Бардон, Франц

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Статьи о герметизме

Герметизм

Пантеон
Гермес Трисмегист · Тот · Гермес

Главные книги
Герметический корпус · Кибалион · Космоконцепция розенкрейцеров

Источники мудрости мира
Алхимия · Астрология · Теургия

Герметические движения

Орден розенкрейцеров · Мемфис-Мицраим · Орден Розы и Креста · Орден Золотой Зари · Aurum Solis

Связанные темы
Герметическая каббала · Таро в эзотерической традиции

Последователи учения
Джон Ди • Уильям Йейтс • Парацельс • Алессандро Калиостро • Джордано Бруно • Мартинес де Паскуалис • Сэмуэль Лиддел Мазерс • Франц Бардон • Роберт Фладд • Фулканелли • Макс Гендель

Франц Бардон (чеш. František Bardon, 1909 −1958) — чешский оккультист.





Биография

О биографии Ф.Бардона имеется мало достоверных сведений. Родился в Опаве (немецкое название — Троппау, в то время — территория Австро-Венгрии), был единственным сыном христианского мистика Виктора Бардона. В 1920-х годах Франц входил в окружение известного германского оккультиста Фридриха Квинтшера[en], создавшего в 1923 году «Орден Ментальных Архитекторов»; впоследствии Квинтшер и Бардон играли видную роль в неоязыческом Обществе Адониса[en].

В 1920-х годах Ф.Бардон взял себе псевдоним «Фрабато» (акроним от Франц Бардон — Троппау — Опава), под которым выступал с лекциями, пользовавшимися большой популярностью в оккультных кругах, и публиковал свои труды. После прихода к власти национал-социалистов подвергался преследованиям, в 1941 году был арестован и содержался в концлагерях Бреслау и Троппау. В конце войны ему удалось бежать из концлагеря (по другой версии, был освобождён из концлагеря частями Красной Армии). После войны окончил в Мюнхене школу народной медицины[de] и работал в Чехословакии как целитель и экстрасенс. Деятельность Бардона вызвала негативную реакцию властей, он был арестован органами безопасности и умер в заключении в Брно от перитонита 10 июля 1958 года[1].

Взгляды

Метафизическая система Бардона начинается с посвящения в герметизм и развивается в его последующих трудах. Согласно его взглядам, высшей сущностью является «акаша», связанная с Богом и платоновским «миром идей», и содержащая четыре стихии: землю, огонь, воздух и воду. Эти четыре базовых элемента составляют суть всех процессов в каждом из трех миров — ментальном, астральном и физическом. Бардон также использует понятия «электрических» и «магнитных» сил для обозначения неких «универсальных» активных и пассивных сил соответственно, которые проявляются в положительных и отрицательных аспектах четырёх базовых элементов. Воздух и земля считаются псевдоэлементами, так как они возникают только из взаимодействия огня и воды.

Три мира («плана») Бардон описывает следующим образом: высшей реальностью является ментальный мир, или ментальный план, хранимый неделимой акаша, который является истинным и вечным эго. Если акаша даёт ощущение мира идей, то ментальный план приводит эти идеи в движение. Астральный план находится ниже ментального, содержит архетипы физического мира, и в некоторой степени жизненную энергию; низшим является физический мир (план). Каждый из этих миров образует матрицу для нижележащего мира. По аналогии, люди также имеют три тела, с соответствующим присутствием в каждом из этих трёх миров (планов); разрыв связи между любыми двумя из этих миров вызывает растворение низших форм (или смерть).

Уникальность людей, по Бардону, заключается в том, что только они являются «тетраполярными», то есть содержат в себе все четыре элемента, плюс пятый — акаша или Божественный элемент. Эта концепция составляет суть учения Бардона, которое требует от индивида преодоления личных недостатков и достижения тетраполярного баланса — только тогда возможен духовный прогресс. Бардон неоднократно подчеркивает, что индивид может достичь понимания себя и своей личной вселенной лишь в пределах сферы их осознания и своей духовной зрелости. Таким образом, более «сбалансированный» (и, следовательно, более развитый) адепт получает доступ к более полной реальности. Одним из побочных эффектов этого может быть проявление магических способностей.

Среди трудов Бардона наиболее известным является его трехтомный труд по герметической магии, включающий труды «Инициация в герметизм», «Практика магического воплощения» и «Ключ к Истинной Каббале». Высказывались предположения, что книга «Маг Фрабато» (Frabato the Magician), автором которой считают секретаря Бардона Отти Вотавову, может быть произведением самого Бардона, его замаскированной автобиографией[2].

Работы Бардона отличаются относительной простотой языка, теоретические разделы в них сравнительно невелики, в то же время они делают сильный акцент на духовные практики с многими упражнениями. Ученики Бардона, такие как Мартин Фолкс, Уильям Мистель и Рон Кларк считают его труды лучшими описаниями магических практик XX века.

Публикации

  • Brána k opravdovému zasvěcení: učební soustava o deseti stupních (část teoretická i praktická), Chvojkovo nakladatelství, Praha 1999 (6. vydání), 242 s., ISBN 80-86183-01-7
  • Praxe magické evokace: návod k vyvolávání bytostí ze sfér, jež nás obklopují, Chvojkovo nakladatelství, Praha 2000 (4. vydání), 267 s., ISBN 80-86183-03-3
  • Klíč k opravdové kabale: kabalista jako dokonalý vládce mikro a makrokosmu, Chvojkovo nakladatelství, Praha 1998 (3. vydání), 189 s., ISBN 80-86183-02-5
  • (František Bardon + Josef Drábek) Pomůcka k introspekci neboli k sebepoznání: rozbor pozitivních (aktivních) a negativních (pasivních) vlastností podle čtyř živlů, Vodnář, Praha 2015 (1. vydání), 728 s., ISBN 978-80-7439-104-0

Напишите отзыв о статье "Бардон, Франц"

Примечания

  1. «In Memoriam» in Frabato the Magician, page 79.
  2. Dieter Ruggeberg. «Foreword» in Frabato the Magician.

Литература

  • Franz Bardon. Frabato the Magician: An Occult Novel / Kenneth Johnson. — Salt Lake City, UT: Merkur Pub., 2002. — ISBN 1-885928-15-7.
  • Lumir Bardon, M. K.: Erinnerungen an Franz Bardon. Rüggeberg, Wuppertal 1992. (3., erw. Auflage. 2008, ISBN 978-3-921338-39-1)
  • Emil Stejnar: Franz Bardon. Tatsachen und Anekdoten um einen Eingeweihten. Ibera, Wien 2010, ISBN 978-3-85052-252-6.
  • Milan Nakonečny: Novodoby Česky Hermetismus. Vodnař, Prag 1995, ISBN 80-85255-85-5. (enthält Kapitel über Bardon und weitere über sein tschechisches Umfeld)

Ссылки

  • [www.dmoz.org/Society/Religion_and_Spirituality/Esoteric_and_Occult/Personalities/Bardon,_Franz Franz Bardon] в DMOZ

Отрывок, характеризующий Бардон, Франц

Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.