Барон Милфорд
Барон Милфорд — аристократический титул, созданный три раза в британской истории (1776 год — Пэрство Ирландии, 1846 и 1939 годы — Пэрство Соединённого королевства). Все три креации были созданы для семьи Филиппсов.
Содержание
История
Впервые титул барона Милфорда (Пэрство Ирландии) был создан 22 июля 1776 года для сэра Ричарда Филиппса, 7-го баронета из Пиктон Касла (1744—1823). Ричард Филиппс заседал в Палате общин от Пембрукшира (1765—1770, 1786—1800, 1801—1812), Плимут Эрла (1774—1779) и Хаверфордуэста (1784—1786), занимал должности лорда-лейтенанта Хаверфордуэста (1770—1823) и Пембрукшира (1786—1823). В 1823 году после смерти Ричарда Филиппса баронский титул угас, а титул баронета унаследовал его дальний родственник, сэр Роуленд Перри Филиппс-Лохарн-Филиппс, 8-й баронет (1788—1832).
21 сентября 1847 года титул барона Милфода в системе Пэрства Соединённого королевства был возрожден для сэра Ричарда Филиппса, 1-го баронета из Пиктон Касла (1801—1857), который получил титул барона Милфорда из замка Пиктон в графстве Пембрукшир. Ричард Филиппс заседал в Палате общин Великобритании от Хаверфордуэста (1826—1835, 1837—1847), а также занимал должность лорда-лейтенанта Хаверфордуэста (1824—1857). Ричард Грант Балкели Филиппс был сыном Джона Гранта и Мэри Филиппы Артемисии, дочери Джеймса Чайлда и Мэри Филиппы Артемисии, дочери Балкели Филиппса, дяди 1-го барона Милфорда первой креации. В 1823 году он принял фамилию «Филиппс» и унаследовал поместья Филиппсов. В 1828 году для него был создан титул баронета из замка Пиктон в графстве Пембрукшир (en:List of extant baronetciesБаронетство Соединённого королевства). Тем не менее, лорд Милфорд был бездетным, и после его смерти в 1857 году титулы барона и баронета угасли. Он завещал свои имения своему сводному брату, преподобному Джеймсу Генри Александру Гвитеру, который взял себе фамилию «Филиппс». Дочь Джеймса Мэри Филиппа вышла замуж за Чарльза Эдварда Грегга (1840—1928), который взял фамилию «Филиппс» и получил в 1887 году титул баронета из Пиктона.
2 февраля 1939 года титул барона Милфорда был восстановлен в третий раз в системе Пэрства Соединённого королевства для сэра Лоуренса Филиппса, 1-го баронета (1874—1962), который получил титул барона Милфорда из Лланстефана в графстве Радноршир. В 1919 году для него уже был создан титул баронета из Лланстефана в графстве Радноршир. Лоуренс Филиппс был шестым сыном сэра Джеймса Филиппса, 12-го баронета из Пиктон Касла, и младшим братом Джона Филиппса, 1-го виконта Сент-Дэвидса (1860—1938), и Оуэна Филиппса, 1-го барона из Килсанта (1863—1937). Его преемником стал его сын, Воган Филиппс, 2-й барон Милфорд (1902—1993). Он стал коммунистом и был лишен наследства своим отцом. Лорд Милфорд являлся единственным членом Коммунистической партии Великобритании, который заседал в Палате лордов. По состоянию на 2011 год носителем титула являлся его внук, Гай Воган Филиппс, 4-й барон Милфорд (род. 1961), который стал преемником своего отца в 1999 году. Нынешний лорд Милфорд — адвокат.
