Бармы

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Бармы[1] — широкое оплечье или широкий воротник с нашитыми на него изображениями религиозного характера и драгоценными камнями, надеваемый поверх парадного платья; часть парадной княжеской одежды, а к концу XV века — великокняжеской, потом царская регалия. Древнерусский аналог византийского лора — детали парадного императорского облачения.

Бармы из круглых металлических щитков-дробниц, скреплённых шнурами и украшенных драгоценными камнями и эмалями, появились в Византии, где входили в парадную одежду императоров.

В древних описях царской Большой казны бармы названы и «диадимами».





Русские регалии

Бармы выполнялись в технике сюжетного и орнаментального шитья или в виде нашивных золотых дробниц с изображением Деисуса, святых, праздников, хранились в великокняжеской или царской казне.

В Россию, по преданию, их впервые прислал из Византии император Алексей I Комнин для Владимира Мономаха. Легенда о дарах византийского императора Константина IX, барме и шапке Мономаха, отражена в «Сказании о князьях владимирских» (XVI в.), а также в рельефах и надписях (1551) на царском месте из Успенского собора Московского Кремля: «Откуда бе и како начаша ставити на великое княжество святыми бармами и царским венцом». В предании о присылке царского чина греческим императором Константином сказано:

«Ожерелье, сиречь Святыя Бармы, яже на плещу свою возлагаше».

Однако первое летописное упоминание о них встречается под 1216 годом и сообщает, что «облечье», шитое золотом, носится всеми князьями. Первое упоминание о «бармах» встречается в 1328 году в духовной грамоте великого князя Ивана Калиты о передаче имущества (в том числе и бармы) по наследству старшему сыну. Сведения о княжеских бармах, наследуемых сыновьями, неоднократно встречаются в русских летописях за 1339, 1358, 1389 годы. Как коронационные регалии впервые упоминаются в 1498 году — их вместе с «венцом» (видимо, Шапкой Мономаха) возложили на князя Дмитрия Внука во время поставления на княжеский престол, совершившегося впервые в истории России в 1498 году в Успенском соборе Московского Кремля.

В XVI—XVII веках были составлены подробные Чины венчания на царство российских царей, где определен порядок перенесения и возложения на государя бармы, венца, креста с животворящим древом, скипетра, державы, входящих в «Большой наряд», предназначенный для венчания на царство. С середины XVI века до начала XVIII века бармы надевались русскими князьями и царями при коронации и во время торжественных выходов.

Перед венчанием на царство бармы выносили из хранилища царских одежд и регалий в Успенский собор и оставляли на золотом блюде в алтаре. На венчании после возложения на царя наперсного креста митрополит направлял в алтарь двух архимандритов и игумена за бармами, которые отдавали их епископам, подававших бармы митрополиту. После трёх поклонов и целования митрополит, ознаменовав бармами царя, возлагал их на него, благословляя крестом. После возложения барм следовало возложение венца.

Барм Ивана Калиты и Ивана III не сохранились. В Оружейной палате Музеев Кремля хранятся барма царя Алексея Михайловича, выполненные в 1662 году по его заказу в Стамбуле: широкий круглый воротник белого шелка, к которому крепятся 7 золотых эмалевых медальонов с изображениями ангелов и композициями «Венчание Богоматери», «Обретение Креста святыми Константином и Еленой», «Св. Василий Великий и св. воин Меркурий, поражающий копьем имп. Юлиана», «Хвалите Господа с небес». Каждый медальон обрамлен широкой оправой, усыпанной драгоценными камнями: рубинами, изумрудами, алмазами в золотых кастах и вставками с полихромной эмалью.

Древнейшие сохранившиеся бармы XII века были найдены в 1822 году в качестве клада под Старой Рязанью и хранятся в Оружейной палате. Кому они принадлежали — неизвестно.

