Барон Хейтсбери

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Барон Хейтсбери из Хейтсбери в графстве Уилтшир — наследственный титул в системе Пэрства Соединённого королевства.





История

Титул барона Хейтсбери был создан 23 января 1828 года для видного политического деятеля и дипломата, сэра Уильяма а’Курта, 2-го баронета (1779—1860). Он был депутатом Палаты общин от Дорчестера (1812—1814), занимал посты посла Великобритании в Португалии (1824—1827) и России (1828—1832), лорда-лейтенанта Ирландии (1844—1846) и губернатора острова Уайт (1841—1857). Его сын, Уильям Генри Эш а’Курт-Холмс, 2-й барон Хейтсбери (1809—1891), заседал в парламенте от острова Уайт (1837—1847). В 1837 году после женитьбы на Элизабет Холмс, дочери сэра Леонарда Уорсли Холмса, лорд Хейтсбери принял дополнительную фамилию «Холмс». По состоянию на 2010 год носителем титула являлся его потомок, Джеймс Уильям Холмс-а-Курт, 7-й барон Хейтсбери (род. 1967), который сменил своего отца в 2004 году.

Титул баронета из Хейтсбери в графстве Уилтшир (Баронетство Великобритании) был создан 4 июля 1795 года для Уильяма а’Курта (ок. 1747—1817), отца 1-го барона. Он был полковником английской армии, заседал в Палате общин от Хейтсбери (1781—1790, 1806—1807). Его. отец, Уильям Эш а’Курт (ок. 1708—1781) был генералом армии и также заседал в Палате общин от Хейтсбери (1751—1781).

Младшая ветвь семьи проживает в Австралии, где основала целую бизнес-империю. Её основателем был бизнесмен Роберт Холмс-а-Курт (1937—1990) и его супруга Джанет Холмс-а-Курт (род. 1943), которая сейчас является одной из богатейших женщин Австралии. Их обширные бизнес-интересы управляются компанией «Heytesbury Pty. Ltd.» Нынешним наследником титула является Питер Холмс-а-Курт (род. 1968), старший сын покойного Роберта Холмса-а-Курта, представитель австралийской ветви семьи.

Баронеты а’Курт из Хейтсбери (1795)

Бароны Хейтсбери (1828)

Источники

  • Kidd, Charles, Williamson, David (editors). Debrett’s Peerage and Baronetage (1990 edition). New York: St Martin’s Press, 1990
  • [www.leighrayment.com/ Leigh Rayment’s Peerage Pages]
  • [www.thepeerage.com thepeerage.com]

Напишите отзыв о статье "Барон Хейтсбери"

Отрывок, характеризующий Барон Хейтсбери

Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.