Бардоши, Ласло

Ласло Бардоши
Премьер-министр Венгрии
3 апреля 1941 года — 7 марта 1942 года
Регент:	Миклош Хорти
Предшественник:	Пал Телеки
Преемник:	Миклош Каллаи
Министр иностранных дел Венгрии
4 февраля 1941 года — 7 марта 1942 года
Регент:	Миклош Хорти
Глава правительства:	Пал Телеки он сам
Предшественник:	Пал Телеки
Преемник:	Миклош Каллаи
Награды:

Доктор Ласло Бардоши де Бардош, венг. Dr. bárdosi Bárdossy László (10 декабря 1890, Сомбатхей, Венгрия — 10 января 1946, Будапешт, Венгрия) — венгерский дипломат, премьер-министр Венгрии в 1941—1942 годах.

Биография

Родился в состоятельной семье. Начал карьеру, получив должность в министерстве по религиозным делам. В 1920 году перешёл на работу в министерство иностранных дел, где руководил департаментом прессы в 1924—1931 гг. В 1931—1934 гг. он служил сотрудником полномочного представительства Венгрии в Лондоне. В 1934 году стал послом в Румынии. В феврале 1941 года Бардоши был назначен министром иностранных дел в правительстве П. Телеки.

После самоубийства Телеки 3 апреля 1941 г. Бардоши был немедленно назначен на должность премьер-министра, сохранив за собой должность министра иностранных дел. Во главе правительства Бардоши проводил выраженную прогерманскую политику, считая, что союз с Германией позволит Венгрии вернуть земли, отобранные по Трианонскому договору. Когда вскоре после вступления Бардоши в должность Германия напала на Югославию, Бардоши и Хорти направили ей на помощь венгерские войска, которым гитлеровцы позволили занять территории, ранее относившиеся к Венгерскому королевству в составе Австро-Венгрии. Также Венгрии было позволено аннексировать части Воеводины, Хорватии и Словении.

В вопросах внутренней политики Бардоши оказался сторонником крайне правых идей, преследуя коммунистов и евреев. По настоянию Бардоши в августе 1941 года был принят Третий еврейский закон, серьёзно ограничивший возможности евреев заниматься предпринимательством и получить работу, а также запретивший им вступать в брак или заниматься сексом с неевреями. Также Бардоши стимулировал политику изгнания невенгров с территорий, аннексированных у Югославии, и санкционировал убийство тысяч евреев в городе Нови-Сад.

После нападения Германии на СССР регент Хорти не рекомендовал Бардоши втягивать страну в очередную войну. Однако 26 июня 1941 г. венгерский город Кашша (ныне Кошице в Словакии) подвергся бомбардировке, и венгерское правительство объявило о том, что это были советские бомбардировщики. (Принадлежность самолётов не была надёжно установлена; некоторые историки предполагают, что советские бомбардировщики разбомбили венгерский город по ошибке, намереваясь бомбить город Эперьеш (ныне Прешов в Словакии), тогда принадлежавший Германии; другие считают это немецкой провокацией). После этого Бардоши объявил войну СССР, нарушив этим Конституцию Венгрии, требовавшую санкции парламента на объявление войны. После атаки Японии на Пёрл-Харбор 7 декабря 1941 г. Бардоши не спешил объявлять войну США, однако под давлением Германии сделал это 13 декабря 1941 г., вновь без санкции парламента.

7 марта 1942 г. регент Хорти вынудил Бардоши уйти в отставку. Причины такого решения неизвестны, однако в качестве возможных вариантов историки называют неспособность Бардоши противостоять требованиям Германии, его постоянные уступки правым и направление всё новых венгерских войск на советский фронт. Возможно, не менее важной причиной было то, что Бардоши не дал Хорти узаконить схему назначения его сына, Миклоша Хорти-младшего, на должность регента в случае смерти Хорти. После ухода в отставку с 1943 года Бардоши возглавлял Фашистскую объединённую христианскую национальную лигу.

