Басмачество

Война басмачества против советской власти
Основной конфликт: Гражданская война в России
Дата	25 января 1918 — 1938/1942 (дата окончания обозначена условно)
Место	Весь Западный Туркестан, прилегающие к России/СССР территории Восточного Туркестана, Афганистана и Персии
Причина	Разгром большевиками Кокандской автономии
Итог	Ликвидация басмаческого движения
Противники
РСФСР (1918—1922): РКП(б) РККА Туркестанская АССР Бухарская НСР (1920—1924) Хорезмская НСР (1920—1924) Красные басмачи (1920) СССР СССР (1922—1942) Крестьянская армия Ферганы (1920) Китайская Республика Китайская Республика Персия (1928—1929) Королевство Афганистан (1929—1930) Басмаческое движение: Шура-и-Ислам Шура-и-Улема Хивинское ханство (1918—1920) Крестьянская армия Ферганы (1919—1920) Бухарский эмират (1920) Эмират Афганистан (1929)
Командующие
М. В. Фрунзе Г. Я. Сокольников В. С. Лазаревич В. И. Шорин А. И. Корк С. А. Пугачёв М. К. Левандовский К. А. Авксентьевский Ф. Г. Ходжаев Я. А. Мелькумов Ысакбек Монуев Мухаммед Надир-шах Али Авзаль-хан Рагиб-бей Энвер-паша † Ибрагим-бек † Усман Ходжаев Муэтдин-бек † Мадамин-бек † Шер Мухаммад-бек Утан-бек Ахмед-бек † Ораз-гельды † Хан-Мурад † Шады-Огры † К. И. Монстров † А. В. Муханов Сейид Алим-хан Джунаид-хан Хабибулла бачаи-и сакао †
Силы сторон
От 120 000 до 160 000 человек (1920) Более 30 000 человек (1920) Около 20 000 человек (1924) От 1500 до 3000 человек (1931) От 200 до 300 человек (1936) Менее 100 человек (1938) От 20 до 40 человек (1938 — 1942)
Потери
По советским данным (1918 — 1942) в том числе мирные жители: 1918 — 1922 516 погибших, 926 раненых 1922 — 1925 689 погибших, 719 раненых 1925 — 1930 342 погибших, 522 раненых 1930 — 1938 76 погибших, 138 раненых, 1938 — 1942 12 погибших, 27 раненых Итого: 1635 погибших, 2332 раненых 10 000 — 12 000 погибших, более 10 000 пленных, сложивших оружие и перешедших границу

Басма́чество (от тюркского «басма» — налёт + суффикс -чи) — военно-политическое партизанское движение местного населения Средней Азии в первой половине XX века, возникшее после революции 1917 года в Российской империи. Первые значительные очаги этого движения возникли после разгрома большевиками Кокандской автономии на территории Туркестана, а после проведения национального размежевания — на территориях современных Узбекистана, Казахстана, Таджикистана, Туркмении и Киргизии, ставившее своей целью борьбу с советской властью и изгнание большевиков.

Крупные организованные вооружённые отряды представителей этого движения именовались в советских средствах массовой информации как басмачи́. Сами себя участники этих вооружённых формирований называли моджахедами, то есть участниками джихада — священной войны мусульман против неверных, то есть немусульман.

В советское время понятия басма́ч и басма́чество имело оттенок крайнего осуждения. После распада СССР отношение к басмачам в независимых республиках Средней Азии постепенно пересматривается. В настоящее время это движение называется освободительным движением народов Центральной Азии.

По официальной версии, басмачество как организованная сила было ликвидировано по всей Средней Азии в 1931—1932 гг., хотя отдельные бои и столкновения продолжались вплоть до 1942 года.

Идеологическая основа

Идеологической основой басмачества как политического течения являлись панисламизм, пантюркизм. Поддержку басмаческому движению оказывали такие исламские организации как Шура-и-Ислам и Шура-и-Улема. Целью движения было отделение Туркестана от Советской России и создание Исламского государства Туркестан.

Борьба с советской властью под лозунгами священной войны обеспечивала басмачам поддержку некоторой части верующих, национальной интеллигенции, исламских деятелей и лидеров, а также панисламских кругов Турции (в частности, в движении лично участвовал Энвер-паша) и других мусульманских стран. Кроме того, активную помощь как оружием, обмундированием, так и денежными средствами оказывали страны, имевшие в этом регионе давние интересы. Одну из активнейших ролей в помощи басмаческому движению играла Британская империя.

Общая характеристика

Отряды басмачей действовали особенно активно в Ферганской долине и прилегающей к ней высокогорных Алайской долине, в Сырдарьинской и Самаркандской областях, в Восточной Бухаре, Хорезме, Каракумах, Красноводском районе, Нарынской волости. Соединения насчитывали от нескольких десятков до нескольких тысяч человек.

Тактика борьбы басмачей состояла в том, чтобы, базируясь в труднодоступных горных и пустынных районах, совершать конные рейды в густонаселённые районы, убивать большевиков, комиссаров, советских работников и сторонников Советской власти. Повстанцы прибегали к партизанской тактике: избегая столкновений с крупными частями регулярных советских войск, предпочитали внезапно нападать на небольшие отряды, укрепления или занятые большевиками населённые пункты, а затем быстро отходить.

Однако на самом деле такая тактика практически всегда нарушалась и при налетах бандформирований от рук басмачей более всего страдало местное население. Вооруженные отряды местной милиции и РККА могли оказать достойное сопротивление, в то время как местное население не могло противопоставить вооруженным стрелковым оружием нападавшим, как правило в темное время суток, басмачам сколь-нибудь достойного сопротивления. Жестокость басмачества по отношению к мирному населению зачастую поражает своим изуверством. Замеченных в сотрудничестве с Советской властью декхан, как правило, жестоко убивали.[www.litmir.co/br/?b=148308&p=1]

Существенным стимулом для повстанчества служила политика большевистских властей в отношении мусульманского населения. Самое серьёзное недовольство верующих вызывали меры, ломавшие традиционный уклад и образ жизни.

