Басыров, Георгий Васильевич

Георгий Васильевич Басыров
Дата рождения	7 июля 1925(1925-07-07)
Место рождения	село Теплоречка, Сибирский край, РСФСР, СССР
Дата смерти	14 сентября 2009(2009-09-14) (84 года)
Место смерти	город Юрга, Кемеровская область, Российская Федерация
Принадлежность	СССР СССР Россия Россия
Род войск	танковые войска
Годы службы	1942-1952
Звание	старшина
Часть	в годы Великой Отечественной войны: 62-я армия 142-й танковый батальон 95-й танковой бригады 195-й танковый батальон 95-й танковой бригады
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Георгий Васильевич Басыров (1925—2009) — советский военнослужащий. В Рабоче-крестьянской Красной Армии и Советской Армии служил с 1942 по 1952 год. Воинские специальности — наводчик противотанкового ружья и механик-водитель танка. Участник Великой Отечественной войны. Полный кавалер ордена Славы. Воинское звание — гвардии старшина. Почётный гражданин Кемеровской области (2005). Почётный гражданин города Юрги (1998).

Биография

Георгий Васильевич Басыров родился 7 июля 1925 года в селе Теплоречка Ижморского района Томского округа Сибирского края РСФСР СССР (ныне село Тёплая Речка Ижморского района Кемеровской области Российской Федерации) в семье крестьянина Василия Андреевича Басырова. Крещённый татарин. Окончил семь классов неполной средней школы. Перед войной жил в посёлке Речной (Мясокомбинат). Работал на Юргинском скотоубойном пункте.

В первые дни Великой Отечественной войны Г. В. Басыров вместе со своими старшими товарищами пришёл на призывной пункт. Ему в это время ещё не исполнилось и шестнадцати лет. В армию его не взяли, но в скором времени назначили на освободившуюся должность заведующего скотоубойным пунктом. Однако Георгий Васильевич проявил характер и буквально осаждал военкомат, пока в июле 1942 года его не призвали на военную службу.

Начало военной службы

Юргинским районным военкоматом Новосибирской области призывник Г. В. Басыров был направлен в учебный лагерь в городе Ачинске, где прошёл военную подготовку и освоил воинскую специальность наводчика противотанкового ружья. Шансов сразу попасть на фронт у семнадцатилетнего юноши было немного, и, вероятно, ещё минимум полгода он продолжал бы службу в запасном полку, если бы не тяжёлая военная обстановка, сложившаяся в результате прорыва немецко-фашистских войск к Волге. В октябре 1942 года красноармеец Басыров с пополнением прибыл в 62-ю армию генерала В. И. Чуйкова. Зимой 1943 года участвовал в операции «Кольцо». В одном из боёв подбил два вражеских танка и три бронемашины». После окончания Сталинградской битвы в феврале 1943 года Георгий Васильевич был вновь направлен на учёбу. В городе Владимире он окончил танковую школу, получил специальность механика-водителя танка Т-34. Летом 1943 года проходил боевую практику на Центральном фронте в районе посёлка Поныри в частях 9-го танкового корпуса , затем стажировался в запасном танковом полку. В мае 1944 года сержант Г. В. Басыров получил назначение в 142-й танковый батальон 95-й танковой бригады, находившейся в составе 9-го танкового корпуса в Резерве Главного Командования. В конце месяца корпус был передан в состав 1-го Белорусского фронта. Георгий Васильевич отличился во время Бобруйской фронтовой операции стратегического плана «Багратион» уже в первые дни наступления в Белоруссии.

