Бардт, Траугот Яковлевич

Траугот Яковлевич Бардт
Траугот Бардт с супругой
Основные сведения
Место смерти	Чарск
Работы и достижения
Работал в городах	Москва, Санкт-Петербург, Новосибирск
Архитектурный стиль	модерн
Важнейшие постройки	Новосибирский театр оперы и балета

Бардт Траугот Яковлевич (1873, Санкт-Петербург — 5 марта 1942, Чарск) — русский архитектор. Приобрёл известность как один из архитекторов московского модерна и автор здания Новосибирского театра опера и балета.

Биография

Бардт Траугот Яковлевич родился в 1873 году в Санкт-Петербурге в семье пастора Я. Бардта. Семья архитектора переехала в 1880-е годы в Москву, а в 1890 году отец архитектора был назначен директором Школы для бедных детей и сирот евангелического вероисповедания. Начальное образование Т. Я. Бардт получил в Немецком училище при церкви Святой Анны. В 1896 году поступил в Императорскую Академию художеств в класс профессора А. Н. Померанцева. Ученический проект Бардта на возведение Биржи И. А. Стефановича экспонировался в Академии среди лучших работ.

После окончания академии в 1903 году Т. Я. Бардт возвратился в Москву, где по его проектам были возведены разнообразные постройки, преимущественно в стилистике архитектурного модерна. В 1911 году архитектор разрабатывал проект театра с амфитеатром для Сочи. В 1917 году служил главным архитектором эвакуированного из Риги завода «Г. Пирвиц и Ко». После смерти московского мультимиллионера и мецената Г. Г. Солодовникова, Т. Я. Бардт был включён в число его душеприказчиков.

В разное время жил в Москве в Гороховском переулке, в Плетешковском тупике, 12; Большом Саввинском переулке, 12. С 1917 по 1920 год Бардт работал архитектором театра «Зон» братьев Видоновых. В 1920—1922 годах служил заведующий городским, сельским и промышленным строительством в управлении по восстановлению Ярославля после подавления восстания. В ходе работы в Ярославле архитектор был обвинён в «шкурничестве» и на год заключён в тюрьму. Отбыв заключение, в 1923 году Т. Я. Бардт возвращается в Москву, где работает сначала архитектором Московской телефонной станции, а затем заведует строительным отделением банка. В 1924 году архитектор получает место в архитектурно-строительном отделе Московского управления недвижимых имуществ, где руководит строительством трёхэтажных домов в Марьиной роще. В 1926 году переходит на работу заведующим проектным отделом Мосмясохладобоен, где проектирует бойни, а в 1927 году получает работу в «Госторге», в котором занимается строительством беконных фабрик. В 1927—1928 годах Т. Я. Бардт работает заведующим проектным отделом Всесоюзного автотракторного объединения.

Для осуществления строительства в Новосибирске Дома науки и культуры, в 1929 году Бардт поступает в распоряжение крайисполкома Западно-Сибирского края. В проектной группе вместе с Т. Я. Бардтом работали М. И. Курилко, А. З. Гринберг, а также сын архитектора, Оскар, которому было поручено создание модели здания. 15 мая 1930 года Т. Я. Бардт и М. И. Курилко получают патент на принципиально новую «панорамно-планетарную» театральную систему ТЕОМАСС. Проект Дома науки и культуры был создан Т. Я. Бардтом совместно с М. И. Курилко и А. З. Гринбергом.

В 1934 году архитектор был арестован и осуждён коллегией ОГПУ на 5 лет лишения свободы с заменой высылкой в Западно-Сибирский край. До 1936 года работает в Новосибирске над решением технологических процессов в строящемся театре.

После отказа заказчика от использования системы ТЕОМАСС, работает главным архитектором в «Сибпромпроекте», «Сибтранспроекте», тресте «Сибстройпуть». Построил в Новосибирске типографию «Советская Сибирь» на улице Советской (ныне Новосибирская государственная областная научная библиотека), техникум связи; совместно с И. С. Алексеевым участвовал в реконструкции Дворца труда (ныне здание Академии водного транспорта).

Повторно арестован в феврале 1939 года по подозрению в подготовке взрыва железнодорожного моста через Обь. 15 июля того же года приговорён Военным трибуналом Томской железной дороги к расстрелу. Через два месяца Военная коллегия Верховного суда СССР приговор отменила, возвратив дело на доследование, в результате которого 8 сентября 1941 года Т. Я. Бардт был осуждён за шпионаж в пользу Германии и подвергнут административной ссылке сроком на пять лет в Казахстан.

