Барджиль

Барджиль, Барсбек (? — 731) — хазарский принц и военачальник. Сын правящего кагана. Несколько раз возглавлял хазарскую армию в войнах с арабами, в том числе во время самого масштабного вторжения хазар в Закавказье в 730/731 году.

Биография

Впервые упоминается в источниках в 722 году, когда он встретил проникшую в Хазарию арабскую армию под командованием Джарраха ал-Хаками. Несмотря на численное преимущество (40 тыс. хазар против 25 тыс. арабов), потерпел поражение в битве на реке ар-Ран к северу от Дербента.

В 726/727 году по приказу отца вторгся в Азербайджан и осадил город Варсан на берегу Аракса. При осаде использовались катапульты. Продвижение хазар было успешным, и они вышли за Аракс. Наместник Армении и Азербайджана, Маслама ибн Малик, в это время был занят наступлением на Византию в Кайсери. Против хазар выступил его заместитель — ал-Харис ибн 'Амр. Он нанёс хазарам поражение в двух битвах: сначала отогнал за Аракс, а затем вытеснил из Азербайджана. Прибывший ему на смену Маслама в 727/728 году совершил ответный поход в Хазарию, подробностей которого источники не приводят. По другим данным, он разделил свою армию на небольшие отряды и распустил их по Азербайджану, вероятно, для очистки от остатков противника. В следующем году боевые действия переместились на хазарскую территорию и об участии Барджиля в них не упоминается. В этой кампании, известной как «поход в грязи» из-за непрерывно идущих дождей, с арабами в течение месяца сражался сам каган. В 730 году каган скончался. Об этом известно из сообщения современника событий — армянского автора Гевонда. Согласно этому же источнику, в течение года хазарами правила мать умершего кагана – Парсбит. Очевидно, она была регентшей при несовершеннолетнем наследнике, а Барджиль престол не получил. По её приказу он предпринял очередной поход на Закавказье.

Во главе огромного войска, которое было набрано из всех подвластных хазарам народов и насчитывало 300 тыс. человек, Барджиль прошёл через Дарьяльское ущелье и вторгся во владения Халифата. Информацию о дислокации арабов ему сообщил грузинский князь. 8 декабря 730 года в ходе двухдневного сражения в местечке Барджаван возле города Ардебиля (на территории совр. Северо-Западного Ирана) 25-тысячная арабская армия была наголову разбита, а её командир, наместник Азербайджана и Армении Джаррах ал-Хаками, убит. Барджиль отрезал ему голову и взял её с собой в качестве трофея. После недолгой осады хазары взяли Ардебиль, перебив мужчин и угнав в плен женщин и детей. Затем хазарские войска рассеялись по всему Азербайджану для грабежа, а отдельные конные отряды прошли ещё дальше, достигнув Мосула и Диярбакыра. Это был самый крупный успех хазар, однако он не привёл к каким-либо существенным переменам в расстановке сил.

Халиф назначил новым наместником опытного полководца Са'ида ал-Хараши, и тот немедленно приступил к ответным действиям, выбрав тактику разгрома рассеянных хазарских отрядов поодиночке. Освободив город Хилат (у озера Ван на востоке совр. Турции) и несколько мелких крепостей, он прибыл в Бердаа, откуда стремительным броском уничтожил крупный хазарский лагерь у Байлакана и вынудил Барджиля снять осаду с Варсана. Затем занял Ардебиль и уничтожил ещё два хазарских отряда, освободив множество пленных, среди которых были семья и гарем Джарраха. Первый бой между ним и Барджилем произошёл в битве при Барзанде. Сначала хазарам удалось потеснить противника и прижать его к горе, но затем арабы, вдохновлённые призывом своего командующего, пошли в контратаку и обратили хазар в бегство. Генеральное сражение (190 тыс. хазар против 50 тыс. арабов) состоялось в Муганской степи. Опознав хазарского принца по золотой короне и балдахину с головой Джарраха на вершине, Саид лично пробился к нему и ударом сбросил с коня. По данным Й'акуби, Барджиль погиб и его отрезанную голову послали халифу. Однако другие авторы сообщают, что подоспевшим хазарам удалось его спасти. Обе стороны понесли большие потери, много людей утонуло в находившейся поблизости реке Мукан. Арабам досталась вся захваченная хазарами добыча. Она была настолько огромной, что за вычетом 1/5 части халифу каждый воин получил по 1800 динаров, не считая вещей и скота. Хазары отступили за Дербент.

