Барон Дормер
Поделись знанием:
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Слово «Дормер» имеет и другие значения.
Барон Дормер из Винга в графстве Бакингемшир — наследственный титул пэра Англии. Он был создан 30 июня 1615 года для сэра Роберта Дормера, 1-го баронета (1551—1616). 10 июня 1615 года он также получил титул баронета из Винга (графство Бакингемшир).
Его внук, Роберт Дормер, 2-й барон Дормер (1610—1643), в 1628 году получил титулы виконта Аскотта в графстве Хертфордшир и графа Карнарвона. Он был видным военачальником роялистов во время Гражданской войны в Англии, погиб в битве при Ньюбери. Ему наследовал старший сын, Чарльз Дормер, 2-й граф Карнарвон, 3-й барон Дормер (1632—1709). После его смерти титулы виконта Аскотта и графа Карнарвона пресеклись. Однако баронский титул унаследовал его троюродный брат, Роуленд Дормер, 4-й барон Дормер (1651—1712). Он был сыном Роберта Дормера и внуком Энтони Дормера, второго сына 1-го барона Дормера. В 1712 году после смерти Роуленда титул барона унаследовал его троюродный брат Чарльз Дормер, 5-й барон Дормер (1668—1728). Он был сыном Чарльза Дормера и внуком Роберта Дормера, третьего сына 1-го барона Дормера. Ему наследовал его старший сын от второго брака, Чарльз Дормер, 6-й барон Дормер (ум. 1761). Он был римско-католическим священником. После его смерти титул перешел к его младшему брату, Джону Дормеру, 7-му барону Дормеру (1691—1785).
Его внук, Джон Эвелин Дормер, 10-й барон Дормер (1771—1826), который в 1819 году наследовал своему сводному брату Чарльзу, отказался от католичества и перешел в англиканство, заняв своё место в Палате лордов. Ему наследовал двоюродный брат, Джозеф Тадеуш Дормер, 11-й барон Дормер (1790—1871). Он был сыном генерала Джона Дормера (1730—1795), второго сына 7-го барона Дормера. Барон Дормер служил в австрийской армии.
В 2015 году титул принадлежит его правнуку, Джеффри Генри Дормеру, 17-му барону Дормеру (род. 1920), который наследовал своему троюродному брату в 1995 году. Наследником титула является его старший сын Уильям Дормер (род. 1960), офицер британского флота в отставке.
Содержание
Бароны Дормер (1615)
- 1615—1616: Роберт Дормер, 1-й Барон Дормер (26 января 1551 — 8 ноября 1616), сын Уильяма Дормера (1503—1575)
- 1616—1643: Роберт Дормер, 2-й Барон Дормер (1610 — 20 сентября 1643), сын сэра Уильяма Дормера (ум. 1616), внук 1-го барона Дормера, с 1628 года — граф Карнарвон и виконт Аскотт.
Графы Карнарвон (1628)
- 1628—1643: Роберт Дормер, 1-й граф Карнарвон и 2-й Барон Дормер (1610 — 20 сентября 1643), сын Уильяма Дормера и внук Роберта Дормера, 1-го барона Дормера
- 1643—1709: Чарльз Дормер, 2-й граф Карнарвон и 3-й Барон Дормер (25 октября 1632 — 29 ноября 1709), старший сын предыдущего.
Бароны Дормер (1615)
- 1709—1712: Роуленд Дормер, 4-й Барон Дормер (1651 — 27 сентября 1712), сын Роберта Дормера и правнук Роберта Дормера, 1-го барона Дормера
- 1712—1728: Чарльз Дормер, 5-й Барон Дормер (1668 — 2 июля 1728), сын сын Чарльза Дормера и правнук Роберта Дормера, 1-го барона Дормера
- 1728—1761: Чарльз Дормер, 6-й Барон Дормер (умер в 7 марта 1761), старший сын предыдущего
- 1761—1785: Джон Дормер, 7-й Барон Дормер (2 июня 1691 — 7 октября 1785), младший сын 5-го барона Дормера
- 1785—1804: Чарльз Дормер, 8-й Барон Дормер (30 апреля 1725 — 30 марта 1804), старший сын предыдущего
- 1804—1819: Чарльз Дормер, 9-й Барон Дормер (10 января 1753 — 2 апреля 1819), старший сын предыдущего
- 1819—1826: Джон Эвелин Пирпойнт Дормер, 10-й Барон Дормер (март 1771 — 9 декабря 1826), младший сын 8-го барона Дормера
- 1826—1871: Джозеф Таддеуш Дормер, 11-й Барон Дормер (1 июня 1790 — 5 июля 1871), сын генерала Джона Дормера (1730—1795) и внук 7-го барона Дормера
- 1871—1900: Джон Баптист Джозеф Дормер, 12-й Барон Дормер (22 мая 1830 — 22 декабря 1900), старший сын предыдущего
- 1900—1920: Роланд Джон Дормер, 13-й Барон Дормер (24 ноября 1862 — 9 февраля 1920), старший сын генерал-лейтенанта Джеймса Дормера (1834—1893) и внук 11-го барона Дормера
- 1920—1922: Чарльз Джозеф Фаддей Дормер, 14-й Барон Дормер (24 февраля 1864 — 4 мая 1922), младший сын Джеймса Дормера и внук 11-го барона Дормера
- 1922—1975: Чарльз Уолтер Джеймс Дормер, 15-й Барон Дормер (20 декабря 1903 — 27 августа 1975), старший сын предыдущего
- 1975—1995: Джозеф Спенсер Филип Дормер, 16-й Барон Дормер (4 сентября 1914 — декабрь 1995), младший сын 14-го барона Дормера
- 1995 — настоящее время: Джеффри Генри Дормер, 17-й Барон Дормер (род. 13 мая 1920), младший сын капитана Эдварда Генри Дормера (1870—1943), внук Губерта Фрэнсиса Дормера (1837—1913) и правнук 11-го барона Дормера.
- Наследник: Уильям Роберт Дормер (род. 8 ноября 1960), старший сын предыдущего.
См. также
Напишите отзыв о статье "Барон Дормер"
Ссылки
- Kidd, Charles, Williamson, David (editors). Debrett’s Peerage and Baronetage (1990 edition). New York: St Martin’s Press, 1990
- [www.leighrayment.com Leigh Rayment’s Peerage Page]
- [www.thepeerage.com thepeerage.com]
Отрывок, характеризующий Барон Дормер
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