Если в 1918 году основным центром движения сопротивления была Фергана, то в 1919—1920 годах оно распространилось почти по всей Средней Азии. В начале 1921 года Красной армии удалось разбить главные отряды басмачей в Фергане.
К осени 1926 года басмачество было в основном разбито по всей Средней Азии. Новый импульс движение получило в связи с насильственной коллективизацией в конце 1920-х— начале 1930-х годов, но не смогло достигнуть каких-либо успехов и продержалось недолго.

В некоторые годы общее количество басмачей достигало нескольких десятков тысяч бойцов. Одновременно по всему бывшему Туркестану действовали десятки повстанческих отрядов. Наиболее крупными лидерами басмачей были Мадамин-бек, Ибрагим-бек, Джунаид-хан, Иргаш, Жаныбек-казы, Куршермат, Муэтдин-бек.

Басмачество в Хорезме

В январе 1918 года лидер нескольких туркменских племён Джунаид-хан (настоящее имя Мухаммед-Курбан Сердар) сформировал басмаческий отряд и во главе 1600 всадников вторгся на территорию Хорезма. Захватив Хиву, он казнил Асфендиар-хана и посадил на его место дядю убитого — Сеида Абдуллу. Но у Сеида Абдуллы сохранилась только формальная власть, а фактически в Хорезме была установлена единоличная власть Джунаид-хана.

Во второй половине 1918 года Джунаид-хан заключил союз с белогвардейцами Чимбайского участка и выступил против красных отрядов на правом берегу р. Аму-Дарьи. Но белогвардейцы Аму-Дарьинского фронта не смогли оказать ему активной поддержки из-за собственной малочисленности и отдалённости от остальных белогвардейских фронтов.

Во второй половине 1919 года Красная армия развернула крупное наступление на Хиву. 25 декабря части Красной армии форсировали реку Аму-Дарью, вышли на левый хивинский берег и заняли Новый Ургенч и ряд других городов. В январе 1920 года Джунаид-хан потерял свою штаб-квартиру в Бедиркенте.

9 февраля 1920 года казаки и каракалпаки заключили мирное соглашение с советским командованием и Джунаид-хан остался без поддержки. 29 февраля 1920 года отряд Джунаид-хана потерпел поражение под Батыр-Кентом и отступил в пески Каракумов. Вскоре после этого в Хорезме была провозглашена Хорезмская Народная Советская Республика.

В октябре 1920 года, собрав новые силы, Джунаид-хан захватил Кунград и окружил Нукус. В ноябре коммунистическое правительство Хорезма попыталось вступить с Джунаид-ханом в мирные переговоры, но он письменно заявил, что не прекратит борьбы с Советской властью и большевиками. Весной 1921 года отряды Джунаид-хана вновь были вынуждены уйти в пустынные районы.

Со временем Джунаид-хан смог заручиться поддержкой исламского духовенства и довести численность своих отрядов до 9 тысяч человек. В конце 1923 года в Хорезме вспыхнуло восстание, во главе которого встал Джунаид-хан. В январе 1924 года его отряды заняли Питняк и Хазарасп, осадили Хиву и Ново-Ургенч. В марте Красной армии удалось вытеснить повстанцев за пределы Хивинского оазиса, но решающие поражения басмачам удалось нанести только в конце 1924 года, после чего Джунаид-хан отступил в глубинные районы Туркменской области.

В 1927 году Джунаид-хан прислал на 1-й Всетуркменский съезд Советов своих представителей, с согласием на установление мирных отношений. Съезд принял предложение Джунаид-хана, после чего он со своим отрядом вернулся в Хорезм и осел в Каракумах. Воспользовавшись предоставленной свободой, Джунаид-хан начал подготовку к дальнейшей борьбе. 19 сентября 1927 года Джунаид-хан объявил третий военный поход против советской власти, однако к декабрю его немногочисленные отряды потерпели поражение и он бежал в Иран.

В 1931 году Джунаид-хан перешёл советскую границу во главе отряда из 2000 басмачей и предпринял последнюю попытку свержения советской власти в Туркмении, но отряд был разгромлен. Джунаид-хан эмигрировал в Иран, откуда позже перебрался в Афганистан.

Находясь в Иране и Афганистане, Джунаид-хан продолжал организовывать басмаческие отряды и координировать их вылазки на территорию Туркмении. В 1933—1934 годах всё ещё происходили ожесточенные столкновения частей Красной армии с отрядами туркменских басмачей, но со смертью Джунаид-хана в 1938 году движение окончательно прекратило существование.

Курбаши

Туркмения (курбаши)

• Джунаид-хан (Курбан-Мамед) (в Хиве 1918 - 20, прет. 1920 - 24, 1927 - 28).
• Азиз-хан Чапыков (1918 - 24).
• Якши-Гельды-бек (04.1920 - 09.1925).
• Анна-Бала (Анна-бек) (04.1920 - 09.1925).
• Ишик-хан (1929 - 30)*
• Оразгельды Канджик (04 - 08.1931)*

Басмачество в Ферганской области

Наиболее активное движение басмачества началось в 1918 году в Ферганской области после кровопролитного штурма Коканда и ликвидации большевиками Кокандской автономии. Бежавшие жители Коканда сформировали организованное сопротивление. По всей Ферганской долине и окрестностям стали создаваться отряды, которые возглавляли курбаши — полевые командиры.

Первоначально во главе сопротивления встал Кичик Эргаш (Маленький Эргаш), бывший начальник полиции Коканда. После его гибели движение возглавил Эргаш-курбаши известный как Катта Эргаш (Большой Эргаш), авторитетный кокандский мулла. К январю 1919 года общая численность его отрядов достигала 15 тысяч человек. Помимо армии Эргаша, в 1918—1919 годах в Фергане действовало до 40 повстанческих отрядов.

Крупный отряд организовал курбаши Мадамин-бек, который не признал верховенства Эргаша. В 1919 году Мадамин-бек сам возглавил движение. Его отряды неоднократно, но безуспешно пытались взять штурмом Андижан и перерезать железную дорогу. 22 августа 1919 года Мадамин-бек сумел заключить союз с Крестьянской армией русских поселенцев во главе с Константином Монстровым и 22 октября создал с ним коалиционное Временное Ферганское правительство. Под эгидой правительства отряды Мадамин-бека вновь объединились с отрядами Эргаш-курбаши и других ферганских полевых командиров.

