Барон Беркли
Поделись знанием:
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.
Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.
Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
Барон Беркли — наследственный титул, созданный дважды в системе Пэрства Англии (1295 и 1421 годы).
Содержание
История
Впервые баронский титул был создан 24 июня 1295 года для Томаса II де Беркли, 1-го барона Беркли (1245—1321), 6-го феодального барона Беркли. В 1417 году после смерти его праправнука, Томаса де Беркли, 5-го барона Беркли (1352—1417), не оставившего наследников мужского пола, баронский титул прервался.
20 октября 1421 года баронский титул был вторично создан Джеймса Беркли (ок. 1394—1463), племянника и наследника Томаса де Беркли, 5-го барона Беркли. Его сын и преемник, Уильям де Беркли, 2-й барон Беркли (1426—1492), получил титулы виконта Беркли (21 апреля 1481), графа Ноттингема (28 июня 1483) и маркиза Беркли (28 января 1488). В 1491 году после его смерти титулы виконта Беркли, графа Ноттингема и маркиза Беркли прервались, а баронский титул унаследовал его младший брат, Морис де Беркли, де-юре 3-й барон Беркли (1436—1506). Еще при жизни старшего брата Морис де Беркли женился на Изабель, дочери Филиппа Мида из Раксхолла, олдермена и мэра Бристоля. Уильям де Беркли, недовольный этим браком, завещал свои владения и титул английскому королю Генриху VII Тюдору и его наследникам мужского пола. В 1553 году после смерти малолетнего короля Англии Эдуарда VI, титул и владения рода Беркли вернулись в семью. Поэтому Морис де Беркли и его потомки с 1492 по 1553 год носили де-юре титул барона Беркли, до возвращения титул к старшему наследнику Генри де Беркли, 7-му барону Беркли (1534—1613), в 1553 году. После его смерти титул унаследовал его родственник, Джордж Хардинг, 8-й барон Беркли (1601—1658). Его сын, Джордж Беркли, 9-й барон Беркли (1628—1698), получил титулы графа Беркли и виконта Дарсли (11 сентября 1679). Он заседал в Палате общин от Глостершира в 1654—1656 годах. Ему наследовал его старший сын, Чарльз Беркли, 2-й граф Беркли (1649—1710). Он представлял в Палате общин Глостер (1679—1681), занимал посты лорда-лейтенанта Глостершира (1694—1710) и Суррея (1702—1710). Его преемником стал его второй сын, вице-адмирал Джеймс Беркли, 3-й граф Беркли (ок. 1679—1736). Он заседал в Палате общин от Глостера (1701—1702), занимал посты первого лорда Адмиралтейства (1717—1727) и лорда-лейтенанта Глостершира (1710—1712, 1714—1736). Ему наследовал его единственный сын, подполковник Огастес Беркли, 3-й граф Беркли (1715—1755), лорд-лейтенант и вице-адмирал Глостершира (1737—1755). Его старший сын, Фредерик Огастес Беркли, 4-й граф Беркли (1745—1810), служил лордом-лейтенантом Глостершира (1766—1810), высшим стюардом Глостера, констеблем Сент-Бравелса и хранителем леса Дин.
В 1882 году после смерти Томаса Моретона Фицхардинга Беркли, 6-го графа Беркли, 14-го барона Беркли (1796—1882), графский титул перешел к наследникам мужского пола, а баронский титул перешел к его дочери, Луизе Мэри Мильман, 15-й баронессе Беркли (1840—1899). После смерти Луизы баронство унаследовала её дочь, Эва Мэри Фоли, 16-я баронесса Беркли (1875—1964). После смерти последней в 1964 году баронский титул оказался в состоянии ожидания. В 1967 году баронский титул получила Мэри Лалле Фоли-Беркли, 17-я баронесса Беркли (1905—1992). Её наследовал её племянник, Энтони Фицхардинг Гютерброк, 18-й барон Беркли (род. 1939). 18 апреля 2000 года для него был создан титул пожизненного барона Гютерброка в системе Пэрства Соединённого королевства.
Феодальные бароны Беркли
Основная статья: Беркли (род)
Феодальная вотчина Беркли была создана около 1155 года, когда английский король Генрих II Плантагенет (1154—1189) пожаловал королевский замок Беркли Роберту Фицхардингу (ок. 1095—1170) в качестве феода. Ранее замком владел знатный нормандец Роджер I «де Беркли», возможно, сын Роджера I из Тосни (умер около 1040), который принял фамилию «де Беркли». Он владел обширными землями, в том числе Дарсли, который, согласно «Книге Страшного суда», он получил от короля в 1086 году. Он принял монашеский сан в аббатстве Святого Петра в Глостере около 1091 года.
Его сын Роджер II (ум. ок. 1131) и внук Роджер III (ум. после 1177) также владели поместьем Дарсли. В 1152 году Роджер III лишился поместья Беркли во время гражданской войны в Англии между королем Стефаном и императрицей Матильдой. Позже он был восстановлен в Дарсли, и основал семью «Беркли из Дарсли», но замок Беркли был предоставлен барону Роберту Фицхардингу, семья которого также приняла фамилию «де Беркли».