Список

В Оружейной палате (по Солнцеву)[2], на середину XIX века хранились:

  • Бармы греческого дела (царя Алексея Михайловича) — II половина XVII в., Стамбул. Выполнены в «Царьграде» по заказу царя. «Это круглый шелковый воротник, украшенный семью драгоценными медальонами. Центрами медальонов служат круглые золотые пластинки, на которых разноцветными эмалями, прозрачными и глухими, исполнены религиозные композиции»[3].
  • Древние шитые бармы (царя Михаила Фёдоровича) — Атлас — XII в., Италия. Шитье — 1629—1645, Россия.
  • Древние шитые бармы (вторые)
  • Древние золотые бармы (из Старой Рязани)

Напишите отзыв о статье "Бармы"

Ссылки


Примечания

  1. По разным источникам, происходит от греч. πάρμαι — круглый щит, или от перс. berme — охранение, защита, или от др.-польск. brama — украшения на руках и ногах женщин, или от др.-исл. barm — край, восточнонемецкого barm (плечо), русского «обрамление».
  2. Древности Российского государства. Т.2
  3. [kreml.ru/ru/virtual/exposition/regalia/AlekseyMichaylovich/Barmy/ Бармы Алексея Михайловича // ММК]

Отрывок, характеризующий Бармы

Лошадь Ростова тоже торопилась, била ногой по мерзлой земле, прислушиваясь к звукам и приглядываясь к огням. Крики голосов всё усиливались и усиливались и слились в общий гул, который могла произвести только несколько тысячная армия. Огни больше и больше распространялись, вероятно, по линии французского лагеря. Ростову уже не хотелось спать. Веселые, торжествующие крики в неприятельской армии возбудительно действовали на него: Vive l'empereur, l'empereur! [Да здравствует император, император!] уже ясно слышалось теперь Ростову.
– А недалеко, – должно быть, за ручьем? – сказал он стоявшему подле него гусару.
Гусар только вздохнул, ничего не отвечая, и прокашлялся сердито. По линии гусар послышался топот ехавшего рысью конного, и из ночного тумана вдруг выросла, представляясь громадным слоном, фигура гусарского унтер офицера.
– Ваше благородие, генералы! – сказал унтер офицер, подъезжая к Ростову.
Ростов, продолжая оглядываться на огни и крики, поехал с унтер офицером навстречу нескольким верховым, ехавшим по линии. Один был на белой лошади. Князь Багратион с князем Долгоруковым и адъютантами выехали посмотреть на странное явление огней и криков в неприятельской армии. Ростов, подъехав к Багратиону, рапортовал ему и присоединился к адъютантам, прислушиваясь к тому, что говорили генералы.
– Поверьте, – говорил князь Долгоруков, обращаясь к Багратиону, – что это больше ничего как хитрость: он отступил и в арьергарде велел зажечь огни и шуметь, чтобы обмануть нас.
– Едва ли, – сказал Багратион, – с вечера я их видел на том бугре; коли ушли, так и оттуда снялись. Г. офицер, – обратился князь Багратион к Ростову, – стоят там еще его фланкёры?
– С вечера стояли, а теперь не могу знать, ваше сиятельство. Прикажите, я съезжу с гусарами, – сказал Ростов.
Багратион остановился и, не отвечая, в тумане старался разглядеть лицо Ростова.
– А что ж, посмотрите, – сказал он, помолчав немного.
– Слушаю с.
Ростов дал шпоры лошади, окликнул унтер офицера Федченку и еще двух гусар, приказал им ехать за собою и рысью поехал под гору по направлению к продолжавшимся крикам. Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами туда, в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде его. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы. Спустившись рысью под гору, он уже не видал ни наших, ни неприятельских огней, но громче, яснее слышал крики французов. В лощине он увидал перед собой что то вроде реки, но когда он доехал до нее, он узнал проезженную дорогу. Выехав на дорогу, он придержал лошадь в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю в гору. Ехать по светлевшей в тумане дороге было безопаснее, потому что скорее можно было рассмотреть людей. «Пошел за мной», проговорил он, пересек дорогу и стал подниматься галопом на гору, к тому месту, где с вечера стоял французский пикет.
– Ваше благородие, вот он! – проговорил сзади один из гусар.
И не успел еще Ростов разглядеть что то, вдруг зачерневшееся в тумане, как блеснул огонек, щелкнул выстрел, и пуля, как будто жалуясь на что то, зажужжала высоко в тумане и вылетела из слуха. Другое ружье не выстрелило, но блеснул огонек на полке. Ростов повернул лошадь и галопом поехал назад. Еще раздались в разных промежутках четыре выстрела, и на разные тоны запели пули где то в тумане. Ростов придержал лошадь, повеселевшую так же, как он, от выстрелов, и поехал шагом. «Ну ка еще, ну ка еще!» говорил в его душе какой то веселый голос. Но выстрелов больше не было.
Только подъезжая к Багратиону, Ростов опять пустил свою лошадь в галоп и, держа руку у козырька, подъехал к нему.
Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.