В 1919 году басмачи контролировали почти всю Ферганскую долину, кроме крупных городов и железных дорог. Крупные силы повстанцев захватили Ош и повели наступление на Андижан, Скобелев и Наманган, но потерпели неудачу и отступили в горные районы. В феврале—марте 1920 года отряды Мадамин-бека потерпели серию тяжёлых поражений и 6 марта Мадамин-бек заключил соглашение с Красной армией, по которому он признал советскую власть, а часть его отрядов влилась состав РККА. В мае того же года Мадамин-бек был захвачен отрядом командира киргизских басмачей Хал-ходжи и казнён. После Мадамин-бека басмачество возглавил Шер Мухаммад-бек (более известный как Куршермат), отряды которого действовали в восточной части Ферганы. К тому времени большевики смогли сформировать боеспособную армию во главе с Михаилом Фрунзе, провели мобилизацию в Туркестане, стали конфисковывать лошадей в кишлаках для нужд Красной армии, чем подрывали материальную основу басмачества. Эмир Бухары Сеид Алим-хан поддерживал нейтралитет, опасаясь разгрома эмирата (которого он в итоге всё равно не смог избежать), и не оказывал помощи ферганским повстанцам, препятствуя их сношениям с Афганистаном.

Летом 1920 года Куршермату удалось объединить часть басмаческих отрядов Ферганы в «Армию Ислама» и предпринять активное наступление в районе Андижана, Джалал-Абада, Оша, Коканда и Намангана. Во второй половине 1920 года Красная армия нанесла поражение отрядам Куршермата и его соратника Муэтдин-бека, после чего они были вынуждены перейти к тактике партизанской борьбы, налётов и диверсий. Фрунзе, достигнув успеха, перебросил войска на завоевание Бухарского эмирата, что дало возможность ферганским басмачам собраться с силами. В конце 1920 года движение получило новый размах.

К апрелю 1921 года большинство крупных отрядов было разгромлено. Осенью 1921 года Куршермат эмигрировал в Афганистан, передав командование Муэтдин-беку. К первой половине 1924 года в Ферганской долине не осталось повстанческих отрядов, оставшиеся ушли в горы.

Курбаши

Фергана (курбаши)

• Иргаш-курбаши (02.1918 - 01.1920)*
• Мадамин-бек Ахметбеков (10.1918 - 6.03.1920, с 1919 глав. министр Временного Ферганского правительства)*
• Муэтдин Усманалиев (1918 - 1922)*
• Аман-Палван (1918 - 1923)*
• Курширмат (1918 - 1921, с 1920 эмир Ферганы).
• Холбута (в Ура-Тюбе 1920 - 1922)*
• Рахманкул (в Аблыке 1918 - 1922)*
• Парпи (в Алае 1918 - 1922)*

Басмачество в Самаркандской области

В Самаркандской области мусульманские повстанцы и духовенство провозгласили в ноябре 1918 года независимость Матчинского бекства в верховьях р. Зеравшан. Оттуда их отряды совершали набеги на окрестные районы. Осенью 1919 года им удалось захватить Пенджикент, Ура-Тюбинский и Ходжентский уезды.
Красная армия смогла отбить эти районы только в марте 1923 года, а 2 апреля 1923 года отряды РККА захватили столицу Матчинского бекства — кишлак Обордон.

Басмачество в Бухарском эмирате

До осени 1920 года эмир Бухарского эмирата Сайид Алим-хан старался придерживаться строгого нейтралитета с большевиками, которые двумя декретами провозгласили независимость Бухары, и не помогал басмачам. Но 2 сентября 1920 года Бухара была оккупирована частями Красной армии, 15 сентября эмират был низложен, а 8 октября была провозглашена Бухарская Народная Советская Республика. После этого эмир присоединился к антибольшевистскому сопротивлению и вскоре навсегда эмигрировал в Афганистан.

Занятие Бухары привело к новой волне басмаческого движения, которое не успокаивалось многие годы. Основными силами басмачей на территории бывшего Бухарского эмирата руководил Ибрагим-бек, которому оказывали поддержку Сайид Алим-хан и правители приграничных районов Афганистана. По утверждениям советских источников, содействие отрядам Ибрагим-бека оказывали представители Великобритании в Афганистане. Современные историки наличие английского влияния на это движение отрицают.

Подконтрольные Ибрагим-беку отряды действовали в Гиссарской долине, в районах Шахрисябза, Термеза, Шерабада, Китаба, Душанбе, Куляба, Гарма и Каратегина, нередко переходили границу и вновь возвращались на территорию Туркестана. К концу 1920 года Красной армии удалось отбить Шерабад, Китаб и Яккабаг, к концу февраля 1921 года — Душанбе, Куляб и Гарм. В июле 1921 года басмачи потерпели поражение под Гармом. В сентябре выступили основные силы во главе с Ибрагим-беком (около 4 тысяч человек), которые смогли добиться значительных успехов.

Осенью 1921 года в Туркестан прибыл бывший военный министр Турции и лидер младотурок Энвер-паша, который приступил к объединению всех мусульманских и пантюркистских повстанцев. Он установил связи с Куршерматом и Джунаид-ханом и сформировал 20-тысячную повстанческую армию. В конце 1921 года отряды Энвер-паши захватили Душанбе, затем Карши и начали наступление на Бухару. Но в ходе упорных боев они были выбиты за Вабкент, Гиждуван и Кермине, а 15 — 29 июня 1922 года войска Красной армии разбили повстанцев под Байсуном, Бальджуаном и Кофрюком. 14 июля 1922 года части РККА вступили в Душанбе. В августе основные силы Энвер-паши были разбиты, а сам он убит в бою.

В Восточной Бухаре басмачей возглавил бывший турецкий офицер Салим-паша. В марте 1923 года он вместе с Ибрагим-беком попытался захватить Восточную Бухару, но потерпел неудачу. После этого басмачи сосредоточились в трёх районах: верховьях р. Зеравшан (отряды Салим-паши), Гиссарской долине (силы Ибрагим-бека и Салим-паши) и районе Каратегина—Дарваза (силы Фузайл-Максума). Всего в отрядах басмачей насчитывалось до 15 тысяч человек.

