Бардовский, Николай Фёдорович
| Николай Фёдорович Бардовский | ||||||
| Принадлежность | ||||||
|---|---|---|---|---|---|---|
| Звание |
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | |||||
| Командовал |
3-я гвардейская дивизия | |||||
| Награды и премии |
</td></tr> </table> Никола́й Фёдорович Бардо́вский (9 декабря 1832 — 27 августа 1890) — русский генерал-лейтенант (30 августа 1881), участник Туркестанских походов. Биография
В Хивинском походе следующего года он являлся деятельным участником, возглавлял первый эшелон Туркестанского отряда и за отличие в деле против Садыка Кенисарина 5 и 6 мая 1873 г. в урочище Адам-Крылган был награждён орденом св. Станислава 1-й степени с мечами. При переправе Туркестанского отряда через Амударью у Уч-Учака 11 мая Бардовский руководил действиями арьергарда. За Хивинский поход награждён золотой саблей с надписью «за храбрость». С 24 июля 1879 Бардовский состоял командующим 7-й пехотной дивизии; в 1881 г был произведён в генерал-лейтенанты и награждён орденом св. Анны 1-й степени с утверждением в должности; 6 октября 1883 назначен начальником 1-й пехотной дивизии и награждён орденом св. Владимира 2-й степени, 10 августа 1887 получил в командование 3-ю гвардейскую дивизию. Как близко знакомый с стрелковой частью в войсках, он неоднократно принимал деятельное участие в комиссиях по разработке этого вопроса, а также и в комитете по устройству и образованию войск. Скоропостижно скончался 27 августа 1890 г. на манёврах под Луцком. Источники
Напишите отзыв о статье "Бардовский, Николай Фёдорович"Отрывок, характеризующий Бардовский, Николай ФёдоровичКнязь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди. Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал: «Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.] – Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе. – Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта. Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения. – Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся. Категории:
Навигация | |||||
