Баратов, Иосиф Александрович

В Википедии есть статьи о других людях с фамилиями: Баратов и Бараташвили

Иосиф Александрович Баратов
იოსებ ალექსანდრეს ძე ბარათაშვილი
Депутат Первой Думы, 1906 г.
Дата рождения:	1872(1872)
Место рождения:	дер. Борбало
Дата смерти:	1937(1937)
Гражданство:	Российская империя Российская империя Грузинская Д. Р. СССР СССР
Вероисповедание:	Грузинское православие
Партия:	социалисты-федералисты Грузии
Род деятельности:	присяжный поверенный, депутат Государственной думы I созыва
Автограф

Иосиф Александрович Баратов, იოსებ ალექსანდრეს ძე ბარათაშვილი (вариант Иессей Александрович или Иосиф (Осико) Бараташвили (1872, деревня Борбало — 1937) — князь, присяжный поверенный, один из лидеров партии социалистов-федералистов, депутат Государственной думы I созыва от Тифлисской губернии.

Биография

Князь из старинного грузинского рода, православный. Окончил 2-ю Тифлисскую гимназию, а затем в 1899 году, окончил юридический факультет Петербургского университета.

• Присяжный поверенный Тифлисского окружного суда.
• Гласный Тифлисской городской думы.
• Член комитета «Общества распространения грамотности среди грузин».
• Член Партии социалистов-федералистов Грузии.

26 июня 1906 избран в Государственную думу I созыва от общего состава выборщиков Тифлисского губернского избирательного собрания. Входил в Трудовую группу, что подтверждают и сами трудовики в своём издании «Работы Первой Государственной Думы». Член Комиссии по исполнению государственной росписи доходов и расходов. В ходе прений в Думе выступил около 10 раз, в том числе: о собраниях, об отношении к смертной казни, о продовольственной помощи населению, о Белостокском погроме, о правительственном сообщении по аграрному вопросу. Подпись Баратова стоит под запросом о нарушениях закона о печати от 13 июня 1906.

10 июля 1906 года в городе Выборге подписал «Выборгское воззвание» и был за это осуждён по ст. 129, ч. 1, п. п. 51 и 3 Уголовного Уложения, приговорён к 3-месячному тюремному заключению и лишён избирательных прав.

В качестве адвоката участвовал в политических процессах, в частности, в деле Арсена Георгиашвили (1917). Он был членом Общества по распространению грамотности среди грузин и грузинского драматического общества. Его публицистика неоднократно публиковалась в периодической печати ("ივერია" (Магазин), "სახალხო საქმე" (Дело) и др.). В те же годы, 1901—1917, он был заметной фигурой национально-освободительного движения. Важен его вклад в борьбу за восстановление автономии грузинской православной церкви, которая увенчалась успехом в 1917 году. Он состоял членом "сообщества за основание университета", при чьей активной поддержке в 1918 году был основан Тбилисский государственный университет.

В 1917—1918 Бараташвили был избран членом Национального совета. 26 мая 1918 года на специальном заседании Национального совета подписал "акт национальной независимости". В 1918 году он исполнял обязанности министра юстиции Грузинской Демократической Республики. В 1919—1921 он был членом Учредительного собрания Грузии. В феврале — марте 1921 года, во время большевистской оккупации и аннексии Бараташвили был активным членом нелегальной организации федералистов. В 1923 году он был арестован ЧК и заключён в тюрьму. C 1922 по 1937 он занимался адвокатской деятельностью. В 1923 году был защитником по делу Католикоса-Патриарха Амвросия (Хелая). В 1937 году Бараташвили был вновь арестован и расстрелян по постановлению "тройки" Грузинской ССР. Реабилитирован в 1956.

Литература

• [dlib.rsl.ru/viewer/01003750528#?page=505 Боиович М. М. Члены Государственной думы (Портреты и биографии). Первый созыв. М, 1906] С. 471.
• [www.tez-rus.net/ViewGood30205.html Государственная дума Российской империи: 1906—1917. Б. Ю. Иванов, А. А. Комзолова, И. С. Ряховская. Москва. РОССПЭН. 2008.]
• [elibrary.karelia.ru/book.shtml?levelID=012002&id=6771&cType=1 Первая Государственная Дума. Алфавитный список и подробные биографии и характеристики членов Государственной Думы.] — М.: Тип. Товарищества И. Д. Сытина, 1906. — 175 с.
• [ru.wikisource.org/wiki/%D0%A4%D0%B0%D0%B9%D0%BB:%D0%93%D0%BE%D1%81%D1%83%D0%B4%D0%B0%D1%80%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D0%B0%D1%8F_%D0%B4%D1%83%D0%BC%D0%B0_%D0%BF%D0%B5%D1%80%D0%B2%D0%BE%D0%B3%D0%BE_%D0%BF%D1%80%D0%B8%D0%B7%D1%8B%D0%B2%D0%B0_%281906%29.pdf Государственная Дума первого призыва. Портреты, краткие биографии и характеристики депутатов.] — Москва: «Возрождение», 1906.

Рекомендуемые источники

• გ. საითიძე, "ბედშავი ქართველი ხალხის" ინტერესების დამცველი.- ჟურნალი "საისტორიო ვერტიკალები", N 1, თბილისი, 1991.
• ბარათაშვილი იოსებ (ოსიკო) ალექსანდრეს ძე.- ენციკლოპედია "საქართველო", ტ. 1, თბილისი, 1997, გვ. 352.
• Российский государственный исторический архив. Фонд 1278. Опись 1 (1-йсозыв). Дело 119. Лист 11; Фонд 1327. Опись 1.1905 г. Дело 143. Лист 198 оборот.

Отрывок, характеризующий Баратов, Иосиф Александрович

Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
Оставшись наедине с фельдмаршалом, государь высказал ему свое неудовольствие за медленность преследования, за ошибки в Красном и на Березине и сообщил свои соображения о будущем походе за границу. Кутузов не делал ни возражений, ни замечаний. То самое покорное и бессмысленное выражение, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал приказания государя на Аустерлицком поле, установилось теперь на его лице.
Когда Кутузов вышел из кабинета и своей тяжелой, ныряющей походкой, опустив голову, пошел по зале, чей то голос остановил его.