К середине 1923 года года Красная армия овладела верховьями Зеравшана и Гиссаром, а к концу февраля 1924 года подавила основные силы басмачей Восточной Бухары, принудив остатки отступить за границу, откуда те время от времени совершали новые рейды.

В 1924—1925 годах Ибрагим-бек реорганизовал свои отряды и возглавил новый поход на территорию Восточной Бухары, но вскоре был вынужден снова отступить в Афганистан. Основным местом сосредоточения отрядов Ибрагим-бека было левобережье реки Вахш и Джиликульский район Хатлонской области.

К концу весны 1925 года на территории Таджикистана сохранялось только свыше 30 мелких отрядов (около 400 членов). К концу июня Красная армия установила полный контроль над Душанбинским, Кафирниганским и Файзабадским районами.

В 1929—1930 годах Ибрагим-бек пытался объединить под своим командованием все басмаческие силы на территории Ирана и Афганистана и неоднократно предпринимал попытки нового вторжения в СССР. Весной 1931 года Ибрагим-бек во главе отряда из 1 тысячи бойцов вошёл в Таджикистан, но вскоре был вынужден отступить под ударами Красной армии. Через несколько месяцев Ибрагим-бека вынудили покинуть Афганистан, во время перехода афгано-советской границы он попал в плен и был расстрелян по приговору советского суда.

Курбаши

Восточная Бухара (курбаши)

• Ибрагим-бек (в Локае 09.1920 - 06.1926).
• Давлиятман-бий (в Кулябе 09.1920 - 08.1921)*
• Ишан-Султан (в Дарвазе 09. - 11.1920, в Гарме 12.1920 - 11.1922)*
• Шукур-бек (в Гиждуване 09.1920 - 21)*
• Фузайл Максум (в Каратегине 09.1920 - 08.1923).
• Джаббар-Ходжа (в Соктари 1920 - 1924).
• Мулло Абдулло Каххар (в Нурате 1920 - 1923).
• Саид Ахмед-бек (в Матче 09.1920 - 2.04.1923)*
• Алла-Назар (в Кулябе 1923 - 1924).
• Насырхан-Тюре Камал-хан Тюряев (в Намангане 1920 - 1923).
• Энвер-паша (в Вост. Бухаре 28.12.1921 - 4.08.1922)*
• Селим-паша (Хаджи Сами) (в Вост. Бухаре 5.08.1922 - 15.07.1923).

Басмачество в Закаспийской области

Туркменское басмачество в Закаспийской области достигло в 1922 году значительного размаха, но к 1924 году было практически полностью подавлено Красной армией и местными просоветскими формированиями.

Отражение в культуре и искусстве

В советское время тема борьбы с басмачеством как с проявлением антисоветской националистической деятельности получила широкое распространение. Борьба красных с антисоветскими повстанцами в Средней Азии стала одной из главных тем советского кинематографа в среднеазиатских республиках, киностудий «Узбекфильм», «Туркменфильм», «Таджикфильм», своеобразным аналогом вестерна (см. истерн).

В этой связи можно отметить советский фильм «Джульбарс», снятый в 1935 году режиссёром Шнейдеровым, в котором отряд басмачей, возглавляемый бывшим баем, нападает на мирный караван, бредущий в горные кишлаки, а также фильм М. Ромма «Тринадцать», снятый им в 1936 году, или повесть Владимира Мильчакова «Погоня», главные герои которой помогают красноармейцам противостоять вторгшимся на территорию Советского Узбекистана басмачам.

Теме борьбы с басмачами в Средней Азии, в частности, посвящены: фильм из телевизионного художественного сериала «Государственная граница. Фильм 4-й: Красный песок (1984)»; художественный фильм «Белое солнце пустыни», фильм «Погоня в степи» (киностудия «Казахфильм»), фильм «Офицеры», многосерийный фильм «Джура, охотник из Мин-Архара‎» (киностудия «Таджикфильм»). Замечательная эпопея "Огненные дороги" о предреволюционном Туркестане и становлении Советской власти снята на киностудии "Узбекфильм" в 1977-1984. В ней переданы мотивы и смысл басмачества как движения.

См. также

• Бухарская операция (1920)
• Национально-освободительное движение Туркестана
• Подвиг курсантов ташкентской командной школы им. Ленина в районе Ангрена
• Участие курсантов ОСАВШ в войне с формированиями басмачей в пустыне Каракумы в 1931 году
• Душманы

Литература

• Каканбаев А. Борьба с басмачеством и упрочение Советской власти в Фергане. — Ташкент, 1958.
• Аманов Р. А. Конец авантюры Фузайл-Максума и Аъзама. — Сталинабад: Таджикгосиздат, 1960.
• Зевелев А. И., Поляков Ю. А., Чугунов А. И. [militera.lib.ru/research/zevelev_ai/index.html Басмачество: возникновение, сущность, крах.] — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1981.
• Юсупов Э. Ю., Лунин Б. В. Басмачество — орудие реакции. — Ташкент: Фан, 1981.
• Поляков Ю. А. Борьба с басмачеством в среднеазиатских республиках СССР. — М., 1983.
• Басмачество: социально-политическая сущность. — Ташкент, 1984.
• Иркаев М. И. Разгром басмачества в Таджикистане. — Душанбе, 1985.
• Зевелев A. И., Поляков Ю. А., Шишкина Л. В. Басмачество: правда истории и вымысел фальсификаторов. — М.: Мысль, 1986.
• Басмачество. — М.: Алгоритм, Эксмо, 2005. — ISBN 5-699-08722-2
• Пылев А. И. Басмачество в Средней Азии: этнополитический срез (взгляд из XXI века). — Бишкек, 2006.
• Павел Густерин. История Ибрагим-бека. Басмачество одного курбаши с его слов. — Саарбрюккен: LAP LAMBERT Academic Publishing, 2014. — 60 с. — ISBN 978-3-659-13813-3