Орден Славы III степени

24 июня 1944 года войска 1-го Белорусского фронта нанесли удар по правому крылу немецкой группы армий «Центр» и в течение дня глубоко вклинились в оборонительные порядки неприятеля. 25 июня в бой был брошен 9-й танковый корпус. Перед танкистами была поставлена задача прорвать оборону противника, и обойдя немецкие войска с фланга, выйти на рубеж реки Березины, где, соединившись частями 1-го гвардейского танкового корпуса, завершить окружение сорокатысячной рогачёвско-жлобинской группировки вермахта. Выполняя приказ, 142-й танковый батальон капитана И. А. Шевцова атаковал немецкие позиции в районе населённого пункта Озераны. Умело маневрируя на поле боя, сержант Г. В. Басыров на своём танке ворвался в расположение немцев и вместе с другими экипажами своего танкового взвода смял оборону противника и обратил его в паническое бегство. Преследуя врага, танкисты преодолели труднопроходимую лесисто-болотистую местность и вышли на бобруйское шоссе, где разгромили колонну отступающих к Бобруйску немецких войск. 27 июня батальон вышел в заданный район, и занял позиции у переправы через Березину. Утром следующего дня многократно превосходившие по численности силы врага предприняли отчаянную попытку вырваться из окружения на участке 142-го танкового батальона. В течение суток танкисты отбивали яростные атаки немецкой пехоты, танков и артиллерии. В ходе боя немцам удалось поджечь танк Басырова, но Георгий Васильевич и командир экипажа гвардии лейтенант И. И. Жвалюк под огнём врага быстро потушили пламя, сохранив материальную часть, и продолжили громить неприятеля. Всего в бою у Березины батальон сжёг до 40 немецких танков, 200 автомашин и истребил более 1000 солдат и офицеров вермахта. На счёт экипажа сержанта Басырова было записано уничтоженное противотанковое орудие, 3 автомашины с пехотой, 2 бронетранспортёра и до роты солдат противника. Приказом от 11 сентября 1944 года за отличие в Бобруйской операции Георгий Васильевич был награждён орденом Славы 3-й степени (№ 163906). В ходе дальнейшего наступления Г. В. Басыров прошёл с боями через всю Белоруссию, участвовал в освобождении Бобруйска и Слонима, в боях за Барановичи и Брест. Уже в Польше с Георгием Васильевичем произошёл неприятный случай, едва не стоивший жизни всему экипажу. Во время атаки его Т-34 увяз в болоте. Неподвижный танк был хорошей мишенью для немецкой артиллерии, но танкистов выручила смекалка механика-водителя. Басыров поджёг в башне промасленные тряпки, имитировав пожар. Немцы сочли экипаж погибшим и перенесли огонь на другие цели. Когда же бой утих, они решили вытащить внешне неповреждённую машину из болота. Но едва немецкий тягач вытянул тридцатьчетвёрку на твёрдую почву, Георгий Васильевич рванул с места так быстро, что опешившие немцы не успели ничего предпринять. Скоро экипаж вернулся в расположение своего батальона.

Орден Славы II степени

Поле завершения операции «Багратион» и закрепления плацдармов за Вислой 9-й танковый корпус был выведен в резерв Ставки Верховного Главнокомандования и до конца года в боях не участвовал. 26 декабря 1944 года корпус был придан 33-й армии 1-го Белорусского фронта и перед началом Варшавско-Познанской операции введён на Пулавский плацдарм. В боях с 14 января 1945 года при прорыве немецкой обороны на западном берегу реки Вислы и в глубине оборонительных порядков противника старший сержант В. Г. Басыров «проявил себя смелым, решительным механиком-водителем, отлично знающим матчасть танка и владеющим техникой вождения танка на поле боя». 15 января танковый взвод 142-го танкового батальона, в составе которого воевал экипаж Басырова, сумел скрытно подойти к опорному пункту немецкой обороны Зелёный Луг близ Радома и внезапно атаковал огневые позиции противника. Георгий Васильевич на высокой скорости одним из первых ворвался в расположение врага. Действуя огнём орудия, пулемётов и гусеницами, его экипаж уничтожил 2 самоходные артиллерийские установки, 15 повозок с военным имуществом и около 70 солдат и офицеров неприятеля. В результате стремительной атаки танкистов был полностью разгромлен вражеский гарнизон и штаб располагавшейся здесь немецкой части.

17 января во время боёв за Опочно, действуя на коммуникациях противника в его тылах, экипаж Басырова громил в панике отступающие из города вражеские колонны, уничтожив при этом 2 танка, до 120 автомашин и 25 повозок с войсками и грузами, 4 мотоцикла и около 140 немецких солдат и офицеров. Несколькими днями позже Т-34 Георгия Васильевича подорвался на немецком фугасе. Экипаж, кроме механика-водителя, погиб. Басырова взрывной волной выбросило из машины. Тяжело контуженного танкиста подобрали пехотинцы, которые доставили его в госпиталь. Но едва Георгий Васильевич встал на ноги, он сбежал на фронт и вскоре догнал свою бригаду. В штабе Басыров узнал, что за подвиги в Висло-Одерской операции комбат В. Г. Святкин представил его к ордену Славы 2-й степени. Высокая награда за номером 30790 была присвоена Георгию Васильевичу приказом от 8 марта 1945 года.

