Бастиани, Ладзаро

Ладзаро Бастиани
итал. Lazzaro Bastiani
Имя при рождении:	Ладзаро Бастиани
Дата рождения:	1429(1429)
Место рождения:	Падуя
Дата смерти:	5 апреля 1512(1512-04-05)
Место смерти:	Венеция
Влияние:	Андреа Мантенья, Джованни Беллини
Работы на Викискладе

Ладзаро Бастиани (итал. Lazzaro Bastiani; 1429 — 5 апреля 1512) — итальянский художник эпохи Возрождения.

Биография

Об этом мастере сохранилось очень мало сведений. Имя Ладзаро ди Якопо Бастиани в качестве независимого художника появляется в венецианских архивных документах в 1449 году, на основании чего исследователи отнесли дату его рождения приблизительно к 1430 году. От 1460 года дошло сообщение о том, что он расписал алтарь для храма св. Самуила (не сохранился). В 1470 году он стал членом Скуола ди Сан Джироламо. В 1473 году Ладзаро отмечен в районе Тренто, где он написал картину в городке Пера ди Фассо. В 1479 году для Скуола Гранде ди Сан Марко в Венеции написал «Историю Давида». В 1480 году художник создал картину «Рождество» для венецианского храма Св. Елены (ныне в Галерее Академии). В 1482 году он отмечен как житель Венеции, 1484 годом датирована алтарная картина «Мадонна со святыми и донатором», написанная Ладзаро для храма Святых Марии и Донато в Мурано; 1490 годом датирована и подписана картина «Коронование Марии» (ныне в Бергамо, Академия Каррара). В 1494 году художник стал членом Братства Скуола ди Сан Марко; 1496 и 1502 годами вновь помечено его проживание в Венеции. В 1505 году совместно с Бенедетто Диана художник расписывал флаги для площади Сан Марко, а в 1508 году выступал в качестве эксперта для определения стоимости предстоящих работ — картин Джорджоне для Фондако деи Тедески (Немецкого подворья). В 1512 году Ладзаро Бастиани скончался.

Период формирования художника остаётся неясным, поскольку до 1480 года точно датированных его произведений не сохранилось. По мнению ряда историков искусства, своё раннее обучение он прошёл в Падуе (возможно, он был уроженцем этого города). Тем не менее, мозаика в базилике Сан Марко, изображающая Св. Сергия и имеющая подпись Бастиани, (возможно, одна из самых ранних работ, предполагают, что она создана в 1460 году или около того), свидетельствует и о других источниках его раннего творчества — исследователи отмечают в ней сильное тосканское влияние (близость произведениям Кастаньо) и несхожесть с работами зрелого периода. К этому же раннему периоду относят две мозаики — «Архангел Гавриил» и «Архангел Михаил» из Городского музея Падуи. Вероятно, ранним произведением является также «Пьета» (подписана, но не имеет даты) из храма Сан Антонио в Венеции. В ней отмечается более сложное композиционное построение и влияние падуанского мастера Франческо Скварчоне.

К более позднему периоду — 1470 годам относят «Св. Иеронима» (Монополи, Собор), пределлу с «Историей св. Иеронима» из Галереи Брера, Милан, «Мадонну с младенцем и музицирующими ангелами» (середина 1470-х, Музей Польди Пеццоли, Милан), в которой Ладзаро изобразил излюбленный мотив падуанских мастеров — фруктовые гирлянды. Две большие картины Бастиани, «Причастие Св. Иеронима» и «Похороны Св. Иеронима» (Венеция, Галерея Академии), написанные на холсте для храма Тела и крови Христовой и датируемые началом 1470-х, ранее приписывались Витторе Карпаччо. Они составляли серию из пяти картин, посвящённых житию Св. Иеронима, в создании которой приняли участие Джованни Беллини (ему принадлежали две картины) и Альвизе Виварини (одна), однако их работы не сохранились. В «Св. Венеранде на троне» из Галереи Академии, Венеция, написанной в начале 1470-х, можно видеть как реминисценции падуанского стиля, так и влияние Джованни Беллини.

