Бармен из «Золотого якоря»

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Бармен из «Золотого якоря»
Жанр

детективный фильм
приключенческий фильм

Режиссёр

Виктор Живолуб

В главных
ролях

Евгений Герасимов
Андрей Ростоцкий

Кинокомпания

к/ст им. М. Горького - 1-е ТО

Длительность

95 минут

Страна

СССР СССР

Год

1986

IMDb

ID 0090699

К:Фильмы 1986 года

«Бармен из „Золотого якоря“» — художественный фильм режиссёра Виктора Живолуба. Детектив по сценарию Ярослава Филиппова. Снят на Киностудии им. М. Горького в 1986 году.





Сюжет

Середина 1980-х. Бармен портового ресторана «Золотой якорь» подбирает и присваивает себе бумажник, обронённый иностранным моряком в его машине, не подозревая, что в результате окажется втянутым в спланированную иностранной разведкой операцию.

В ролях

Остальные актёры указаны как исполнители эпизодических ролей

отсутствуют в титрах:

Интересные факты

  • В то время ни один здравомыслящий моряк не взял бы с собой в увольнение на берег бумажник с 10 тысячами долларов — средней полугодовой зарплатой члена команды. Налицо была провокация.
  • Фильм снимался в г. Новороссийске, в съёмках использовались интерьеры бара-ресторана «Маяк» на морском вокзале. Ресторан «Золотой якорь» (ныне не существующий) находился в черте города, далеко от порта. В помещении бывшего ресторана «Маяк» сейчас располагается служба портнадзора.
  • В фильме использована музыка Раймонда Паулса из мюзикла «Сестра Керри», а в сцене, когда Макс Паттерсон приходит в бар и даёт бармену письмо обокраденного моряка, звучит композиция «A2» из альбома «Дискофония» литовской группы электронной музыки Argo.
  • В фильме звучит песня «Оторвись от забот» Андрея Макаревича, нигде более не звучавшая.
  • Во время закладки маяка Паттерсоном в запретной зоне звучит фрагмент из рок-оперы «Юнона и Авось» композитора Алексея Рыбникова, которая также звучит в фильме «Через тернии к звёздам» — композиция «Стыковка».
  • Эпизод в машине (перед начальными титрами) снят в Царицынском парке у пруда.

Съёмочная группа

Напишите отзыв о статье "Бармен из «Золотого якоря»"

Ссылки

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Бармен из «Золотого якоря»

Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.
Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.
Но никогда ей так жалко не было, так страшно не было потерять его. Она вспоминала всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней. Изредка между этими воспоминаниями врывались в ее воображение искушения дьявола, мысли о том, что будет после его смерти и как устроится ее новая, свободная жизнь. Но с отвращением отгоняла она эти мысли. К утру он затих, и она заснула.
Она проснулась поздно. Та искренность, которая бывает при пробуждении, показала ей ясно то, что более всего в болезни отца занимало ее. Она проснулась, прислушалась к тому, что было за дверью, и, услыхав его кряхтенье, со вздохом сказала себе, что было все то же.
– Да чему же быть? Чего же я хотела? Я хочу его смерти! – вскрикнула она с отвращением к себе самой.
Она оделась, умылась, прочла молитвы и вышла на крыльцо. К крыльцу поданы были без лошадей экипажи, в которые укладывали вещи.
Утро было теплое и серое. Княжна Марья остановилась на крыльце, не переставая ужасаться перед своей душевной мерзостью и стараясь привести в порядок свои мысли, прежде чем войти к нему.
Доктор сошел с лестницы и подошел к ней.
– Ему получше нынче, – сказал доктор. – Я вас искал. Можно кое что понять из того, что он говорит, голова посвежее. Пойдемте. Он зовет вас…
Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.