Бардо (буддизм)

Бардо (тиб. བར་དོ།), также Антарабхава (санскр. अन्तरभाव antarаbhāva) — промежуточное состояние, буквально, «между двумя». Вообще, любой интервал, «между». В учениях Алмазного Пути обычно говорится о четырёх (без последних двух) или шести бардо:

• Бардо Процесса Умирания. Интервал между моментом, когда некто начинает серьёзно болеть приводящей к смерти болезнью или умирать, и моментом, когда имеет место разделение ума и тела.
• Бардо Дхарматы. Интервал вневременной природы явлений (Дхарматы), когда ум переходит в изначальное состояние своей природы. Первая фаза посмертного опыта.
• Бардо Рождения. Интервал, в котором ум устремляется к перерождению. Период от возникновения запутанности и прихода в сознание после Бардо Дхарматы до момента зачатия.
• Бардо Между Рождением и Смертью или Бардо Жизни. Обычное бодрствующее сознание в настоящей жизни. От зачатия до умирания или фатальной болезни.
• Бардо Сна. Состояние сна.
• Бардо Медитативной Концентрации. Состояние медитативного сосредоточения.

На Западе к понятию «бардо» относят обычно только первые три фазы, то есть состояния между смертью и перерождением. Эти состояния являются не более и не менее иллюзорными, чем сны и обычное повседневное бодрствующее сознание.

Некоторые учителя предлагают несколько более широкую трактовку традиционного понимания бардо. Так можно говорить о пребывании в состоянии Бардо и в повседневной жизни (вне зависимости от величины его временного промежутка) при сознательном ожидании некоторого события. Иными словами — перетекая сознанием в каждую следующую секунду существования ощущать время и события как промежутки между погружениями весла в воду при движении Лодки Жизни по Реке Времени.

См. также

Бардо Тодол — Тибетская Книга мёртвых.

Отрывок, характеризующий Бардо (буддизм)

– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.