Орден Славы I степени

После возвращения из госпиталя Г. В. Басыров получил звание старшины и был направлен для прохождения дальнейшей службы в 195-й танковый батальон 95-й танковой бригады. До 17 февраля 1945 года 9-й танковый корпус находился в резерве, затем принимал участие в Восточно-Померанской операции. Старшина Басыров отличился 5-7 марта в боях за города Штаргард и Массов. Умело маневрируя на поле боя, механик-водитель дал возможность экипажу сжечь три немецких танка, подавить огонь девяти орудий и истребить большое количество живой силы врага. Штурм линии немецкой обороны восточнее города Штеттина в середине марта 1944 года едва не стал для Георгия Васильевича последним. В ходе боя его тридцатьчетвёрка лоб в лоб столкнулась с немецким истребителем танков. К счастью, выстрел врага оказался не совсем точным, и снаряд срикошетил от брони, но танк засыпало кирпичами и брёвнами так, что выбраться из-под обломков здания не было никакой возможности. Вновь помогли пехотинцы, разобравшие завал.

Мои товарищи решили — наш экипаж погиб, — вспоминал впоследствии ветеран. — Но вражеский снаряд повредил только прицел и пулемёт, спаренный с пушкой. Когда нашу «тридцатьчетверку» раскопали, мы, к удивлению бойцов, оказались живы и здоровы

— Из воспоминаний Г. В. Басырова

За доблесть и мужество, проявленные в боях в восточной Померании, через год после окончания Великой Отечественной войны указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 мая 1946 года старшина Басыров Георгий Васильевич был награждён орденом Славы 1-й степени (№ 558).

В Битве за Берлин

С 18 февраля 1945 года и до начала Берлинской операции 9-й танковый корпус находился в резерве 1-го Белорусского фронта. 16 апреля части корпуса переправились через Одер и в течение дня прорвали сильно укреплённую и глубокоэшелонированную оборону противника на рубеже Гросс-Нойендорф — Киниц. Преодолев ожесточённое сопротивление врага и многочисленные естественные преграды в виде рек и каналов на протяжении 80 километров, старшина Г. В. Басыров в составе своего батальона 22 апреля ворвался в Берлин. Закрепившись в районе Вильгельмсру, танкисты в течение 14 часов вели упорный бой с превосходящими силами противника и удержали занятые позиции до подхода пехотных частей 3-й ударной армии. В ходе уличных боёв в Берлине батальон неоднократно способствовал продвижению вперёд стрелковых соединений, уничтожая узлы сопротивления противника, подавляя огневые точки и разрушая баррикады. Только 30 апреля экипаж Т-34, в котором механиком-водителем сражался старшина Басыров, огнём орудия, пулемётов и гусеницами уничтожил 1 танк, 2 САУ, 4 артиллерийских и 1 зенитную пушки, 6 ДОТов, 6 автомашин и более 100 вражеских солдат и офицеров. Боевой путь Георгий Васильевич завершил в столице Германской империи 2 мая 1945 года на берегу реки Шпрее недалеко от центра города.

После войны

После окончания Великой Отечественной войны Г. В. Басыров служил в армии до 1952 года. После демобилизации вернулся в Сибирь. Жил в городе Юрге, работал слесарем-сборщиком, затем мастером механосборочных работ на Юргинском машиностроительном заводе. За многолетний добросовестный труд был награждён медалями «За трудовое отличие» и «За доблестный труд». Активно Георгий Васильевич участвовал и в патриотическом воспитании молодёжи, и ветеранском движении. Общественную работу он продолжал и после выхода на заслуженный отдых в июле 1990 года. За большой личный вклад в развитие города Юрги решением городского Совета народных депутатов № 293 от 10 декабря 1998 года Г. В. Басырову было присвоено звание «Почётный гражданин города Юрги». За выдающиеся заслуги перед Кемеровской областью постановлением Совета народных депутатов № 946 от 27 апреля 2005 года ему было присвоено звание «Почётный гражданин Кемеровской области». Умер Григорий Васильевич 14 сентября 2009 года. Похоронен в городе Юрге.