Арабская армия расположилась лагерем в Ширване. Прибывший туда в конце декабря – начале января Маслама, сменивший Са'ида по приказу халифа, хазар уже не застал. Он продолжил движение в хазарские владения: осадил и взял город Хайзан, беспрепятственно вошёл в Дербент, Беленджер, Вабандар и Семендер, — все были оставлены хазарами. Здесь его встретил новый каган. По данным Табари и Ибн ал-Асира, вскоре после взятия Беленджера в одном из сражений с Масламой Барджиль был убит.

Варианты имени

В русскоязычной историографии традиционным стало чтение «Барджиль», предложенное Б. А. Дорном в 1844 году . В арабских источниках имя принца приводится в разнообразных искажённых вариантах, различающихся даже в пределах одного произведения: Барджиль, Барджик, Бардженк (Бал'ами), Нарстик, Барсбик (ал-Куфи), Мартик (Халифа ибн Хаййат), в более поздних памятниках Пашенк (Дербенд-наме), Фетх (Мирхонд). Предполагается, что наиболее близкой к оригинальному тюркскому звучанию является форма ал-Куфи, которая может быть восстановлена как Барсбек. Это имя зафиксировано в древнетюркских рунических надписях, другим известным его носителем был основатель Кыргызского каганата. Барыс в тюркских языках означает «барс», «леопард», бек — распространённый титул со значением «владетель», «князь».

«Сын кагана» упоминается без имени у арабских авторов: Табари, ал-Йакуби и ал-Белазури, а также в связи с Ардебильским походом у византийского хрониста Феофана и армянского автора Мовсеса Каланкатваци.

Отождествление с другими лицами

В некоторых источниках фигурируют другие хазарские военачальники, принимавшие участие в Ардебильском походе. Среди историков нет согласия относительно их отождествления с Барджилем. У Гевонда руководителем похода вступает полководец Тармач. Возможно, это название должности, а не личное имя. Существует точка зрения о тождественности Барджиля и Парсбит, так как их имена явно созвучны (А. Н. Курат, П. Голден). В Еврейско-хазарской переписке поход связывается с Буланом, который к династии каганов не принадлежал. Некоторые исследователи относят к событиям похода недатированное известие грузинской летописи о полководце Блучане, воевавшем в Восточной Грузии. В классической работе М. И. Артамонова принимается версия Гевонда о династической ситуации в каганате, а Барджиль, Булан и Блучан считаются разными людьми. Современный исследователь И. Г. Семёнов, написавший специальную статью по биографии Барджиля, склоняется к тому же выводу, аргументируя его тем, что пути, по которым эти трое полководцев вошли и вышли из Закавказья, описаны различно.

Источник	Статус/имя	Дорога вторжения	Дорога отступления	Инициатор похода
Арабские источники	сын кагана Барджиль	Дарьял	Дербент	каган-отец
Гевонд	мать кагана Парсбит, полководец Тармач	Дербент	неизвестно	мать кагана Парсбит
Еврейско-хазарская переписка	«царь» Булан	Дарьял	неизвестно	собственное решение
Летопись Картли	полководец Блучан	Лекетская дорога	Дарьял	каган

Из интересных трактовок в историографии можно отметить идею З. М. Буниятова, что Барджиль погиб в Закавказье, а Масламой был убит уже второй «сын кагана» (в рассказе об убийстве его имя не названо).

Источники на русском языке

• [www.vostlit.info/Texts/rus/Athir_2/text1.phtml?id=7966 Ибн-ал-Асир. Из Тарих-ал-камиль (полного свода истории) / Пер. П. К. Жузе // Материалы по истории Азербайджана. Баку. 1940.]
• [www.vostlit.info/Texts/rus11/Gewond/frametext1.htm История халифов вардапета Гевонда, писателя VIII века. / Пер. К. Патканьяна. СПб., 1862.]
• [www.vostlit.info/Texts/rus/Kufi/frametext1.htm Абу Мухаммад ибн А'сам ал-Куфи. Книга завоеваний. / Пер. З. М. Буниятова. Баку. 1981]
• [dgve.csu.ru//arkhiv/DGVE_1998.shtml Халифа ибн Хаййат ал-‘Усфури. «Та’рих» («История») / Пер. В. М. Бейлиса // Древнейшие государства Восточной Европы.1998.- М., 2000.- С.33-53.]

Литература

• [sefer.ru/upload/Part_2_In_Memoriam_of_Rashid_Kaplanov.pdf Семёнов И. Г. Эпизоды биографии хазарского принца Барсбека // Материалы XV ежегодной международной междисциплинарной конференции по иудаике. Ч.2. М., 2008].

Отрывок, характеризующий Барджиль

Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]