Ссылки

• [www.hrono.ru/sobyt/1918basm.html Борьба с басмачами в Средней Азии 1918—1938 гг. Хронология]
• [www.tarih.tj/map.php?map=2&podmap=0&page=5 Борьба с басмачами в Средней Азии Карта]
• [www.krugosvet.ru/articles/120/1012074/print.htm Басмачество в энциклопедии «Кругосвет»]
• Baymirza Hayit. Basmatschi. Nationaler Kampf Turkestans in den Jahren 1917 bis 1934. Köln, Dreisam-Verlag (1993)
• H. B. Paksoy. [vlib.iue.it/carrie/texts/carrie_books/paksoy-6/cae12.html „BASMACHI“: TURKISTAN NATIONAL LIBERATION MOVEMENT 1916-1930s]
• H. B. Paksoy. [www.angelfire.com/on/paksoy/togan.html BASMACHI MOVEMENT FROM WITHIN: ACCOUNT OF ZEKI VELIDI TOGAN]
• [www.soldat.ru/doc/casualties/book/chapter4_1.html Участие войск Туркестанского фронта (Туркестанского военного округа) в борьбе с басмачеством в 1922—1931 гг.]
• [www.centrasia.ru/newsA.php?st=1372342920 Система борьбы с басмачеством (бандитизмом). Практическое пособие Туркфронта, 1923 г.]
• [rus-army.com/index.php/doblest/1090-kak-srazhalis-s-basmachami-voiny-internatsionalisty-krasnoj-armii Воины-интернационалисты РККА в боях с басмачеством]
• Я. Норбутаев. [www.fergananews.com/articles/7790 Лихие кавалеристы с маузерами, и другие мифы о басмачах] // Информ. агентство «Фергана.news». 08.07.2013
• Густерин П. В. [islam-info.ru/obchestvo/1628-k-voprosu-o-basmachestve.html К вопросу о басмачестве.]

Отрывок, характеризующий Басмачество

– Вы ищете истины для того, чтобы следовать в жизни ее законам; следовательно, вы ищете премудрости и добродетели, не так ли? – сказал ритор после минутного молчания.
– Да, да, – подтвердил Пьер.
Ритор прокашлялся, сложил на груди руки в перчатках и начал говорить:
– Теперь я должен открыть вам главную цель нашего ордена, – сказал он, – и ежели цель эта совпадает с вашею, то вы с пользою вступите в наше братство. Первая главнейшая цель и купно основание нашего ордена, на котором он утвержден, и которого никакая сила человеческая не может низвергнуть, есть сохранение и предание потомству некоего важного таинства… от самых древнейших веков и даже от первого человека до нас дошедшего, от которого таинства, может быть, зависит судьба рода человеческого. Но так как сие таинство такого свойства, что никто не может его знать и им пользоваться, если долговременным и прилежным очищением самого себя не приуготовлен, то не всяк может надеяться скоро обрести его. Поэтому мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно, исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты от мужей, потрудившихся в искании сего таинства, и тем учинять их способными к восприятию оного. Очищая и исправляя наших членов, мы стараемся в третьих исправлять и весь человеческий род, предлагая ему в членах наших пример благочестия и добродетели, и тем стараемся всеми силами противоборствовать злу, царствующему в мире. Подумайте об этом, и я опять приду к вам, – сказал он и вышел из комнаты.
– Противоборствовать злу, царствующему в мире… – повторил Пьер, и ему представилась его будущая деятельность на этом поприще. Ему представлялись такие же люди, каким он был сам две недели тому назад, и он мысленно обращал к ним поучительно наставническую речь. Он представлял себе порочных и несчастных людей, которым он помогал словом и делом; представлял себе угнетателей, от которых он спасал их жертвы. Из трех поименованных ритором целей, эта последняя – исправление рода человеческого, особенно близка была Пьеру. Некое важное таинство, о котором упомянул ритор, хотя и подстрекало его любопытство, не представлялось ему существенным; а вторая цель, очищение и исправление себя, мало занимала его, потому что он в эту минуту с наслаждением чувствовал себя уже вполне исправленным от прежних пороков и готовым только на одно доброе.
Через полчаса вернулся ритор передать ищущему те семь добродетелей, соответствующие семи ступеням храма Соломона, которые должен был воспитывать в себе каждый масон. Добродетели эти были: 1) скромность , соблюдение тайны ордена, 2) повиновение высшим чинам ордена, 3) добронравие, 4) любовь к человечеству, 5) мужество, 6) щедрость и 7) любовь к смерти.
– В седьмых старайтесь, – сказал ритор, – частым помышлением о смерти довести себя до того, чтобы она не казалась вам более страшным врагом, но другом… который освобождает от бедственной сей жизни в трудах добродетели томившуюся душу, для введения ее в место награды и успокоения.
«Да, это должно быть так», – думал Пьер, когда после этих слов ритор снова ушел от него, оставляя его уединенному размышлению. «Это должно быть так, но я еще так слаб, что люблю свою жизнь, которой смысл только теперь по немногу открывается мне». Но остальные пять добродетелей, которые перебирая по пальцам вспомнил Пьер, он чувствовал в душе своей: и мужество , и щедрость , и добронравие , и любовь к человечеству , и в особенности повиновение , которое даже не представлялось ему добродетелью, а счастьем. (Ему так радостно было теперь избавиться от своего произвола и подчинить свою волю тому и тем, которые знали несомненную истину.) Седьмую добродетель Пьер забыл и никак не мог вспомнить ее.
В третий раз ритор вернулся скорее и спросил Пьера, всё ли он тверд в своем намерении, и решается ли подвергнуть себя всему, что от него потребуется.
– Я готов на всё, – сказал Пьер.
– Еще должен вам сообщить, – сказал ритор, – что орден наш учение свое преподает не словами токмо, но иными средствами, которые на истинного искателя мудрости и добродетели действуют, может быть, сильнее, нежели словесные токмо объяснения. Сия храмина убранством своим, которое вы видите, уже должна была изъяснить вашему сердцу, ежели оно искренно, более нежели слова; вы увидите, может быть, и при дальнейшем вашем принятии подобный образ изъяснения. Орден наш подражает древним обществам, которые открывали свое учение иероглифами. Иероглиф, – сказал ритор, – есть наименование какой нибудь неподверженной чувствам вещи, которая содержит в себе качества, подобные изобразуемой.
Пьер знал очень хорошо, что такое иероглиф, но не смел говорить. Он молча слушал ритора, по всему чувствуя, что тотчас начнутся испытанья.
– Ежели вы тверды, то я должен приступить к введению вас, – говорил ритор, ближе подходя к Пьеру. – В знак щедрости прошу вас отдать мне все драгоценные вещи.
– Но я с собою ничего не имею, – сказал Пьер, полагавший, что от него требуют выдачи всего, что он имеет.
– То, что на вас есть: часы, деньги, кольца…
Пьер поспешно достал кошелек, часы, и долго не мог снять с жирного пальца обручальное кольцо. Когда это было сделано, масон сказал:
– В знак повиновенья прошу вас раздеться. – Пьер снял фрак, жилет и левый сапог по указанию ритора. Масон открыл рубашку на его левой груди, и, нагнувшись, поднял его штанину на левой ноге выше колена. Пьер поспешно хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтобы избавить от этого труда незнакомого ему человека, но масон сказал ему, что этого не нужно – и подал ему туфлю на левую ногу. С детской улыбкой стыдливости, сомнения и насмешки над самим собою, которая против его воли выступала на лицо, Пьер стоял, опустив руки и расставив ноги, перед братом ритором, ожидая его новых приказаний.
– И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть мне главное ваше пристрастие, – сказал он.
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.


Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.
– Он прежде должен получить лопату, – сказал шопотом один из братьев.
– А! полноте пожалуйста, – сказал другой.
Пьер, растерянными, близорукими глазами, не повинуясь, оглянулся вокруг себя, и вдруг на него нашло сомнение. «Где я? Что я делаю? Не смеются ли надо мной? Не будет ли мне стыдно вспоминать это?» Но сомнение это продолжалось только одно мгновение. Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его людей, вспомнил всё, что он уже прошел, и понял, что нельзя остановиться на половине дороги. Он ужаснулся своему сомнению и, стараясь вызвать в себе прежнее чувство умиления, повергся к вратам храма. И действительно чувство умиления, еще сильнейшего, чем прежде, нашло на него. Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать и надели на него такой же белый кожаный фартук, какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и тогда великий мастер обратился к нему. Он сказал ему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего крепость и непорочность; потом о невыясненной лопате сказал, чтобы он трудился ею очищать свое сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом про первые перчатки мужские сказал, что значения их он не может знать, но должен хранить их, про другие перчатки мужские сказал, что он должен надевать их в собраниях и наконец про третьи женские перчатки сказал: «Любезный брат, и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменьщицу». И помолчав несколько времени, прибавил: – «Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук нечистых». В то время как великий мастер произносил эти последние слова, Пьеру показалось, что председатель смутился. Пьер смутился еще больше, покраснел до слез, как краснеют дети, беспокойно стал оглядываться и произошло неловкое молчание.
Молчание это было прервано одним из братьев, который, подведя Пьера к ковру, начал из тетради читать ему объяснение всех изображенных на нем фигур: солнца, луны, молотка. отвеса, лопаты, дикого и кубического камня, столба, трех окон и т. д. Потом Пьеру назначили его место, показали ему знаки ложи, сказали входное слово и наконец позволили сесть. Великий мастер начал читать устав. Устав был очень длинен, и Пьер от радости, волнения и стыда не был в состоянии понимать того, что читали. Он вслушался только в последние слова устава, которые запомнились ему.
«В наших храмах мы не знаем других степеней, – читал „великий мастер, – кроме тех, которые находятся между добродетелью и пороком. Берегись делать какое нибудь различие, могущее нарушить равенство. Лети на помощь к брату, кто бы он ни был, настави заблуждающегося, подними упадающего и не питай никогда злобы или вражды на брата. Будь ласков и приветлив. Возбуждай во всех сердцах огнь добродетели. Дели счастье с ближним твоим, и да не возмутит никогда зависть чистого сего наслаждения. Прощай врагу твоему, не мсти ему, разве только деланием ему добра. Исполнив таким образом высший закон, ты обрящешь следы древнего, утраченного тобой величества“.
Кончил он и привстав обнял Пьера и поцеловал его. Пьер, с слезами радости на глазах, смотрел вокруг себя, не зная, что отвечать на поздравления и возобновления знакомств, с которыми окружили его. Он не признавал никаких знакомств; во всех людях этих он видел только братьев, с которыми сгорал нетерпением приняться за дело.
Великий мастер стукнул молотком, все сели по местам, и один прочел поучение о необходимости смирения.
Великий мастер предложил исполнить последнюю обязанность, и важный сановник, который носил звание собирателя милостыни, стал обходить братьев. Пьеру хотелось записать в лист милостыни все деньги, которые у него были, но он боялся этим выказать гордость, и записал столько же, сколько записывали другие.
Заседание было кончено, и по возвращении домой, Пьеру казалось, что он приехал из какого то дальнего путешествия, где он провел десятки лет, совершенно изменился и отстал от прежнего порядка и привычек жизни.