Награды и звания

• Орден Отечественной войны 1-й степени (11.03.1985);
• орден Отечественной войны 2-й степени (14.06.1945);
• орден Славы 1-й степени (15.05.1946);
• орден Славы 2-й степени (08.03.1945);
• орден Славы 3-й степени (11.09.1944);
• медали, в том числе:
  • медаль «За трудовое отличие»;
  • медаль «В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина»;
  • медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»;
  • медаль «За взятие Берлина»;
  • медаль «За освобождение Варшавы»;
• почётный гражданин Кемеровской области (27.04.2005);
• почётный гражданин города Юрги (10.12.1998);
• почётный знак «За вклад в развитие города Юрга» (2009).

Память

• В городе Юрге именем Г. В. Басырова назван сквер. На доме, где он жил (ул. Ленинградская, дом 32) установлена мемориальная доска.

Документы

• [podvignaroda.mil.ru/ Общедоступный электронный банк документов «Подвиг Народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»].

[www.podvignaroda.ru/?n=1510929011 Орден Отечественной войны 1-й степени (архивный реквизит 1510929011)].

[www.podvignaroda.ru/?n=28634101 Орден Отечественной войны 2-й степени (архивный реквизит 28634101)].

[www.podvignaroda.ru/?n=25981081 Орден Славы 2-й степени (архивный реквизит 25981081)].

[www.podvignaroda.ru/?n=32930057 Орден Славы 3-й степени (архивный реквизит 32930057)].

• [docs.cntd.ru/document/990305560 Постановление Совета народных депутатов Кемеровской области № 946 от 27 апреля 2005 года].

Литература

• [www.az-libr.ru/Persons/000/Src/0003/3955c3ca.shtml Кавалеры ордена Славы трёх степеней: Краткий биографический словарь] / Пред. ред. коллегии Д. С. Сухоруков. — М.: Воениздат, 2000. — 703 с. — ISBN 5-203-01883-9.
• Лобода В. Ф. Солдатская слава. Кн. 2. — М.: Военное издательство, 1967. — С. 39. — 352 с.
• Фронтовики, наденьте ордена!: очерки о кузбассовцах – полных кавалерах ордена Славы / сост. М. Щербаков. — Кемерово: Кемеровское книжное издательство, 1970. — С. 16-18. — 206 с.
• Верховцева З. П. Гордость и слава Кузбасса, 1941-1945. — Кемерово: Кузбассвузиздат, 2008. — 579 с.
• Глухов М. Татарика. Энциклопедия: Опыт этно-конфессионального и краеведческого словаря. — Казань: Ватан, 1997. — С. 119. — 504 с.
• [kryashen.ru/rus.php?nrus=article_text&id=675 Герои кряшенского народа: Биобиблиографический словарь] / сост. И.Р. Саттарова. — Казань, 2010. — С. 10. — 52 с.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=11533 Басыров, Георгий Васильевич]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Басыров, Георгий Васильевич

– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»
И пити пити пити и ти ти, и пити пити – бум, ударилась муха… И внимание его вдруг перенеслось в другой мир действительности и бреда, в котором что то происходило особенное. Все так же в этом мире все воздвигалось, не разрушаясь, здание, все так же тянулось что то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка сфинкс лежала у двери; но, кроме всего этого, что то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс, стоячий, явился пред дверью. И в голове этого сфинкса было бледное лицо и блестящие глаза той самой Наташи, о которой он сейчас думал.
«О, как тяжел этот неперестающий бред!» – подумал князь Андрей, стараясь изгнать это лицо из своего воображения. Но лицо это стояло пред ним с силою действительности, и лицо это приближалось. Князь Андрей хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область. Тихий шепчущий голос продолжал свой мерный лепет, что то давило, тянулось, и странное лицо стояло перед ним. Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться; он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую изо всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что то.