Барон Нортбрук
Поделись знанием:
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.
Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»
Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Барон Нортбрук из Страттона в графстве Саутгемптон — наследственный титул в системе Пэрства Соединенного Королевства. Он был создан 4 января 1866 года для либерального политика, сэра Фрэнсиса Бэринга, 3-го баронета (1796—1866). Бароны Нортбрук являются старшей ветвью известной семьи Бэринг.
Содержание
История
Родоначальником семьи был Фрэнсис Бэринг (1740—1810), отец которого эмигрировал в Великобританию из Германии. Фрэнсис был основателем семейной фирмы, которая превратилась в «Barings Bank». 29 мая 1793 года для него был создан титул баронета из Ларкбира в графстве Девоншир (Баронетство Великобритании). Фрэнсис Бэринг заседал в Палате общин от Грэмпаунда (1784—1790), Уикома (1794—1796, 1802—1806) и Кална (1796—1800, 1801—1802).
Его старший сын Томас Бэринг (1772—1848) стал вторым баронетом, также представлял в Палате общин Великобритании Уиком (1806—1832) и Гемпшир (1832). Ему наследовал его старший сын Фрэнсис Бэринг, 3-й баронет (1796—1866). Он заседал в парламенте от Портсмута (1826—1865), занимал должности канцлера казначейства (1839—1841) и первого лорда Адмиралтейства (1849—1852). В 1866 году он был возведен в звание пэра Соединенного Королевства в качестве барона Нортбрука из Страттона в графстве Саутгемптон.
Старший сын лорда Нортбрука, Томас Бэринг, 2-й барон Нортбрук (1826—1904). Он заседал в Палате общин от Пенрина и Фалмута (1857—1866), занимал должности заместителя министра по делам Индии (1859—1861, 1861—1864), заместителя военного министра (1861), заместителя министра внутренних дел (1864—1866), первого лорда Адмиралтейства (1880—1885), вице-короля Индии (1872—1876) и лорда-лейтенанта Гэмпшира (1890—1904). 10 июня 1876 года для него был создан титул виконта Бэринга из Ли в графстве Кент и графа Нортбрука в графстве Саутгемптон (Пэрство Соединённого королевства). После его смерти в 1904 году титулы унаследовал его старший сын, Фрэнсис Джордж Бэринг, 2-й граф Нортбрук (1850—1929). Он заседал в Палате общин от Уинчестера (1880—1885) и Бигглсуэйда (1886—1892). 2-й лорд Нортбрук был бездетным, и после его смерти в 1929 году титулы виконта Бэринга и графа Нортбрука прервались. Но титулы барона и баронета унаследовал его двоюродный брат, Фрэнсис Артур Бэринг (1882—1947), который стал 4-м бароном Нортбруком. Он был сыном достопочтенного Фрэнсиса Бэринга (1850—1915), третьего сына первого барона и партнера в «Barings Bank».
По состоянию на 2010 год носителем баронского титула являлся внук четвертого барона, Фрэнсис Томас Бэринг, 6-й барон Нортбрук (род. 1954), который стал преемником своего отца в 1990 году. Лорд Нортбрук является одним из девяноста избранных наследственных пэров, которые остались в Палате лордов после принятия en:Акта Палаты лордов 1999 года, где сидит на скамейках консерваторов.
Другие известные члены семьи Бэринг
- Александр Бэринг, 1-й барон Ашбертон (1774—1848), дядя 1-го барона Нортбрука, британский политик и финансист[1]
- Эдвард Чарльз Бэринг, 1-й барон Ревелсток (1828—1897), британский банкир, сын политика Генри Бэринга (1777—1848)[2]
- Ивлин Бэринг, 1-й граф Кроумер (1841—1917), сын Генри Бэринга (1777—1848)[3]
- Чарльз Ивлин Бэринг, 1-й барон Ховик Глендейлский (1903—1973), младший сын предыдущего[4]
- Его преосвященство Чарльз Томас Бэринг (1807—1879), епископ Глостерский и Бристольский (1856—1861) и Даремский (1861—1879), четвертый сын Томаса Бэринга, 2-го баронета (1772—1848) и младший брат 1-го барона Нортбрука[5]
- Томас Чарльз Бэринг (1831—1891), банкир и консервативный политик, сын предыдущего[6].