На другой день после приема в ложу, Пьер сидел дома, читая книгу и стараясь вникнуть в значение квадрата, изображавшего одной своей стороною Бога, другою нравственное, третьею физическое и четвертою смешанное. Изредка он отрывался от книги и квадрата и в воображении своем составлял себе новый план жизни. Вчера в ложе ему сказали, что до сведения государя дошел слух о дуэли, и что Пьеру благоразумнее бы было удалиться из Петербурга. Пьер предполагал ехать в свои южные имения и заняться там своими крестьянами. Он радостно обдумывал эту новую жизнь, когда неожиданно в комнату вошел князь Василий.
– Мой друг, что ты наделал в Москве? За что ты поссорился с Лёлей, mon сher? [дорогой мoй?] Ты в заблуждении, – сказал князь Василий, входя в комнату. – Я всё узнал, я могу тебе сказать верно, что Элен невинна перед тобой, как Христос перед жидами. – Пьер хотел отвечать, но он перебил его. – И зачем ты не обратился прямо и просто ко мне, как к другу? Я всё знаю, я всё понимаю, – сказал он, – ты вел себя, как прилично человеку, дорожащему своей честью; может быть слишком поспешно, но об этом мы не будем судить. Одно ты помни, в какое положение ты ставишь ее и меня в глазах всего общества и даже двора, – прибавил он, понизив голос. – Она живет в Москве, ты здесь. Помни, мой милый, – он потянул его вниз за руку, – здесь одно недоразуменье; ты сам, я думаю, чувствуешь. Напиши сейчас со мною письмо, и она приедет сюда, всё объяснится, а то я тебе скажу, ты очень легко можешь пострадать, мой милый.
Князь Василий внушительно взглянул на Пьера. – Мне из хороших источников известно, что вдовствующая императрица принимает живой интерес во всем этом деле. Ты знаешь, она очень милостива к Элен.
Несколько раз Пьер собирался говорить, но с одной стороны князь Василий не допускал его до этого, с другой стороны сам Пьер боялся начать говорить в том тоне решительного отказа и несогласия, в котором он твердо решился отвечать своему тестю. Кроме того слова масонского устава: «буди ласков и приветлив» вспоминались ему. Он морщился, краснел, вставал и опускался, работая над собою в самом трудном для него в жизни деле – сказать неприятное в глаза человеку, сказать не то, чего ожидал этот человек, кто бы он ни был. Он так привык повиноваться этому тону небрежной самоуверенности князя Василия, что и теперь он чувствовал, что не в силах будет противостоять ей; но он чувствовал, что от того, что он скажет сейчас, будет зависеть вся дальнейшая судьба его: пойдет ли он по старой, прежней дороге, или по той новой, которая так привлекательно была указана ему масонами, и на которой он твердо верил, что найдет возрождение к новой жизни.
– Ну, мой милый, – шутливо сказал князь Василий, – скажи же мне: «да», и я от себя напишу ей, и мы убьем жирного тельца. – Но князь Василий не успел договорить своей шутки, как Пьер с бешенством в лице, которое напоминало его отца, не глядя в глаза собеседнику, проговорил шопотом:
– Князь, я вас не звал к себе, идите, пожалуйста, идите! – Он вскочил и отворил ему дверь.
– Идите же, – повторил он, сам себе не веря и радуясь выражению смущенности и страха, показавшемуся на лице князя Василия.
– Что с тобой? Ты болен?
– Идите! – еще раз проговорил дрожащий голос. И князь Василий должен был уехать, не получив никакого объяснения.
Через неделю Пьер, простившись с новыми друзьями масонами и оставив им большие суммы на милостыни, уехал в свои именья. Его новые братья дали ему письма в Киев и Одессу, к тамошним масонам, и обещали писать ему и руководить его в его новой деятельности.


