Баратаев, Семён Михайлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Семён Михайлович Баратаев
Правитель Казанского наместничества
1789 — 6 декабря 1797
Предшественник: Иван Андреевич Татищев
Преемник: губернатор
Дмитрий Степанович Казинский
 
Рождение: 1745(1745)
Смерть: 30 декабря 1798(1798-12-30)
 
Военная служба
Принадлежность: Российская империя Российская империя
Род войск: артиллерия
Звание: генерал-майор
Сражения: Русско-турецкая война 1787—1792
 
Награды:

Князь Семён Михайлович Баратаев (17451798) — генерал-майор, Казанский генерал-губернатор.





Биография

Происходил из грузинских князей, сын надворного советника Михаила (Мелхиседека) Баратаева, родился в 1745 году.

В военную службу был записан в 1753 году в артиллерию, в строй явился в 1759 году.

С 1784 года служил в артиллерийском полку подполковником и 26 ноября 1785 года был награждён орденом св. Георгия 4-й степени (№ 419 по кавалерскому списку Григоровича — Степанова). В 1787 году был произведён в полковники.

С 1789 года служил в 1-м фузилерном полку Екатеринославской армии, принимал участие в русско-турецкой войне, за отличие был произведён в генерал-майоры и 14 апреля награждён орденом св. Георгия 3-й степени (№ 64 по кавалерским спискам

Во уважении на усердную службу и отличную храбрость, оказанную им при взятии приступом города и крепости Очакова, находясь командиром во все время осады на передовой батарее.

В конце того же года Баратаев был назначен Казанским генерал-губернатором и правителем Казанского наместничества. В 1796 году вышел в отставку и скончался 30 декабря 1798 года. Среди прочих наград он имел орден св. Владимира 2-й степени.

Семья

Его братья:

У Семёна Михайловича были две дочери:

Известный археолог и нумизмат М. П. Баратаев приходился Семёну Михайловичу племянником.

Награды

Российской Империи:

Источники

  • Волков С. В. Генералитет Российской империи. Энциклопедический словарь генералов и адмиралов от Петра I до Николая II. — М., 2009. — Том I: А—К.
  • Гогитидзе М. Грузинский генералитет (1699—1921). — Киев, 2001.
  • Русская родословная книга. Издание «Русской старины». — СПб., 1873.
  • Степанов В. С., Григорович П. И. В память столетнего юбилея императорского Военного ордена Святого великомученика и Победоносца Георгия. (1769—1869). — СПб., 1869.

Напишите отзыв о статье "Баратаев, Семён Михайлович"

Отрывок, характеризующий Баратаев, Семён Михайлович

Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».