миф. сказания). [Чит. 27 июля 1897 г. на Образцовой пасеке в Измайл. зверинце Имп. Рус. о-ва акклиматизации животных и растений в Москве] - 1898
- Баранцевич Е.М., Судебно-врачебная экспертиза в России. (Закон и практика). Судеб.-врачеб. и бытовой очерк - 1898
- Баранцевич Е.М., Чума, появление и распространение её у человека. (Ист.-мед. очерк) - 1898
- Раш Г., Производство винно-каменной кислоты - 1898
- Гамет А.Л., Об усыплении пчел и средствах для сего употребляемых, их преимущества и недостатки. (Пер. с фр. соч. знаменит. Г. Гамета, б. проф. пчеловодства в Люксенбурге) - [1899?]
- Баранцевич Е.М., Федор Помпеевич Ивков. (Некролог с портр.) - 1901
- Баранцевич Е.М., Идеи и принципы судебного деятеля. Памяти Ф.П. Ивкова. Этюды из обл. судеб. этики - 1901
- Баранцевич Е.М., Права и обязанности пчеловодов. (Обычай, практика и закон). Доложено: Съезду отечеств. пчеловодов в г. С.-Петербурге 8 нояб. 1901 г. и Отд. пчеловодства Имп. Рус. о-ва акклиматизации животных и растений в г. Москве 14 нояб. 1901 г. - 1902
- Кормильцев М.Н., Пчеловодство. (Материальная сторона и поэзия пчеловодства) - 1909
- Баранцевич Е.М., Первый в России капитал имени присяжных заседателей - 1910
- Баранцевич Е.М., Необходимость и возможность повсеместного учреждения обществ "Патронат" в России. (Очерк распространения "Патронатов" в Томской губернии с описанием значения и цели "Патронатов") - 1912
- Баранцевич Е.М., Памятник в истории суда присяжных заседателей в Сибири. (Первый в России капитал имени присяж. заседателей) - 1912
- Баранцевич Е.М., Укоренение пасек, расположенных на казенных и общественных землях Томской губернии - 1912
- Баранцевич Е.М., Учреждение школ при обществах Патронат в России - 1912
- Баранцевич Е.М., Женщина в патронате - 1913
- Баранцевич Е.М., Кому ближе общество Патронат в России. Совместимость в одном лице исполнения обязанностей мирового судьи, председателя особого совещ. и организатора Патроната - 1913
- Баранцевич Е.М., Обзор исторических сведений по ведению пчел на Руси. [Чит. при открытии Курсов по пчеловодству при Том. о-ве пчеловодства 10-го марта 1913 г.] - 1913
- Баранцевич Е.М., По поводу возникновения в г. Томске приюта нищих детей - [1913]
- Баранцевич Е.М., Страничка благотворительной деятельности. (Из жизни Том. патроната) - 1913
- Баранцевич Е.М., Как вести пасеку в неблагоприятные годы по медосбору. По наблюдениям иностр. и рус. пчеловодов - 1914
- Баранцевич Е.М., Патронат в жизни России. (Средства борьбы с преступностью). Реформирование и реклассирование преступника при содействии свободных обществ. сил. (По наблюдениям и исслед. судеб. следователя) - 1914
- Баранцевич Е.М., По поводу пятидесятилетия учреждения судебных уставов императора Александра II. (20 нояб. 1864-1914 гг.) - 1914
- Баранцевич Е.М., Значение общества Патронат во время войны и народных бедствий - 1915
- Баранцевич Е.М., Значение приюта нищих детей в народной жизни - 1915
- Баранцевич Е.М., Неравномерная борьба обывателя с управлениями железных дорог - 1915
- Баранцевич Е.М., Отношение поляков к войне. Сост. по провер. сведениям и пережитым чувствам - 1915
- Баранцевич Е.М., Отношение поляков к войне. Сост. по провер. сведениям и пережитым чувствам - 1915
- Баранцевич Е.М., Памяти Константина Алексеевича Орлова. (По случаю годовщины смерти его) - 1915
- Баранцевич Е.М., Способы оправдания просрочек железными дорогами. Ведомости о сложении ответственности за просрочку в доставлении грузов в связи с телеграммами Упр. ж. д., как средства оправдания просрочек - 1915
- Баранцевич Е.М., Вера. Стихотворение сказано автором 17 мая в г. Томске на обеде, данном прихожанами католиками Том. костела в честь римско-катол. еп.-суфрагана Иоанна Цепляк - [1909]
- Баранцевич Е.М., На смерть Николая Валериановича Муравьева († 1-го дек. 1908 г.). Стихотворение Ев.М. Баранцевича - [1909]
- Баранцевич Е.М., Значение и цель общества Патронат - 1911
- Баранцевич Е.М., На страх врагам. Боевой марш (перед выходом на войну) - 1914
- Баранцевич Е.М., На страх врагам. Боевой марш (перед выходом на войну) - [1914]
- Баранцевич Е.М., На страх врагам. Боевой марш Второй Отечественной войны - [1915]
- Баранцевич Е.М., Памяти в бозе почившего императора Александра II. По поводу 50-летия изд. Судебных уставов 20 ноября 1864-1914 гг. Стихотворение - 1914
- Баранцевич Е.М., Устройство общежитий для семей нижних чинов, призванных на войну. По губ. и уезд. отд. губерний и областей Европ. России, Сибири и Кавказа - 1914
- Баранцевич Е.М., Открытое письмо лицам сочувствующим проведению в тюремную жизнь просветительных сведений - [1915]
Примечания
Ссылки
Отрывок, характеризующий Баранцевич, Евгений Маврикиевич
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.
В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