Дело Пьера с Долоховым было замято, и, несмотря на тогдашнюю строгость государя в отношении дуэлей, ни оба противника, ни их секунданты не пострадали. Но история дуэли, подтвержденная разрывом Пьера с женой, разгласилась в обществе. Пьер, на которого смотрели снисходительно, покровительственно, когда он был незаконным сыном, которого ласкали и прославляли, когда он был лучшим женихом Российской империи, после своей женитьбы, когда невестам и матерям нечего было ожидать от него, сильно потерял во мнении общества, тем более, что он не умел и не желал заискивать общественного благоволения. Теперь его одного обвиняли в происшедшем, говорили, что он бестолковый ревнивец, подверженный таким же припадкам кровожадного бешенства, как и его отец. И когда, после отъезда Пьера, Элен вернулась в Петербург, она была не только радушно, но с оттенком почтительности, относившейся к ее несчастию, принята всеми своими знакомыми. Когда разговор заходил о ее муже, Элен принимала достойное выражение, которое она – хотя и не понимая его значения – по свойственному ей такту, усвоила себе. Выражение это говорило, что она решилась, не жалуясь, переносить свое несчастие, и что ее муж есть крест, посланный ей от Бога. Князь Василий откровеннее высказывал свое мнение. Он пожимал плечами, когда разговор заходил о Пьере, и, указывая на лоб, говорил:
– Un cerveau fele – je le disais toujours. [Полусумасшедший – я всегда это говорил.]
– Я вперед сказала, – говорила Анна Павловна о Пьере, – я тогда же сейчас сказала, и прежде всех (она настаивала на своем первенстве), что это безумный молодой человек, испорченный развратными идеями века. Я тогда еще сказала это, когда все восхищались им и он только приехал из за границы, и помните, у меня как то вечером представлял из себя какого то Марата. Чем же кончилось? Я тогда еще не желала этой свадьбы и предсказала всё, что случится.
Анна Павловна по прежнему давала у себя в свободные дни такие вечера, как и прежде, и такие, какие она одна имела дар устроивать, вечера, на которых собиралась, во первых, la creme de la veritable bonne societe, la fine fleur de l'essence intellectuelle de la societe de Petersbourg, [сливки настоящего хорошего общества, цвет интеллектуальной эссенции петербургского общества,] как говорила сама Анна Павловна. Кроме этого утонченного выбора общества, вечера Анны Павловны отличались еще тем, что всякий раз на своем вечере Анна Павловна подавала своему обществу какое нибудь новое, интересное лицо, и что нигде, как на этих вечерах, не высказывался так очевидно и твердо градус политического термометра, на котором стояло настроение придворного легитимистского петербургского общества.
В конце 1806 года, когда получены были уже все печальные подробности об уничтожении Наполеоном прусской армии под Иеной и Ауерштетом и о сдаче большей части прусских крепостей, когда войска наши уж вступили в Пруссию, и началась наша вторая война с Наполеоном, Анна Павловна собрала у себя вечер. La creme de la veritable bonne societe [Сливки настоящего хорошего общества] состояла из обворожительной и несчастной, покинутой мужем, Элен, из MorteMariet'a, обворожительного князя Ипполита, только что приехавшего из Вены, двух дипломатов, тетушки, одного молодого человека, пользовавшегося в гостиной наименованием просто d'un homme de beaucoup de merite, [весьма достойный человек,] одной вновь пожалованной фрейлины с матерью и некоторых других менее заметных особ.
Лицо, которым как новинкой угащивала в этот вечер Анна Павловна своих гостей, был Борис Друбецкой, только что приехавший курьером из прусской армии и находившийся адъютантом у очень важного лица.
Градус политического термометра, указанный на этом вечере обществу, был следующий: сколько бы все европейские государи и полководцы ни старались потворствовать Бонапартию, для того чтобы сделать мне и вообще нам эти неприятности и огорчения, мнение наше на счет Бонапартия не может измениться. Мы не перестанем высказывать свой непритворный на этот счет образ мыслей, и можем сказать только прусскому королю и другим: тем хуже для вас. Tu l'as voulu, George Dandin, [Ты этого хотел, Жорж Дандэн,] вот всё, что мы можем сказать. Вот что указывал политический термометр на вечере Анны Павловны. Когда Борис, который должен был быть поднесен гостям, вошел в гостиную, уже почти всё общество было в сборе, и разговор, руководимый Анной Павловной, шел о наших дипломатических сношениях с Австрией и о надежде на союз с нею.
Борис в щегольском, адъютантском мундире, возмужавший, свежий и румяный, свободно вошел в гостиную и был отведен, как следовало, для приветствия к тетушке и снова присоединен к общему кружку.
Анна Павловна дала поцеловать ему свою сухую руку, познакомила его с некоторыми незнакомыми ему лицами и каждого шопотом определила ему.
– Le Prince Hyppolite Kouraguine – charmant jeune homme. M r Kroug charge d'affaires de Kopenhague – un esprit profond, и просто: М r Shittoff un homme de beaucoup de merite [Князь Ипполит Курагин, милый молодой человек. Г. Круг, Копенгагенский поверенный в делах, глубокий ум. Г. Шитов, весьма достойный человек] про того, который носил это наименование.
Борис за это время своей службы, благодаря заботам Анны Михайловны, собственным вкусам и свойствам своего сдержанного характера, успел поставить себя в самое выгодное положение по службе. Он находился адъютантом при весьма важном лице, имел весьма важное поручение в Пруссию и только что возвратился оттуда курьером. Он вполне усвоил себе ту понравившуюся ему в Ольмюце неписанную субординацию, по которой прапорщик мог стоять без сравнения выше генерала, и по которой, для успеха на службе, были нужны не усилия на службе, не труды, не храбрость, не постоянство, а нужно было только уменье обращаться с теми, которые вознаграждают за службу, – и он часто сам удивлялся своим быстрым успехам и тому, как другие могли не понимать этого. Вследствие этого открытия его, весь образ жизни его, все отношения с прежними знакомыми, все его планы на будущее – совершенно изменились. Он был не богат, но последние свои деньги он употреблял на то, чтобы быть одетым лучше других; он скорее лишил бы себя многих удовольствий, чем позволил бы себе ехать в дурном экипаже или показаться в старом мундире на улицах Петербурга. Сближался он и искал знакомств только с людьми, которые были выше его, и потому могли быть ему полезны. Он любил Петербург и презирал Москву. Воспоминание о доме Ростовых и о его детской любви к Наташе – было ему неприятно, и он с самого отъезда в армию ни разу не был у Ростовых. В гостиной Анны Павловны, в которой присутствовать он считал за важное повышение по службе, он теперь тотчас же понял свою роль и предоставил Анне Павловне воспользоваться тем интересом, который в нем заключался, внимательно наблюдая каждое лицо и оценивая выгоды и возможности сближения с каждым из них. Он сел на указанное ему место возле красивой Элен, и вслушивался в общий разговор.
– Vienne trouve les bases du traite propose tellement hors d'atteinte, qu'on ne saurait y parvenir meme par une continuite de succes les plus brillants, et elle met en doute les moyens qui pourraient nous les procurer. C'est la phrase authentique du cabinet de Vienne, – говорил датский charge d'affaires. [Вена находит основания предлагаемого договора до того невозможными, что достигнуть их нельзя даже рядом самых блестящих успехов: и она сомневается в средствах, которые могут их нам доставить. Это подлинная фраза венского кабинета, – сказал датский поверенный в делах.]
– C'est le doute qui est flatteur! – сказал l'homme a l'esprit profond, с тонкой улыбкой. [Сомнение лестно! – сказал глубокий ум,]
– Il faut distinguer entre le cabinet de Vienne et l'Empereur d'Autriche, – сказал МorteMariet. – L'Empereur d'Autriche n'a jamais pu penser a une chose pareille, ce n'est que le cabinet qui le dit. [Необходимо различать венский кабинет и австрийского императора. Австрийский император никогда не мог этого думать, это говорит только кабинет.]
– Eh, mon cher vicomte, – вмешалась Анна Павловна, – l'Urope (она почему то выговаривала l'Urope, как особенную тонкость французского языка, которую она могла себе позволить, говоря с французом) l'Urope ne sera jamais notre alliee sincere. [Ах, мой милый виконт, Европа никогда не будет нашей искренней союзницей.]
Вслед за этим Анна Павловна навела разговор на мужество и твердость прусского короля с тем, чтобы ввести в дело Бориса.
Борис внимательно слушал того, кто говорит, ожидая своего череда, но вместе с тем успевал несколько раз оглядываться на свою соседку, красавицу Элен, которая с улыбкой несколько раз встретилась глазами с красивым молодым адъютантом.
Весьма естественно, говоря о положении Пруссии, Анна Павловна попросила Бориса рассказать свое путешествие в Глогау и положение, в котором он нашел прусское войско. Борис, не торопясь, чистым и правильным французским языком, рассказал весьма много интересных подробностей о войсках, о дворе, во всё время своего рассказа старательно избегая заявления своего мнения насчет тех фактов, которые он передавал. На несколько времени Борис завладел общим вниманием, и Анна Павловна чувствовала, что ее угощенье новинкой было принято с удовольствием всеми гостями. Более всех внимания к рассказу Бориса выказала Элен. Она несколько раз спрашивала его о некоторых подробностях его поездки и, казалось, весьма была заинтересована положением прусской армии. Как только он кончил, она с своей обычной улыбкой обратилась к нему:
– Il faut absolument que vous veniez me voir, [Необходимо нужно, чтоб вы приехали повидаться со мною,] – сказала она ему таким тоном, как будто по некоторым соображениям, которые он не мог знать, это было совершенно необходимо.
– Mariedi entre les 8 et 9 heures. Vous me ferez grand plaisir. [Во вторник, между 8 и 9 часами. Вы мне сделаете большое удовольствие.] – Борис обещал исполнить ее желание и хотел вступить с ней в разговор, когда Анна Павловна отозвала его под предлогом тетушки, которая желала его cлышать.