Барминский, Сергей Арсентьевич
Сергей Арсентьевич Барминский | |||
Дата рождения | |||
---|---|---|---|
Место рождения |
село Корино, Арзамасский уезд, Нижегородская губерния, Российская империя | ||
Дата смерти | |||
Место смерти | |||
Принадлежность | |||
Годы службы |
1919—1938 | ||
Звание |
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | ||
Награды и премии |
</td></tr> </table> Сергей Арсентьевич Барминский (1900—1938) — советский военный органов НКВД, старший майор государственной безопасности (1936), комиссар ГБ 3-го ранга; один из основателей[1][2] футбольного клуба «Динамо» Киев. СодержаниеБиографияРодился в марте 1900 года в селе Корино Арзамасского уезда Нижегородской губернии в семье сельского священника. В 1914 году окончил Арзамасское духовное училище и 1-й класс Нижегородской духовной семинарии. За участие в забастовке учащихся в 1915 году был уволен из семинарии, работал посыльным и курьером в журнальном издательстве. Позже перешел работать на механический завод Слонимского, где работал до марта 1917 года. Затем переехал в Москву, где был слушателем 3-месячных курсов бухгалтеров. Участник Октябрьской революции. С 1918 по 1919 годы — слушатель Курсов агитаторов-инструкторов при Центральной школе ВЦИК — Коммунистическом университете; слушатель Курсов особого назначения при ВЧК при СНК РСФСР; секретарь, председатель Балахнинского уездного, городского комитета РКСМ (Московская губерния). C марта по июнь 1919 года находился на службе в РККА — был политработником в 16-м отдельном Нижегородском батальоне войск ВЧК. Член РКП(б) с марта 1919 года.
Был арестован 9 августа 1937 года. Расстрелян 10 февраля 1938 года. Награды
Напишите отзыв о статье "Барминский, Сергей Арсентьевич"ПримечанияСсылки
Отрывок, характеризующий Барминский, Сергей АрсентьевичКазалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира. И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал: – Очень доволен, ваше высокопревосходительство. – Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу. Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха. Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение. Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал: – Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку. – Где тут Долохов? – спросил Кутузов. Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул. – Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов. – Это Долохов, – сказал князь Андрей. – A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь. Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата. – Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России. Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске. Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов. – Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному. – Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом. – Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё… |