В свой более зрелый период Ладзаро Бастиани отказывается от экспериментов молодости и использует находки, почерпнутые, вероятно, в мастерской Беллини. Спокойные и временами торжественные фигуры, сочетаются с приёмами, выдающими знакомство с перспективой — всё это свидетельствует в пользу контактов с художниками из «боттеги» Беллини. «Рождество» 1480 года из Галереи Академии является примером этого нового стиля. Другой пример — «Благовещение» (подписанное) из Музея Коррер, Венеция. Еще одной важной для понимания творчества художника картиной в этот период является «Св. Августин дарующий устав» из частной коллекции в Монтевидео (возможно, была создана в 1480-85 годах). Влияние мастерской Беллини очевидно в «Св. Иерониме» из Собора в Асоло, в «Мадонне со святыми и донатором» (1484, храм св. Марии и Донато в Мурано), в «Мадонне делле грацие» из храма св. Франциска в Задаре (после 1479 года). К последним годам XV века относят его «Триптих» из Коллекции Хауорта, Англия, и подписанную «Мадонну с младенцем» из Национальной галереи, Лондон.

Его поздние произведения отмечены большей архаичностью и меньшей гибкостью в восприятии нового ренессансного искусства. Вероятно, в поздних произведениях большую роль играли участники его мастерской, помогавшие Бастиани в производстве картин. Два сына Ладзаро — Себастьяно и Винченцо, ставшие художниками, упоминаются в документах с 1489 по 1500 год; в 1494 году они фигурируют как живописцы, работавшие в Скуола ди Сан Марко над созданием декораций для праздника Corpus Domini (Тела и крови Христовых).

• Lazzaro Bastiani - Funeral of St Jerome - WGA1490.jpg

  Похороны Св. Иеронима. нач. 1470-х, Венеция, Галерея Академии

• Lazzaro Bastiani - Madonna of Humility - WGA01492.jpg

  Мадонна с младенцем и музицирующими ангелами. нач. 1470-х, Музей Польди Пеццоли, Милан

• Lazzaro Bastiani - Natività tra i santi Giacomo ed Eustachio, Nicolò e Marco.jpg

  «Рождество» из храма Св. Елены. 1480, Венеция, Галерея Академии.

• Bastiani Madonna London.jpg

  Мадонна с младенцем. 1490-е. Национальная Галерея, Лондон.

• Lazzaro Bastiani, Italian (Venetian), c. 1425-1512 St. Lucy and Kneeling Donor, ca.1480-90 Kress Collection.jpg

  Св. Лючия и донатор. 1480-90, Коллекция Кресса

Библиография.

• B. Berenson, Dipinti veneziani in America, Milano 1919, pp. 146 ss.;
• R. Gallo, La chiesa di S. Elena, Venezia 1926, pp. 24 ss.;
• G. Fiocco, Nota su J. Nerito, in Riv. d'arte, XI (1929), p. 265;
• L. Planiscig, La tavola di S. Agostino di L. B., in Riv. di Venezia, VIII (1929), pp. 257–260;
• E. Sandberg Vavalà, L. B. 's Madonnas, in The Burlington Magazine, LIX (1931), pp. 124 s.;
• G. Fogolari, Pré Sebastiano Bastiani, suo padre Lazzaro e il Carpaccio, in Riv. di Venezia, XI (1932), pp. 279–287;
• C. Cecchelli, Zara, Roma 1932, p. 131;
• G. Fiocco, A proposito dei Pittori Bastiani e del Carpaccio, in Riv. di Venezia, XII (1933), pp. 31–40;
• G. Lorenzetti, Ritratti di dogi in Palazzo ducale, ibid., pp. 387 ss.;
• R. van Marle, The development of the Italian Schools of paintings, XVIII, The Hague 1936, p. 174;
• L. Collobi, L. B., in La Critica d'arte, IV, 2 (1939), pp. 33–53;
• M. Perlini, Vicende critiche della grande pala a tempera di S. Francesco in Zara, in Riv. dalmatica, XXIV, 1 (1943), pp. 44 ss.;
• H. e E. Tietze, The drawings of the Venetian painters, New York 1944, pp. 59 ss.;
• S. Bottari, Opere inedite o poco note dei Musei di Catania e Siracusa, inEmporium, CX (1949), p. 210;
• F. Arcangeli, L. B. Un S. Giovanni Battista, in Paragone, I (195o), n. 3, pp. 54–56;.
• Gallerie dell'Accadernia di Venezia, S. Moschini Marconi, Opere d'arte dei secc. XIV e XV, Roma 1955, pp. 51–60;
• R. Longhi, Officina ferrarese, Firenze 1956, pp. 97 s., n. 59 [1934], p. 170, n. 7 [1940];
• G. Mariacher, Il museo Correr di Venezia, Venezia 1957, pp. 29–42;
• V. Moschini, Altri restauri alle Gall. di Venezia, in Bollett. d'arte, XLV (1960), pp. 353 s.;
• Venice Art and Architecture. Edited by G. Romanelli, Cologne 1997, Vol. I, pp. 264, 267, 298
• A. Gentili, G. Romanelli, P. Rylands, G. Nepi Scire, Paintings in Venice, N-Y — London 2002, pp. 67–69

