Бар-Селла, Зеев

Зеев Бар-Селла
Род деятельности:	лингвист, литературовед, публицист, журналист

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Зеев Бар-Селла (Владимир Петрович Назаров) (род. 1947) — русский лингвист-исследователь, израильский литературовед, публицист и журналист. Исследователь проблемы авторства романа «Тихий Дон» и других произведений М. А. Шолохова.

Биография

Родился в Москве в семье военного в 1947 году.

Является дальним родственником Донского атамана (1918) Назарова.

Учился на филологическом факультете МГУ. Учась в университете, опубликовал работу со структурным анализом текста Фестского диска. В 1973 эмигрировал в Израиль, где принял имя Зеев Бар-Селла. Окончил Иерусалимский университет по специальности «Славистика». Живёт в Иерусалиме.

Работы по проблеме «Тихого Дона»

Основываясь на анализе текста «Тихого Дона», начиная с самых первых публикаций романа, Бар-Селла утверждает, что Шолохов не был автором «Тихого Дона», поскольку допустил множество ошибок, которые не могут быть объяснены иначе, чем ошибки переписывания чужого текста, написанного по старой орфографии. Кроме того, по мнению Бар-Селлы, нынешний текст «Тихого Дона» скомпилирован из разных редакций исходного текста другого автора, что привело к существенным противоречиям в романе, например раздвоению биографий героев в 1914 г. на восточнопрусскую и галицийскую.

Проанализировав обнародованные в 2005—2007 шолоховские рукописи «Тихого Дона», Бар-Селла сформулировал вывод, что эти рукописи были изготовлены Шолоховым только в 1929 специально для комиссии по изучению обвинений Шолохова в плагиате, то есть заведомо после первых публикаций романа в журнале «Октябрь», «Роман-газете» и выхода первого отдельного издания. Этот вывод основан на том, что во многих отношениях рукопись оказывается гораздо ближе к первому отдельному изданию романа, чем к тексту первой публикации в «Октябре».

В качестве подлинного автора «Тихого Дона» Бар-Селла называет донского литератора Виктора Севского (Вениамина Краснушкина).

Публикации о других произведениях Шолохова

Основываясь на текстологическом анализе, Бар-Селла выдвинул тезис о том, что при написании «Донских рассказов» и «Поднятой целины» также использовался исходный корпус текстов, принадлежащих автору, отличному от Шолохова, сам же Шолохов даже не участвовал в создании опубликованных вариантов этих текстов, а является лишь титульным автором. В написании или компиляции ранних рассказов Шолохова, согласно версии Бар-Селлы, участвовали несколько человек. Некоторые математики, исследовавшие проблему авторства текстов, согласны в этом с ним. Что касается неоконченного романа Шолохова «Они сражались за Родину», то Бар-Селла представил обнаруженные в нём заимствования из военных рассказов Андрея Платонова, причём эти заимствования трактуются им как факт написания батальных глав данного романа самим Платоновым.

Другие работы

Как литературовед известен также работами о творчестве М. А. Булгакова, И. Ильфа и Е. Петрова, И. Бродского, о российской и советской фантастике. Принял участие в дискуссии об авторстве текста песни «Священная война» и указал случаи заимствования чужих текстов В. Лебедевым-Кумачом. Выступает как сторонник концепции Виктора Суворова начала 2-й мировой войны. Активно выступает как политический публицист в русскоязычной израильской печати.

В 2013 году начал сотрудничество с издательством «Молодая гвардия», в серии «Жизнь замечательных людей» вышла биография писателя-фантаста Александра Беляева авторства Зеева Бар-Селлы.

Список трудов

Монографии

• Зеев Бар-Селла. Литературный котлован. Проект «Писатель Шолохов». — М.: РГГУ, 2005. — 464 с. — ISBN 5-7281-0816-4
• З. Бар-Селла, М. Каганская, И. Гомель. (сб. в соавт.) Вчерашнее завтра. Книга о русской и нерусской фантастике. — М.: РГГУ, 2004. — 324 с. — ISBN 5-7281-0336-7
• Бар-Селла З., Каганская М. Мастер Гамбс и Маргарита. — Tel-Aviv : Milev, 1984. — 192 c. //Б.м.: Salamandra P.V.V., 2011. — 135 c.
• В. П. Назаров. Разыскания в области исторической морфологии восточнокавказских языков: проблемы архаизмов и инноваций. — Махачкала, Дагучпедгиз, 1974. — 47 с.
• Зеев Бар-Селла. Александр Беляев. — М.: Молодая гвардия, 2013. — 432 с. — ISBN 978-5-235-03614-7

Статьи

• [www1.ku-eichstaett.de/ZIMOS/forum/docs/BarSeela.pdf Марксизм как нетипичное гностическое учение]

Ссылки

• [2005.novayagazeta.ru/nomer/2005/65n/n65n-s40.shtml «Шолохов вообще не был писателем» — интервью Николаю Журавлеву — «Новая Газета», № 65 5.09.2005]

Отрывок, характеризующий Бар-Селла, Зеев

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.