Бартоло ди Фреди

Бартоло ди Фреди

Бартоло ди Фреди (итал. Bartolo di Fredi; документирован с 1353 года — 26 января 1410, Сиена) — итальянский художник сиенской школы.

Исследователи относят дату рождения Бартоло ди Фреди примерно к 1330 году, поскольку первый сиенский документ, в котором упоминается его имя, датирован 1353 годом. В том году Бартоло совместно с Андреа Ванни взял в аренду помещение под мастерскую. С тех пор они часто работали в кооперации, выполняя заказы совместно. В 1355 году Бартоло ди Фреди стал членом Гильдии художников Сиены. Андреа Ванни и его брат Липпо Ванни кроме успехов, которых они добились в искусстве, успешно работали и на административном поприще, занимая высокие должности в правительстве Сиены, и вряд ли один род деятельности мешал другому, скорее помогал. Бартоло ди Фреди тоже не был чужд административной работе, в течение жизни он занимал несколько разных должностей в сиенском правительстве начиная с 1372 года. В 1381 году Бартоло ди Фреди стал членом Большого совета — высшего правительственного органа Сиены. Работая в большой мастерской совместно с такими уважаемыми в Сиене мастерами, как братья Ванни, Бартоло ди Фреди стал одним из самых популярных художников, творивших во второй половине XIV века. Ему поступало множество заказов из Сиены и окрестных городов. Об этом свидетельствуют отрывочные данные архивных документов: в 1350-х годах он вместе с Андреа Ванни декорировал зал Большого совета Сиены; в 1361—1362 годах работал в Сан-Джиминьяно; в 1366 году писал картину по заказу правительства Сан-Джиминьяно; в 1367 году уже в Сиене украшал сиенский собор совместно с Якопо ди Мино дель Пелличчайо; в 1382 году работал в церкви Сан Франческо в Монтальчино, написав там фреску «Снятие с креста» и несколько алтарных картин, включая «Крещение Христа» и «Сцены из жизни св. Филиппа Монтальчинского»; в 1389 году совместно с Лукой ди Томме он работает над алтарем для сиенского собора, и так далее, вплоть до последних дней своей жизни. Некоторые его произведения, известные из документов, не дошли до наших дней. Например, в 1368 году Бартоло написал алтарную картину для церкви Сан Лоренцо, от которой сегодня остались только две панели пределлы (Сиена, Пинакотека). В ранних произведениях Бартоло ди Фреди, триптихе «Мадонна с младенцем и святыми» (1360 год, Перуджа, Нац. галерея Умбрии), и фресках посвященных житию Богоматери в церкви Сан Агостино в городе Сан Джиминьяно (1361—1362) видна зависимость от искусства Симоне Мартини и Липпо Мемми. Позднее, с середины 1360-х, Бартоло выработал свой, несколько эклектичный, но глубоко индивидуальный стиль. Он лучше известен по более поздним, зрелым работам («Коронование Богоматери», 1388, Монтальчино, Музей религиозного искусства; «Триптих Карчери» 1388 г. (в разобранном виде в разных музеях), «Поклонение волхвов», 1383 г. Ватикан, Пинакотека; «Принесение во храм», 1388 г., Лувр, Париж). Работы Бартоло хранятся во многих музеях мира. У Бартоло ди Фреди было семеро детей, однако только один из них пережил своего отца. Это был Андреа ди Бартоло, который стал довольно известным художником. Двое сыновей Андреа ди Бартоло, в свою очередь, тоже пошли по стопам деда, став художниками, так что Бартоло ди Фреди является основателем художественной династии, известной как династия Чини (итал. Cini).

Литература

• Giulietta Dini. Five Centuries Of Sienese Painting (From Duccio to the Birth of the Baroque). Thames & Hudson. 1998.
• Diana Norman. Painting in Late Medieval and Renaissance Siena (1260—1555). Yale University Press. 2003.

Отрывок, характеризующий Бартоло ди Фреди

Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
– Тетенька, голубушка, скажите, что такое?
– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.