Барон Килмейн
Поделись знанием:
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Барон Килмейн — наследственный титул, созданный дважды в системе Пэрства Ирландии.
Содержание
История
Впервые баронский титул был создан 8 февраля 1722 года для ирландского офицера британской армии достопочтенного Джеймса О’Хары (1682—1774). Он был сыном генерал-лейтенанта Чарльза О’Хары, 1-го барона Тайроули (ум. 1724), главнокомандующего английскими войсками в Ирландии (1714—1721). В 1724 году после смерти своего отца Джеймс О’Хара унаследовал титул 2-го барона Тайроули. В 1774 году после смерти Джеймса О’Хары титулы барона Килмейна и барона Тайроули прервались.
21 сентября 1789 года баронский титул был вторично создан для сэра Джона Брауна, 7-го баронета из Нила (1730—1794), который получил титул барона Килмейна из Нила в графстве Мейо. Ранее он заседал в Ирландской Палате общин от Ньютаунардса (1776—1783) и Карлоу Боро (1783—1790). Его внук, Джон Кавендиш Браун, 3-й барон Килмейн (1794—1873), заседал в Палате лордов как ирландский пэр-представитель (1849—1873). Его преемником стал его старший сын, Фрэнсис Уильям Браун, 4-й барон Килмейн (1843—1907). Он также был ирландским пэром-представителем в Палате лордов Великобритании (1890—1907). Его сын, Джон Эдвард Ли Браун, 5-й барон Килмейн (1878—1946), также заседал в Палате лордов в качестве ирландского пэра-представителя с 1911 по 1946 год.
Джон Дэвид Генри Браун, 7-й барон Килмейн (1948—2013), проживал в Уэст-Мидлендсе и был одним из основателей «Whale Tankers Ltd» в Солихалле. Его вдова, Линда, была верховным шерифом Уорикшира (2009—2010). По состоянию на 2013 год носителем титула являлся единственный сын последнего, Джон Фрэнсис Сэндфорд Браун, 8-й барон Климейн (род. 1983). Он проживает в общине Кэмпхилл в Южном Уэльсе.
Титул баронета Брауна из Нила в графстве Мейо (Баронетство Новой Шотландии) был создан 21 июня 1636 года для Джона Брауна (ум. 1670). Тем не менее, они никогда не носил этот титул. Использоваться титул впервые стал его праправнук, сэр Джон Браун, 6-й баронет (1725—1765). Последнему наследовал его младший брат, сэр Джон Браун, 7-й баронет (1730—1794), получивший в 1789 году титул барона Килмейна.
Еще два других члена семьи Браун смогли достичь пэрского звания. Джон Браун, 1-й граф Алтамонт (ок. 1706—1776), дед Джона Брауна, 1-го маркиза Слайго, был внуком полковника Джона Брауна, младшего сына сэра Джона Брауна, 1-го баронета. Августа Браун (1834—1893), младшая дочь его высокопреподобия достопочтенного Генри Монтегю Брауна (1799—1884), второго сына 2-го барона Килмейна, получила в 1880 году титул баронессы Болсовер.
Бароны Килмейн, первая креация (1722)
- 1722—1774: Фельдмаршал Джеймс О’Хара, 2-й барон Тайроули и 1-й барон Килмэйн (1682 — 14 июля 1774), единственный сын и преемник генерал-лейтенанта Чарльза О’Хары, 1-го барона Тайроули (ум. 1724).
Баронеты Браун из Нила (1636)
- 1636—1670: Сэр Джон Браун, 1-й баронет (ум. 1670), сын Джозайи Брауна (ок. 1579—1634)[1]
- 1670—1698: Сэр Джордж Браун, 2-й баронет (ум. май 1698), сын предыдущего[2]
- 1698—1711: Сэр Джон Браун, 3-й баронет (ум. 11 апреля 1711), сын предыдущего[3]
- 1711—1737: Сэр Джордж Браун, 4-й баронет (ум. 8 мая 1737), старший сын предыдущего, депутат Ирландской Палаты общин от Каслбара (1713—1714)[4]
- 1737—1762: Сэр Джон Браун, 5-й баронет (ум. 2 октября 1762), младший брат предыдущего[5]
- 1762—1765: Сэр Джордж Браун, 6-й баронет (1725 — 9 сентября 1765), старший сын предыдущего[6]
- 1765—1794: Сэр Джон Браун, 7-й баронет (20 мая 1730 — 7 июня 1794), сын Джона Брауна, 5-го баронета (ум. 1762), младший брат предыдущего, барон Килмейн с 1789 года[7].