- 1155—1170: Роберт Фицхардинг, 1-й феодальный барон Беркли (ок. 1095 — 5 февраля 1170/1171), сын Хардинга из Бристоля (ок. 1048 — ок. 1125)[1]
- 1170—1190: Морис Фицроберт Фицхардинг, 2-й феодальный барон Беркли (ок. 1120 — 16 июня 1190/1191), сын предыдущего[2]
- 1190—1220: Роберт де Беркли, 3-й феодальный барон Беркли (ок. 1165 — 13 мая 1220), старший сын предыдущего[3]
- 1220—1243: Томас I де Беркли, 4-й феодальный барон Беркли (ок. 1170 — 29 ноября 1243), младший брат предыдущего[4]
- 1243—1281: Морис II де Беркли, 5-й феодальный барон Беркли (1218 — 4 апреля 1281), сын предыдущего[5].
Бароны Беркли, первая креация (1295)
- 1295—1321: Томас II де Беркли, 1-й барон Беркли (1245 — 23 июля 1321), 6-й феодальный барон Беркли, сын сэра Мориса де Беркли (1218—1281)[6]
- 1321—1326: Морис III де Беркли, 2-й барон Беркли (апрель 1271 — 31 мая 1326), 7-й феодальный барон Беркли, сын предыдущего[7]
- 1326—1361: Томас III де Беркли, 3-й барон Беркли (1293 — 27 октября 1361), 8-й феодальный барон Беркли, сын предыдущего[8]
- 1361—1368: Морис IV де Беркли, 4-й барон Беркли (1330 — 8 июня 1368), 9-й феодальный барон Беркли, сын предыдущего от первого брака[9]
- 1368—1417: Томас IV де Беркли, 5-й барон Беркли (5 января 1352/1353 — 13 июля 1417), 10-й феодальный барон Беркли, старший сын предыдущего[10].
Бароны Беркли, вторая креация (1421)
- 1421—1463: Джеймс Беркли, 1-й барон Беркли (ок. 1394 — ноябрь 1463), сын сэра Джеймса Беркли (ум. 1405), внук Мориса де Беркли, 4-го лорда Беркли (1330—1368)[11]
- 1463—1492: Уильям Беркли, 1-й маркиз Беркли, 2-й барон Беркли (1426 — 14 февраля 1492), старший сын предыдущего[12]
- 1492—1506: Морис Беркли, де-юре третий барон Беркли (1436 — сентябрь 1506), младший брат предыдущего[13]
- 1506—1523: Морис Беркли, де-юре 4-й барон Беркли (1467 — 12 сентября 1523), старший сын предыдущего[14]
- 1523—1533: Томас Беркли, де-юре 5-й барон Беркли (1472 — 22 января 1533), младший брат предыдущего[15]
- 1533—1534: Томас Беркли, де-юре 6-й барон Беркли (1505 — 19 сентября 1534), сын предыдущего[16]
- 1534—1613: Генри Беркли, 7-й барон Беркли (26 ноября 1534 — 26 ноября 1613), сын предыдущего[17]
- 1613—1658: Джордж Беркли, 8-й барон Беркли (7 октября 1601 — 10 августа 1658), сын сэра Томаса Беркли (1575—1611), внук предыдущего[18]
- 1658—1698: Джордж Беркли, 1-й граф Беркли, 9-й барон Беркли (1627 — 14 октября 1698), второй сын предыдущего[19]
- 1698—1710: Чарльз Беркли, 2-й граф Беркли, 10-й барон Беркли (8 апреля 1649 — 24 сентября 1710), единственный сын предыдущего[20]
- 1710—1736: Вице-адмирал Джеймс Беркли, 3-й граф Беркли, 11-й барон Беркли (1680 — 17 августа 1736), старший сын предыдущего[21]
- 1736—1755: Подполковник Огастес Беркли, 4-й граф Беркли, 12-й барон Беркли (18 февраля 1716 — 9 января 1755), единственный сын предыдущего[22]
- 1755—1810: Фредерик Огастес Беркли, 5-й граф Беркли, 13-й барон Беркли (24 мая 1745 — 8 августа 1810), старший сын предыдущего[23]
- 1810—1882: Томас Мортон Фицхардинг Беркли, 6-й граф Беркли, 14-й барон Беркли (19 октября 1796 — 27 августа 1882), пятый сын предыдущего[24]
- 1882—1899: Луиза Мэри Мильман, 15-я баронесса Беркли (урожденная Беркли) (28 мая 1840 — 10 декабря 1899), дочь достопочтенного Крэйвена Фицхардинга Беркли (1805—1855), младшего сына 5-го графа Беркли[25]
- 1899—1964: Эва Мэри Фоли, 16-я баронесса Беркли (урожденная Мильман) (4 марта 1875 — 4 декабря 1964), дочь генерал-майора Густава Гамильтона Локвуда Мильмана (1824—1915) и Луизы Мэри Мильман, баронессы Беркли[26]
- 1967—1992: Мэри Лалле Фоли-Беркли, 17-я баронесса Беркли (9 октября 1905 — 17 октября 1992), старшая дочь предыдущей[27]
- 1992 — настоящее время: Энтони Фицхардинг Гютерброк, 18-й барон Беркли (род. 20 сентября 1939), сын бригадира Эрнеста Адольфа Леопольда Гютерброка (ум. 1984) и достопочтенной Синтии Эллы Фоли (1909—1991), племянник предыдущей[28]
- Наследник титула: достопочтенный Томас Фицхардинг Гютерброк (род. 5 января 1969), старший сын предыдущего[29].