Т. Я. Бардт умер в ссылке, которую отбывал в посёлке Чарский Жарминского района Семипалатинской области, 5 марта 1942 года. Место захоронения архитектора неизвестно. Полностью реабилитирован Решением Военной коллегии Верховного Суда РСФСР № 4 н 4650/58 от 12 февраля 1959 года.

Постройки

• Особняк А. Б. Клеопиной (1905, Москва, Гороховский переулок, 7);
• Фабричные корпуса кружевной мануфактуры «Ливерс» (1906, Москва, Саввинская набережная, 11-13);
• Корпуса ситценабивной фабрики (1906, Москва, Дербеневская набережная, 7);
• Постройка городского дома дешёвых квартир для одиноких имени Г. Г. Солодовникова по проекту архитекторов М. М. Перетятковича и М. С. Лялевича (1908, Москва, Улица Гиляровского, 65);
• Перестройка театра Г. Г. Солодовникова для частной оперы С. И. Зимина (1909, Москва, Улица Кузнецкий Мост, 2 — Улица Большая Дмитровка, 6);
• Обновление фасада доходного дома А. В. Апушкина (1909, Москва, Староконюшенный переулок, 36);
• Дома дешёвых квартир для служащих Казанской железной дороги (1900-е, Москва, Давыдовский переулок, 3);
• Доходный дом Товарищества Фряновской мануфактуры (1910, Москва, Воронцовская улица, 17);
• Общежитие Общества попечения о девицах евангелического вероисповедания (1911, Москва, Первый Басманный переулок, 8);
• Перестройка Большого зала и расширение Санкт-Петербургской консерватории (1912, Санкт-Петербург, Театральная площадь, 3);
• Пристройка к особняку Мак-Гиль (1913, Москва, Яузский бульвар, 9/6);
• Здание издательства и типографии «Советская Сибирь» (1930-е, Новосибирск, Советская улица, 6);
• Дом науки и культуры (1931—1941, Новосибирск, Красный проспект, 36, совместно с М. И. Курилко, А. З. Гринбергом и др.);
• Железнодорожный вокзал (в составе коллектива авторов) (1932—1938, Новосибирск);
• Реконструкция и надстройка Дворца труда (1936, Новосибирск, улица Щетинкина, 33, совместно с И. С. Алексеевым);
• Электротехникум связи (1938, Новосибирск, ул. Кирова, 86).

Литература

• Нащокина М. B. Архитекторы московского модерна. Творческие портреты. — Издание 3-е. — М.: Жираф, 2005. — 535 с. — 2 500 экз. — ISBN 5-89832-043-1.
• Крашенинников А. Ф., Евстешин М. П. [www.asm.rusk.ru/07/asm1/asm1_3.htm Траугот Яковлевич Бардт (1873—1942).] Архитектура и строительство Москвы, 2007, № 1.
• Невзгодин И. В. Архитектура Новосибирска. — Новосибирск: СО РАН, 2005. — 204 с. — ISBN 5-7692-0736-1.
• Пивкин В. М. Новосибирские академисты. — Новосибирск: НПЦ по сохранению историко-культурного наследия Новосибирской области, 2001. — 96 с. — 500 экз. — ISBN 5-900011-08-9.
• Зодчие Москвы времени эклектики, модерна и неоклассицизма (1830-е — 1917 годы): илл. биогр. словарь / Гос. науч.-исслед. музей архитектуры им. А.В.Щусева и др. — М.: КРАБиК, 1998. — С. 27. — 320 с. — ISBN 5-900395-17-0.
• Пивкин В. М., Евстешина Д. С. Архитектор Траугот Бардт. Известный и неизвестный. Новосибирск, 2007.
• Московская энциклопедия / С. О. Шмидт. — М.: Издательский центр «Москвоведение», 2007. — Т. I, Лица Москвы. — С. 131. — 639 с. — 10 000 экз. — ISBN 978-5-903633-01-2.
• [prosib.info/stat.php?tab=tema&id=81 Строители оперного.] Проект Сибирь, 2005, № 22.

Отрывок, характеризующий Бардт, Траугот Яковлевич

– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.