Барон Каллен Ашборнский
Поделись знанием:
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Барон Каллен Ашборнский из Рохамптона в графстве Суррей — наследственный титул в системе Пэрства Соединённого королевства. Он был создан 21 апреля 1920 года для сэра Брайена Кокейна (1864—1932), председателя Банка Англии (1918—1920). По состоянию на 2010 год носителем титула являлся его младший сын, 3-й барон Каллен Ашборнский (род. 1916), который стал преемником своего старшего брата в 2000 году.
Первый барон Каллен Ашборнский был сыном Джорджа Эдварда Кокейна (1825—1911), герольдмейстера и редактора первого издания «The Complete Peerage», сына Уильяма Адамса (ум. 1851) и достопочтенной Мэри Энн Кокейн (1781—1873), дочери достопочтенного Уильяма Кокейна (1756—1809) и внучки Чарльза Кокейна, 5-го виконта Каллена (1710—1802).
Бароны Каллен из Ашборна (1920)
- 1920—1932: Брайен Ибракан Кокейн, 1-й барон Каллен из Ашборна (12 июля 1864 — 3 ноября 1932), второй сын герольдмейстера Джорджа Эдварда Кокейна (1825—1911)[1]
- 1932—2000: Чарльз Борлэз Мэршем Кокейн, 2-й барон Каллен из Ашборна (6 октября 1912 — 17 декабря 2000), старший сын предыдущего[2]
- 2000 — настоящее время: Эдмунд Уиллоуби Мэршем Кокейн, 3-й барон Каллен из Ашборна (род. 18 мая 1916), младший брат предыдущего[3]
- Наследник титула: достопочтенный Джон О’Брайен Мэршем Кокейн (род. 1920), младший брат предыдущего[4].
См. также
Напишите отзыв о статье "Барон Каллен Ашборнский"
Примечания
- ↑ [www.thepeerage.com/p3324.htm#i33232 Brien Ibrican Cokayne, 1st Baron Cullen of Ashbourne] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p5179.htm#i51788 Charles Borlase Marsham Cokayne, 2nd Baron Cullen of Ashbourne] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p5180.htm#i51796 Edmund Willoughby Marsham Cokayne, 3rd Baron Cullen of Ashbourne] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p5180.htm#i51799 John O'Brien Marsham Cokayne] (англ.). thePeerage.com.
Источники
- Kidd, Charles, Williamson, David (editors). Debrett’s Peerage and Baronetage (1990 edition). New York: St Martin’s Press, 1990
- [www.leighrayment.com/ Leigh Rayment’s Peerage Pages]
- [www.thepeerage.com thepeerage.com]
Отрывок, характеризующий Барон Каллен Ашборнский
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