В годы немецкой оккупации Венгрии с 1944 года Бардоши и его последователи сотрудничали сначала с прогерманским правительством Дёме Стояи, затем с «вождём» Ференцом Салаши. После окончания 2-й мировой войны Бардоши был арестован и приговорён Народным трибуналом в ноябре 1945 года за военные преступления и сотрудничество с нацистами к смертной казни. Расстрелян в Будапеште в 1946 году

Литература

• Clementis-Záhony Botond, «Bárdossy Reconsiderd: Hungary’s Entrance into World War II» In: Triumph in Adversity. New York, 1988.
• Nandor F. Dreisziger: «A Dove? A Hawk? Perhaps a Sparrow: Bárdossy Defends his Wartime Record before the Americans, July 1945,» in Hungary Fifty Years Ago, N.F. Dreisziger ed. (Toronto and Budapest: special issue of the Hungarian Studies Review, Vol. XXII, Nos. 1-2, 1995), pp. 71-90.
• Nandor F. Dreisziger: «Prime Minister László Bárdossy was Executed 50 Years Age as a 'War Criminal',» in Tárogató: the Journal of the Hungarian Cultural Society of Vancouver, Vol. XXIII, no. 11 (November 1996), pp. 56-57.
• Nandor F. Dreisziger: Was László Bárdossy a War Criminal? Further Reflections, In: Hungary in the Age of Total War 1938—1948 (Bradenton: East European Monographs, distr. through Columbia University Press, 1998) pp. 311—320.

Ссылки

• [www.arts.u-szeged.hu/legegyt/oktatok/Karsai_Laszlo/TheFatefulYear1942_hun.htm The Fateful Year: 1942 in the Reports of Hungarian Diplomats]
• [mek.niif.hu/06100/06153/06153.pdf The war crimes trial of Hungarian Prime Minister László Bárdossy]

Отрывок, характеризующий Бардоши, Ласло

11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.
Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.
– Что барин? – спросил он у Лаврушки, известного всему полку плута лакея Денисова.
– С вечера не бывали. Верно, проигрались, – отвечал Лаврушка. – Уж я знаю, коли выиграют, рано придут хвастаться, а коли до утра нет, значит, продулись, – сердитые придут. Кофею прикажете?
– Давай, давай.
Через 10 минут Лаврушка принес кофею. Идут! – сказал он, – теперь беда. – Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова. Денисов был маленький человек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмоченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик, спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая гусарская шапочка. Он мрачно, опустив голову, приближался к крыльцу.
– Лавг'ушка, – закричал он громко и сердито. – Ну, снимай, болван!
– Да я и так снимаю, – отвечал голос Лаврушки.
– А! ты уж встал, – сказал Денисов, входя в комнату.
– Давно, – сказал Ростов, – я уже за сеном сходил и фрейлен Матильда видел.
– Вот как! А я пг'одулся, бг'ат, вчег'а, как сукин сын! – закричал Денисов, не выговаривая р . – Такого несчастия! Такого несчастия! Как ты уехал, так и пошло. Эй, чаю!
Денисов, сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие крепкие зубы, начал обеими руками с короткими пальцами лохматить, как пес, взбитые черные, густые волосы.
– Чог'т меня дег'нул пойти к этой кг'ысе (прозвище офицера), – растирая себе обеими руками лоб и лицо, говорил он. – Можешь себе пг'едставить, ни одной каг'ты, ни одной, ни одной каг'ты не дал.
Денисов взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак, и, рассыпая огонь, ударил ею по полу, продолжая кричать.
– Семпель даст, паг'оль бьет; семпель даст, паг'оль бьет.
Он рассыпал огонь, разбил трубку и бросил ее. Денисов помолчал и вдруг своими блестящими черными глазами весело взглянул на Ростова.
– Хоть бы женщины были. А то тут, кг'оме как пить, делать нечего. Хоть бы дг'аться ског'ей.
– Эй, кто там? – обратился он к двери, заслышав остановившиеся шаги толстых сапог с бряцанием шпор и почтительное покашливанье.
– Вахмистр! – сказал Лаврушка.
Денисов сморщился еще больше.
– Сквег'но, – проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми. – Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под подушку, – сказал он и вышел к вахмистру.
Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и новые золотые, стал считать их.
– А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! – послышался голос Денисова из другой комнаты.
– У кого? У Быкова, у крысы?… Я знал, – сказал другой тоненький голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того же эскадрона.
Ростов кинул под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую влажную руку. Телянин был перед походом за что то переведен из гвардии. Он держал себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов не мог ни преодолеть, ни скрывать своего беспричинного отвращения к этому офицеру.