Баронеты Бэринг из Ларкбира (1793)
- 1793—1810: Сэр Фрэнсис Бэринг, 1-й баронет (18 апреля 1740 — 12 сентября 1810), сын Джона Бэринга (1697—1748)[7]
- 1810—1848: Сэр Томас Бэринг, 2-й баронет (12 июня 1772 — 3 апреля 1848), старший сын предыдущего[8]
- 1848—1866: Сэр Фрэнсис Торнхилл Бэринг, 3-й баронет (20 апреля 1796 — 6 сентября 1866), старший сын предыдущего, барон Нортбрук с 1866 года[9].
Бароны Нортбрук (1866)
- 1866—1866: Фрэнсис Торнхилл Бэринг, 1-й барон Нортбрук (20 апреля 1796 — 4 сентября 1866), старший сын сэра Томаса Бэринга, 2-го баронета[9]
- 1866—1904: Томас Джордж Бэринг, 2-й барон Нортбрук (22 января 1826 — 15 ноября 1904), единственный сын предыдущего от первого брака, граф Нортбрук с 1876 года[10].
Графы Нортбрук (1876 г.)
- 1876—1904: Томас Джордж Бэринг, 1-й граф Нортбрук (22 января 1826 — 15 ноября 1904), единственный сын 1-го барона Нортбрука от первого брака[10]
- 1904—1929: Фрэнсис Джордж Бэринг, 2-й граф Нортбрук (8 декабря 1850 — 12 апреля 1929), старший сын предыдущего[11].
Бароны Нортбрук (продолжение креации 1866 года)
- 1929—1947: Фрэнсис Артур Бэринг, 4-й барон Нортбрук (20 июля 1882 — 15 декабря 1947), старший сын достопочтенного Фрэнсиса Генри Бэринга (1850—1915), внук 1-го барона Нортбрука[12]
- 1947—1990: Фрэнсис Джон Бэринг, 5-й барон Нортбрук (31 мая 1915 — 4 декабря 1990), единственный сын предыдущего[13]
- 1990 — настоящее время: Фрэнсис Томас Бэринг, 6-й барон Нортбрук (род. 21 февраля 1954), единственный сын предыдущего[14]
Нет наследника баронского титула.
- Наследником титула баронета является четвертый кузен нынешнего барона, Питер Бэринг (род. 12 сентября 1939). Он является старшим сыном Десмонда Чарльза Найджела Бэринга (1914—1991) и потомком его преосвященства Чарльза Бэринга, младшего сына второго баронета[15]
- Наследник наследника: Сэмюэл Найджел Бэринг (род. 1987), старший сын Питера Бэринга[16].
См. также
Напишите отзыв о статье "Барон Нортбрук"
Примечания
- ↑ [www.thepeerage.com/p1197.htm#i11961 Alexander Baring, 1st Baron Ashburton] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p10105.htm#i101047 Edward Charles Baring, 1st Baron Revelstoke of Membland] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p2453.htm#i24530 Major Rt. Hon. Evelyn Baring, 1st Earl of Cromer] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p4656.htm#i46556 Charles Evelyn Baring, 1st Baron Howick of Glendale] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p3458.htm#i34575 Rt. Rev. Charles Baring] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p15925.htm#i159248 Thomas Charles Baring] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p3028.htm#i30280 Sir Francis Baring, 1st Bt.] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p3029.htm#i30283 Sir Thomas Baring, 2nd Bt.] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ 1 2 [www.thepeerage.com/p3456.htm#i34556 Francis Thornhill Baring, 1st Baron Northbrook] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ 1 2 [www.thepeerage.com/p3456.htm#i34559 Thomas George Baring, 1st Earl of Northbrook] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p5268.htm#i52676 Francis George Baring, 2nd Earl of Northbrook] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p3457.htm#i34568 Francis Arthur Baring, 4th Baron Northbrook] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p8443.htm#i84424 Francis John Baring, 5th Baron Northbrook] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p8443.htm#i84427 Francis Thomas Baring, 6th Baron Northbrook] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p15926.htm#i159258 Peter Baring] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p17386.htm#i173851 Samuel Nigel Baring] (англ.). thePeerage.com.
Источники
- Kidd, Charles, Williamson, David (editors). Debrett’s Peerage and Baronetage (1990 edition). New York: St Martin’s Press, 1990
- [www.leighrayment.com/ Leigh Rayment’s Peerage Pages]
- [www.thepeerage.com thepeerage.com]
- [www.cracroftspeerage.co.uk/online/content/northbrook1866.htm Northbrook, Baron (UK, 1866)]
Отрывок, характеризующий Барон Нортбрук
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.
Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»
Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