Бароны Милфорд, первая креация (1776)
- 1776—1923: Ричард Филиппс, 1-й барон Милфорд (1744 — 28 ноября 1823), сын сэра Джона Филиппса, 6-го баронета (1701—1764)
Бароны Милфорд, вторая креация (1847)
- 1847—1857: Ричард Балкели Филиппс, 1-й барон Милфорд (7 июня 1801 — 3 января 1857), сын Джона Гранта и Мэри Филиппы Артемисии, дочери Джеймса Чайлда и Мэри Филиппы Артемисии, дочери Балкели Филиппса, третьего сына сэра Джона Филиппса, 4-го баронета из Пиктон Касла.
Бароны Милфорд, третья креация (1939)
- 1939—1962: Лоуренс Ричард Филиппс, 1-й барон Милфорд (24 января 1874 — 7 декабря 1962), шестой сын преподобного сэра Джеймса Эразма Филиппса, 12-го баронета (1824—1912)[1]
- 1962—1993: Воган Филиппс, 2-й барон Милфорд (25 февраля 1902 — 30 ноября 1993), старший сын предыдущего[2]
- 1993—1999: Хьюго Джон Лоуренс Филиппс, 3-й барон Милфорд (27 августа 1929 — 4 декабря 1999), единственный сын предыдущего[3]
- 1999 — настоящее время: Гай Воган Филиппс, 4-й барон Милфорд (род. 25 июля 1961), старший сын предыдущего[4]
- Наследник титула: достопочтенный Арчи Шервуд Филиппс (род. 12 марта 1997), старший сын предыдущего[5].
См. также
Напишите отзыв о статье "Барон Милфорд"
Примечания
- ↑ [www.thepeerage.com/p8205.htm#i82045 Laurence Richard Philipps, 1st Baron Milford] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p7907.htm#i79063 Wogan Philipps, 2nd Baron Milford] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p7906.htm#i79058 Hugo John Laurence Philipps, 3rd Baron Milford] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p7907.htm#i79061 Guy Wogan Philipps, 4th Baron Milford] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p19228.htm#i192277 Hon. Archie Sherwood Philipps] (англ.). thePeerage.com.
Ссылки
- Kidd, Charles, Williamson, David (editors). Debrett’s Peerage and Baronetage (1990 edition). New York: St Martin’s Press, 1990
- [www.leighrayment.com/ Leigh Rayment’s Peerage Pages]
- [www.thepeerage.com thepeerage.com]
Отрывок, характеризующий Барон Милфорд
В 1811 м году в Москве жил быстро вошедший в моду французский доктор, огромный ростом, красавец, любезный, как француз и, как говорили все в Москве, врач необыкновенного искусства – Метивье. Он был принят в домах высшего общества не как доктор, а как равный.
Князь Николай Андреич, смеявшийся над медициной, последнее время, по совету m lle Bourienne, допустил к себе этого доктора и привык к нему. Метивье раза два в неделю бывал у князя.
В Николин день, в именины князя, вся Москва была у подъезда его дома, но он никого не велел принимать; а только немногих, список которых он передал княжне Марье, велел звать к обеду.
Метивье, приехавший утром с поздравлением, в качестве доктора, нашел приличным de forcer la consigne [нарушить запрет], как он сказал княжне Марье, и вошел к князю. Случилось так, что в это именинное утро старый князь был в одном из своих самых дурных расположений духа. Он целое утро ходил по дому, придираясь ко всем и делая вид, что он не понимает того, что ему говорят, и что его не понимают. Княжна Марья твердо знала это состояние духа тихой и озабоченной ворчливости, которая обыкновенно разрешалась взрывом бешенства, и как перед заряженным, с взведенными курками, ружьем, ходила всё это утро, ожидая неизбежного выстрела. Утро до приезда доктора прошло благополучно. Пропустив доктора, княжна Марья села с книгой в гостиной у двери, от которой она могла слышать всё то, что происходило в кабинете.
Сначала она слышала один голос Метивье, потом голос отца, потом оба голоса заговорили вместе, дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная, красивая фигура Метивье с его черным хохлом, и фигура князя в колпаке и халате с изуродованным бешенством лицом и опущенными зрачками глаз.
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.
Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
