Барр, Жан-Марк
| Жан-Марк Барр | |
| Jean-Marc Barr | |
 | |
| Дата рождения: |
27 сентября 1960 (63 года) |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Профессия: | |
Жан-Марк Барр (фр. Jean-Marc Barr) — французский актёр и режиссёр.
Биография
Жан-Марк Барр родился 27 сентября 1960 года в немецком городе Битбург. Он вырос в интернациональной семье: его мать — француженка, а отец — американский лётчик, принимавший участие во Второй мировой войне.
Получил гуманитарное образование в Калифорнийском университете, в Сорбонне и на драматическом отделении Парижской консерватории. Переехав в Лондон, он продолжил своё образование в знаменитой Гилдхоллской школе музыки и театра.[1]
Сильное увлечение Шекспиром изменило круг его наклонностей и занятий. В театре и кино Барр работает с 1980-х годов. В 1986 году Жан-Марк переехал во Францию, где начал играть в театре. Кроме того, он участвует в нескольких телевизионных и кинематографических проектах, однако без особого успеха. Звездой он стал лишь после исполнения главной роли в фильме Люка Бессона «Голубая бездна» (номинация на премию «Сезар» 1989 года в категории «лучший актёр»). В том же году Барр принимает участие в лондонской театральной постановке Теннесси Уильямса «Орфей спускается в ад», сыграв вместе с Ванессой Редгрейв.[1]
Самое сильное влияние на формирование творческой индивидуальности Барра оказало его многолетнее сотрудничество с Ларсом фон Триером («Европа», «Рассекая волны», «Танцующая в темноте»).
Вместе со своим постоянным соавтором Паскалем Арнольдом Барр, вдохновленный манифестом фон Триера «Догма-95», решил последовать её постулатам. Вскоре состоялся его режиссёрский дебют. Вместо предполагавшегося изначально одного фильма Барр и Арнольд снимают целую трилогию, получившую название «Трилогия свободы». Они пытаются очертить территорию свободы в трех измерениях: любовь («Любовники», 1999), секс («Слишком много плоти», 2000), дух («Просветление», 2001). Проект был поддержан первым коммерческим каналом французского телевидения TF1 и стал громким культурным событием в европейских интеллектуальных кругах.
Также актёр снялся в видеоклипе «Charmless Man» группы Blur.[2]
Фильмография
Актёр
- 1984 — Король-лягушонок / The Frog Prince — Джеймс
- 1985 — Царь Давид / King David — Авессалом
- 1988 — Голубая бездна / Le Grand Bleu — Жак Майоль
- 1991 — Европа / Europa — Leopold Kessler
- 1992 - Чума / La Peste - Jean Tarrou (Жан Тарру)
- 1994 — Любимый сын / Le Fils préféré
- 1995 — Господин капитан или шагая в темноте / fr:Mon capitaine, un homme d'honneur — Silvio Roatto
- 1996 — Рассекая волны / Breaking the Waves — Terry
- 2000 — Танцующая в темноте / Dancer in the Dark — Norman
- 2002 — Красная сирена / La Sirène rouge — Hugo Cornelius Toorop
- 2003 — Ключи от машины / Les Clefs de bagnole
- 2003 — Развод / Le Divorce -
- 2011 — Логово Вуивры / Le Repaire de la Vouivre (ТВ Минисериал) — Поль Пратт
- 2013 — Нимфоманка / Nymphomaniac
- 2013 - Биг- Сюр /Big Sur/Jack Kerouac
Режиссёр
- 1999 — Любовники / Lovers
- 2000 — Слишком много плоти / Too Much Flesh
- 2001 — Просветление / Being light
- 2006 — У каждого своя ночь / Chacun sa nuit
- 2011 — Перевод с американского / American Translation
- 2012 — Сексуальные хроники французской семьи / Chroniques sexuelles d’une famille d’aujourd’hui
Напишите отзыв о статье "Барр, Жан-Марк"
Примечания
Ссылки
Отрывок, характеризующий Барр, Жан-Марк
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.
На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.
После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