Бароны Килмейн, вторая креация (1789)
- 1789—1794: Джон Браун, 1-й барон Килмейн (20 мая 1730 — 7 июня 1794), младший сын сэра Джона Брауна, 5-го баронета (ум. 1762)[7]
- 1794—1825: Джеймс Колфилд Браун, 2-й барон Килмейн (16 марта 1765 — 23 мая 1825), старший сын предыдущего[8]
- 1825—1873: Джон Кавендиш Браун, 3-й барон Килмейн (11 июня 1794 — 13 января 1873), старший сын предыдущего[9]
- 1873—1907: Фрэнсис Уильям Браун, 4-й барон Килмейн (29 марта 1843 — 9 ноября 1907), старший сын предыдущего от второго брака[10]
- 1907—1946: Джон Эдвард Дин Браун, 5-й барон Килмейн (18 марта 1878 — 27 августа 1946), единственный сын предыдущего[11]
- 1946—1978: Джон Фрэнсис Арчибальд Браун, 6-й барон Килмейн (22 сентября 1902 — 26 июля 1978), старший сын предыдущего[12]
- 1978—2013: Джон Дэвид Генри Браун, 7-й барон Килмейн (2 апреля 1948 — 12 января 2013), единственный сын предыдущего[13]
- 2013 — настоящее время: Джон Фрэнсис Сэндфорд Браун, 8-й барон Килмейн (род. 4 апреля 1983), единственный сын предыдущего[14]
- Наследник титула: преподобный Обри Роберт Колфилд Браун (род. 1931), единственный сын Сесила Джона Осборна Колфилда Брауна (1892—1983), внук Обри Колфилда Брауна (1860—1953), правнук преподобного Уильяма Джеймса Колфилда Брауна (1825—1893), пятый кузен предыдущего[15].
См. также
Напишите отзыв о статье "Барон Килмейн"
Примечания
- ↑ [www.thepeerage.com/p18441.htm#i184408 John Browne] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p18442.htm#i184416 George Browne] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p11024.htm#i110238 John Browne] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p18442.htm#i184420 George Browne] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p14389.htm#i143887 John Browne] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p18443.htm#i184426 Sir George Browne, 6th Bt.] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ 1 2 [www.thepeerage.com/p6590.htm#i65896 John Browne, 1st Baron Kilmaine] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p6588.htm#i65872 James Caulfeild Browne, 2nd Baron Kilmaine] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p2493.htm#i24922 John Cavendish Browne, 3rd Baron Kilmaine] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p3074.htm#i30732 Francis William Browne, 4th Baron Kilmaine] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p2562.htm#i25620 John Edward Deane Browne, 5th Baron Kilmaine] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p3074.htm#i30735 John Francis Archibald Browne, 6th Baron Kilmaine] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p2957.htm#i29561 John David Henry Browne, 7th Baron Kilmaine] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p59070.htm#i590700 John Francis Sandford Browne, 8th Baron Kilmaine] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p49046.htm#i490457 Reverend Aubrey Robert Caulfeild Browne] (англ.). thePeerage.com.
Источники
- Kidd, Charles, Williamson, David (editors). Debrett’s Peerage and Baronetage (1990 edition). New York: St Martin’s Press, 1990
- [www.leighrayment.com/ Leigh Rayment’s Peerage Pages]
- [www.thepeerage.com thepeerage.com]
- [www.cracroftspeerage.co.uk/online/content/kilmaine1789.htm Kilmaine, Baron (I, 1789)]
Отрывок, характеризующий Барон Килмейн
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
