Барбот де Марни, Николай Павлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Павлович Барбот де Марни

N. P. Barbot de Marni
Дата рождения:

31 января 1829(1829-01-31)

Место рождения:

Пермская губерния, Российская империя

Дата смерти:

4 апреля 1877(1877-04-04) (48 лет)

Место смерти:

Санкт-Петербург

Страна:

Российская империя Российская империя

Научная сфера:

геология, геогнозия

Место работы:

Санкт-Петербургский горный институт (Корпус горных инженеров)

Альма-матер:

Корпус горных инженеров

Награды и премии:

золотая медаль Русского Императорского Географического общества

Николай Павлович Барбот де Марни, или Барбот-де-Марни (31 января 1829 (по другим данным — 1831 или 1832), Пермская губерния Российской империи — 4 апреля 1877, Санкт-Петербург) — российский горный инженер, профессор, почётный доктор геологии Петербургского горного института (с 1866).





Биография

Николай Павлович Барбот де Марни родился 31 января 1829 года в семье горного офицера, выходца из Франции. Обучался в Петербургском институте корпуса горных инженеров. После его окончании в 1852 г. с малой золотой медалью ему было присвоено звание инженера-поручика. Самостоятельные геологические разыскания начал в Тульской губернии, под руководством известного геолога Пандера.

В 1853 году был переведен на Урал, где принял участие в геологической экспедиции Гофмана и Гринвальда, имевшей целью геологическую съёмку казенных горных округов.

В 1860—1862 гг. Н. Барбот-де-Марни был руководителем большой манычской экспедиции и получил золотую медаль за геологическо-географическое исследование калмыцкой степи от Русского Императорского Географического общества, в «Записках» которого и была напечатана его работа.

В 1862 году отправлен за границу, где изучал геологические явления в Германии, Бельгии и Франции и собирал сведения о геологических музеях. По возвращении из заграницы был приглашён на работу преподавателем геологии и геогнозии в горный институт, а в 1866 году — профессором.

Проводил геологические исследования в ряде районов империи, работал на Украине (Галиции, Волыни, Подолии), исследовал Херсонскую, Курскую, Харьковскую, Екатеринославскую, Киевскую, Рязанскую, Воронежскую, Симбирскую, Саратовскую, Тамбовскую, Астраханскую, Пермскую и часть Вологодской и Архангельской губерний.

Наиболее важные по результатам работы — в 1864 г. в северных губерниях, где изучал пермские отложения, в 1874 году в Калмыцкой степи, в составе амударьинской экспедиции Русского Географического общества, по результатам которой доказал, что из осадочных формаций в районе Арало-Каспия главное место принадлежит меловой, а не третичной системе, и в 1876 г. — на линии оренбургской железной дороги. Выполнил первое научное геологическое описание железных руд Криворожского месторождения.

Занимался также изучением угольных месторождений Подмосковья.

Ещё студентом горного института он печатал в «Горном Журнале» и «Северной Пчеле» статьи об успехах геологических знаний. По окончании института он постоянно печатался в «Записках СПб. Минералогического общества», в «Трудах СПб. общества естествоиспытателей».

Учено-литературная деятельность Н.Барбота-де-Марни началась очень рано. (куда вошли и «Геологические исследования, произведенные в 1870 г.» в Рязанской и Тульской губерниях и имеющие большой палеонтологический интерес), в изданиях Русского Географического общества, в немецких геологических изданиях, но больше всего он поместил статей и заметок в «Горном Журнале».

Николай Барбот-де-Марни был почетным членом многих ученых обществ, почетным доктором геологии СПб университета, и председателем отделения минералогии и геологии общества естествоиспытателей при СПб университете.

Семья

Сыновья:

Отдельные труды

Его труды пользовались большою известностью как в России, так и за границей, а некоторые не потеряли своей актуальности и по сей день.

  • Геогностическое путешествие в северные губернии Европейской России. Записки Санкт-Петербургского Минералогического общества, 1868
  • Труды арало-каспийской экспедиции, вып. VI. Через Мангышлак и Усть-Урт в Туркестан. Дневник геологического путешествия. СПб. общество естествоиспытателей,1889 г., под редакцией проф. А. А. Иностранцева и H. A. Андрусова.
  • Путевые заметки по Тульской губернии: Статья Б.-де. М // Майоров, М. В. Майоров, Михаил Владимирович. История Тульского края в воспоминаниях и документах. Том I. — Тула, 2009. ISBN 5-86269-250-7. С. 31-47. Там же: пристрастная рецензия Н. Ф. Андреева Андреев, Николай Фёдорович.

Напишите отзыв о статье "Барбот де Марни, Николай Павлович"

Литература

Ссылки

  • [www.gorny-ins.ru/node/514 СПб. Горный университет. Барбот де Марни Н. П.].
  • [bse.sci-lib.com/article096687.html БСЭ. Барбот де Марни Николай Павлович]
  • Памяти Н. П. Барбот-де-Марни // Горный журнал. — 1877. — Т. 2, май—июнь.

Отрывок, характеризующий Барбот де Марни, Николай Павлович

Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.