Графы Беркли (продолжение креации 1679 года)
- 1882—1888: Джордж Леннокс Родон Беркли, 7-й граф Беркли (25 февраля 1827 — 27 августа 1888), младший (третий) сын генерала сэра Джорджа Генри Фредерика Беркли (1785—1857), внук адмирала достопочтенного сэра Джорджа Кренфилда Беркли (ок. 1754—1818), правнук 4-го графа Беркли[30]
- 1888—1942: Рэндал Томас Моубрей Беркли, 8-й граф Беркли (31 января 1865 — 15 января 1942), младший (третий) сын предыдущего[31]. С 1942 года титул находится в состоянии ожидания.
Напишите отзыв о статье "Барон Беркли"
Примечания
- ↑ [www.thepeerage.com/p12961.htm#i129608 Robert fitz Harding] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p12962.htm#i129612 Maurice FitzRobert FitzHarding de Berkeley=] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p12962.htm#i129614 Sir Robert de Berkeley] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p12963.htm#i129621 Thomas de Berkeley] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p4175.htm#i41748 Sir Maurice de Berkeley] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p4177.htm#i41765 Thomas de Berkeley, 1st Lord Berkeley] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p4177.htm#i41767 Maurice de Berkeley, 2nd Lord Berkeley] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p12963.htm#i129628 Thomas de Berkeley, 3rd Lord Berkeley] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p2570.htm#i25699 Maurice de Berkeley, 4th Lord Berkeley] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p10735.htm#i107350 Thomas de Berkeley, 5th Lord Berkeley] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p1527.htm#i15266 James de Berkeley, 1st Lord Berkeley] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p2795.htm#i27950 William de Berkeley, 1st and last Marquess of Berkeley] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p2796.htm#i27951 Sir Maurice Berkeley] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p2796.htm#i27952 Sir Maurice Berkeley] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p2796.htm#i27955 Thomas Berkeley, 5th Lord Berkeley] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p2797.htm#i27968 Thomas Berkeley, 6th Lord Berkeley] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p2796.htm#i27957 Henry Berkeley, 7th Lord Berkeley] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p2797.htm#i27963 George Berkeley, 8th Lord Berkeley] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p2796.htm#i27960 George Berkeley, 1st Earl of Berkeley] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p1164.htm#i11635 Charles Berkeley, 2nd Earl of Berkeley] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p2099.htm#i20990 Vice-Admiral James Berkeley, 3rd Earl of Berkeley] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p10875.htm#i108748 Lt.-Col. Augustus Berkeley, 4th Earl of Berkeley] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p7245.htm#i72447 Frederick Augustus Berkeley, 5th Earl of Berkeley] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p8044.htm#i80438 Thomas Moreton FitzHardinge Berkeley, 6th Earl of Berkeley] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p8045.htm#i80443 Louisa Mary Berkeley, Baroness Berkeley] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p8046.htm#i80456 Eva Mary FitzHardinge Milman, Baroness Berkeley] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p8046.htm#i80458 Mary Lalle Foley-Berkeley, Baroness Berkeley] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p8047.htm#i80462 Anthony FitzHardinge Gueterbock, 18th Lord Berkeley] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p8047.htm#i80464 Hon. Thomas FitzHardinge Gueterbock] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p7245.htm#i72442 George Lennox Rawdon Berkeley, 7th Earl of Berkeley] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p7245.htm#i72449 Randal Thomas Mowbray Berkeley, 8th Earl of Berkeley] (англ.). thePeerage.com.
Источники
- Kidd, Charles, Williamson, David (editors). Debrett’s Peerage and Baronetage (1990 edition). New York: St Martin’s Press, 1990
- [www.leighrayment.com/ Leigh Rayment’s Peerage Pages]
- [www.thepeerage.com thepeerage.com]
- [www.cracroftspeerage.co.uk/online/content/berkeley1421.htm Berkeley, Baron (E, 1421)]
- Sanders, I.J. English Baronies, Oxford, 1960, p. 13, Berkeley
- Smyth, John. The Lives of the Berkeleys, Lords of the Honour, Castle and Manor of Berkeley from 1066 to 1618, ed. Maclean, Sir John, 3 vols., Gloucester, 1883—1885 (First published c.1628)
Отрывок, характеризующий Барон Беркли
– Так, так.– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.
Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.
Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
