Барон Окленд

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Барон Окленд — дворянский титул, созданный дважды в британской истории (1789 год — Пэрство Ирландии, 1793 год — Пэрство Великобритании).





История

Впервые баронский титул был создан 18 ноября 1789 года для известного политика и финансового эксперта Уильяма Идена (1745—1814), получившего титул барона Окленда в Пэрстве Ирландии. 22 мая 1793 года для него был создан титул барона Окленда из Вест Окленда в графстве Дарем (Пэрство Великобритании). Уильям Иден заседал в Палате общин Великобритании от Вудстока (1774—1784) и Хейтсбери (1784—1793), в Ирландской Палате общин от Данганнона (1781—1783), а также занимал должности главного секретаря Ирландии (1780—1782), генерального почтмейстера (1798—1804), председателя торгового совета (1806—1807), посла Великобритании в Испании (1787—1789) и Нидерландах (1789—1790). Его второй сын, Джордж Иден, 2-й барон Окленд (1784—1849), также был известным политиком. Он заседал в Палате общин от Вудстока (1810—1812, 1813—1814), занимал должности председателя Совета по торговле (1830—1834), мастера монеты (1830—1834), аудитора казначейства (1834), первого лорда Адмиралтейства (1834, 1835, 1846—1849), генерал-губернатора Индии (1836—1842). 21 декабря 1839 года для него был созданы титулы барона Идена из Норвуда в графстве Суррей и графа Окленда (Пэрство Соединённого королевства). После смерти бездетного Джорджа Идена, 1-го графа Окленда, графский титул угас, а титул барона Окленда унаследовал его младший брат, Роберт Джон Иден, 3-й барон Окленд (1799—1870). Он был епископом Содора и Мэна (1847—1854) и Бата и Уэллса (1854—1869). Баронский титул передавался от отца к сыну до смерти в 1941 году Фредерика Колвина Джорджа Идена, 6-го барона Окленда (1895—1941). Его преемником стал его двоюродный брат, Джеффри Мортон Иден, 7-й барон Окленд (1891—1955). Он был сыном достопочтенного Джорджа Идена, третьего сына 4-го барона Окленда. Его преемником стал его младший брат, Теренс Иден, 8-й барон Окленд (1892—1957). По состоянию на 2013 год носителем титула являлся внук последнего, Роберт Иэн Бернард Иден, 10-й барон Окленд (род. 1962), который стал преемником своего отца в 1997 году.

Бароны Окленд являются членами известной семьи Иден. Первый барон Иден был третьим сыном сэра Роберта Идена, 3-го баронета из Вест Окленда (ум. 1755). Его младшим братом был Мортон Иден, 1-й барон Хэнли (1752—1830), а старшим братом — сэр Роберт Иден, 1-й баронет из Мэриленда (1741—1784). Последний был прапрадедом премьер-министра Великобритании Энтони Идена, 1-го графа Эйвона (1897—1977), и предком Джона Бенедикта Идена, барона Иден из Уинтона (род. 1925). Достопочтенный Уильям Иден (1782—1810), старший сын первого барона, был членом парламента от Вудстока (1806—1810). Достопочтенный сэр Эшли Иден (1831—1887), третий сын третьего барона, был дипломатом и колониальным чиновником в Британской Индии. Он занимал посты верховного комиссара в Британской Бирме (1871—1875) и губернатора Бенгалии (1877—1882).

Город Окленд в Новой Зеландии был назван в честь первого графа Окленда, покровителя Уильяма Хобсона, основателя города. Некоторые достопримечательности в Окленде, в том числе холм и пригород Маунт Иден и спортивный стадион Иден Парк были прямо или косвенно связаны с семьей Иден.

Бароны Окленд (1789)

Графы Окленд (1839)

Бароны Окленд (продолжение креации 1789 года)

См. также

Напишите отзыв о статье "Барон Окленд"

Примечания

  1. [www.thepeerage.com/p2889.htm#i28883 William Eden, 1st Baron Auckland] (англ.). thePeerage.com.
  2. 1 2 [www.thepeerage.com/p3491.htm#i34909 George Eden, 1st and last Earl of Auckland] (англ.). thePeerage.com.
  3. [www.thepeerage.com/p3405.htm#i34046 Robert John Eden, 3rd Baron Auckland] (англ.). thePeerage.com.
  4. [www.thepeerage.com/p2882.htm#i28816 William George Eden, 4th Baron Auckland] (англ.). thePeerage.com.
  5. [www.thepeerage.com/p3492.htm#i34911 William Morton Eden, 5th Baron Auckland] (англ.). thePeerage.com.
  6. [www.thepeerage.com/p3502.htm#i35017 Frederick Colvin George Eden, 6th Baron Auckland] (англ.). thePeerage.com.
  7. [www.thepeerage.com/p3493.htm#i34923 Geoffrey Morton Eden, 7th Baron Auckland] (англ.). thePeerage.com.
  8. [www.thepeerage.com/p3495.htm#i34941 Major Terence Eden, 8th Baron Auckland] (англ.). thePeerage.com.
  9. [www.thepeerage.com/p3503.htm#i35023 Ian George Eden, 9th Baron Auckland] (англ.). thePeerage.com.
  10. [www.thepeerage.com/p5301.htm#i53007 Robert Ian Burnard Eden, 10th Baron Auckland] (англ.). thePeerage.com.
  11. [www.thepeerage.com/p3504.htm#i35031 Henry Vane Eden] (англ.). thePeerage.com.
  12. [www.thepeerage.com/p4718.htm#i47176 Oliver Eden] (англ.). thePeerage.com.

Ссылки

  • Kidd, Charles, Williamson, David (editors). Debrett’s Peerage and Baronetage (1990 edition). — N. Y.: St Martin’s Press, 1990
  • [www.leighrayment.com Leigh Rayment’s Peerage Page]
  • [www.thepeerage.com thepeerage.com]
  • [www.cracroftspeerage.co.uk/online/content/auckland1793.htm Auckland, Baron (GB, 1793)]

Отрывок, характеризующий Барон Окленд

Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.


В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.