Отрывок, характеризующий Бастиани, Ладзаро

– Что, брат, не будешь? Али скрючило? – смеялись ему казаки, и Тихон, нарочно скорчившись и делая рожи, притворяясь, что он сердится, самыми смешными ругательствами бранил французов. Случай этот имел на Тихона только то влияние, что после своей раны он редко приводил пленных.
Тихон был самый полезный и храбрый человек в партии. Никто больше его не открыл случаев нападения, никто больше его не побрал и не побил французов; и вследствие этого он был шут всех казаков, гусаров и сам охотно поддавался этому чину. Теперь Тихон был послан Денисовым, в ночь еще, в Шамшево для того, чтобы взять языка. Но, или потому, что он не удовлетворился одним французом, или потому, что он проспал ночь, он днем залез в кусты, в самую середину французов и, как видел с горы Денисов, был открыт ими.


Поговорив еще несколько времени с эсаулом о завтрашнем нападении, которое теперь, глядя на близость французов, Денисов, казалось, окончательно решил, он повернул лошадь и поехал назад.
– Ну, бг'ат, тепег'ь поедем обсушимся, – сказал он Пете.
Подъезжая к лесной караулке, Денисов остановился, вглядываясь в лес. По лесу, между деревьев, большими легкими шагами шел на длинных ногах, с длинными мотающимися руками, человек в куртке, лаптях и казанской шляпе, с ружьем через плечо и топором за поясом. Увидав Денисова, человек этот поспешно швырнул что то в куст и, сняв с отвисшими полями мокрую шляпу, подошел к начальнику. Это был Тихон. Изрытое оспой и морщинами лицо его с маленькими узкими глазами сияло самодовольным весельем. Он, высоко подняв голову и как будто удерживаясь от смеха, уставился на Денисова.
– Ну где пг'опадал? – сказал Денисов.
– Где пропадал? За французами ходил, – смело и поспешно отвечал Тихон хриплым, но певучим басом.
– Зачем же ты днем полез? Скотина! Ну что ж, не взял?..
– Взять то взял, – сказал Тихон.
– Где ж он?
– Да я его взял сперва наперво на зорьке еще, – продолжал Тихон, переставляя пошире плоские, вывернутые в лаптях ноги, – да и свел в лес. Вижу, не ладен. Думаю, дай схожу, другого поаккуратнее какого возьму.
– Ишь, шельма, так и есть, – сказал Денисов эсаулу. – Зачем же ты этого не пг'ивел?
– Да что ж его водить то, – сердито и поспешно перебил Тихон, – не гожающий. Разве я не знаю, каких вам надо?
– Эка бестия!.. Ну?..
– Пошел за другим, – продолжал Тихон, – подполоз я таким манером в лес, да и лег. – Тихон неожиданно и гибко лег на брюхо, представляя в лицах, как он это сделал. – Один и навернись, – продолжал он. – Я его таким манером и сграбь. – Тихон быстро, легко вскочил. – Пойдем, говорю, к полковнику. Как загалдит. А их тут четверо. Бросились на меня с шпажками. Я на них таким манером топором: что вы, мол, Христос с вами, – вскрикнул Тихон, размахнув руками и грозно хмурясь, выставляя грудь.
– То то мы с горы видели, как ты стречка задавал через лужи то, – сказал эсаул, суживая свои блестящие глаза.
Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.


Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.