Батай, Жорж

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Батай.
Жорж Батай
Georges Bataille
Дата рождения:

10 сентября 1897(1897-09-10)

Место рождения:

Бийом (фр.)русск., Овернь, Франция

Дата смерти:

9 июля 1962(1962-07-09) (64 года)

Место смерти:

Париж

Страна:

Франция Франция

Язык(и) произведений:

французский

Направление:

иррационализм

Оказавшие влияние:

Георг Гегель, Карл Маркс, Фридрих Ницше, Зигмунд Фрейд, Александр Кожев, Эмиль Дюркгейм, Лев Шестов

Испытавшие влияние:

Мишель Фуко, Жак Деррида, Морис Бланшо, Жан Бодрийяр, Мишель Онфре

Подпись:

Жорж Бата́й (фр. Georges Bataille; 10 сентября 1897, Бийом (фр.)русск., Овернь, Франция — 9 июля 1962, Париж, Франция) — французский философ и писатель, который занимался исследованием и осмыслением иррациональных сторон общественной жизни, разрабатывал категорию «священного». Его литературные произведения переполнены «кощунствами, картинами искушения злом, саморазрушительным эротическим опытом»[1].





Биография

Батай родился в небольшом провинциальном городке Бийом на юге Франции. В 1914 году принял католичество и готовился к духовной карьере, однако позже разочаровался в вере.

В 1918 году Батай поступил в Национальную Школу хартий в Париже, где и получил высшее образование. В 1922 году поступил на службу в Национальную библиотеку, где долгие годы работал хранителем. В 1920-х годах Батай тесно общался со Львом Шестовым. Затем входил в Демократический коммунистический кружок Бориса Суварина.

С 1931 года Батай участвовал в семинаре по истории религии Александра Койре в Школе высших исследований. В 1930-х годах Батай — активный участник семинаров Александра Кожева, где активно сотрудничал с такими заметными личностями, как Раймон Арон, Андре Бретон, Морис Мерло-Понти и другими. В 1935 году принимал участие в работе психоаналитической исследовательской группы, организованной Жаком Лаканом.

Батай стал одним из инициаторов движения «Контратака», распавшегося в 1936 году, объединившего левых интеллектуалов различных творческих ориентаций. В этот период Батай был обвинён в профашистских настроениях.

В 1937 году Батай, очарованный красотой человеческой жертвенности, основал тайное общество «Ацефал». Годом ранее начал выходить журнал с тем же названием. Символом общества стал обезглавленный человек. Согласно легенде, Батай и другие члены «Acéphale» добровольно согласились стать посвящёнными жертвами в качестве инаугурации; ни один из них не согласился бы быть палачом. Палачу предлагалась компенсация, но ни один не был найден перед роспуском «Acéphale» незадолго перед войной. Под влиянием философии Ницше группа также издала обзор мистических персонажей, — и это есть, вроде бы, то, что Жак Деррида назвал «антисуверенитетом». Батай таким образом сотрудничал с Андре Массоном, Пьером Клоссовским, Роже Кайуа, Жюлем Моннеро, Джином Роллином и Джином Уолом.

В 1937 году Батай стал вместе с Роже Кайуа и Мишелем Лейрисом одним из организаторов Социологического колледжа, одной из задач которого была разработка социологии «сакрального», занятой исследованиями иррациональных фактов социальной жизни.

Семья

В первый брак Батай вступил с актрисой Сильвией Маклес в 1928 году. После разрыва в 1934 году она близко сошлась с Лаканом. Развод с Батаем был оформлен только в 1946 году. Брак с Лаканом она оформила в 1953 году. Батай также имел связь с Колетт Пеньо, скончавшейся в 1938 году.

В 1946 году Батай женился на княжне Диане Кочубей[2], в браке с которой у него 1 декабря 1948 года родилась дочь Жюли. Диана — внучка Дарьи Богарне, правнучка герцога Евгения Лейхтенбергского по материнской линии и князя Михаила Кочубея по отцовской[3].

Основные идеи

Базовый материализм

Батай развил свой «базовый материализм» в период с конца 1920-х и начала 1930-х годов как попытку порвать с господствующим типом материализма. Батай приводит доводы в пользу концепции активного основного (базового) вопроса, который разрушает оппозицию высокого и низкого и дестабилизирует все основания. В некотором смысле эта концепция подобна спинозовскому нейтральному монизму субстанции, охватывающему дуально субстанции сознания и материи, обозначенные Декартом, — однако она же бросает вызов строгому определению и остаётся в царстве опыта, а не рационализации. Базовый материализм был главным оружием борьбы с деконструкциями Деррида, впрочем, оба они разделяли тут попытку дестабилизировать философские оппозиции посредством непостоянного «третьего члена». Батаевское понятие базового материализма может также рассматриваться как упреждение альтюссеровской концепции случайного материализма или «материализма столкновения», который привлекает подобные атомистские метафоры для описания мира, в котором причинная связь и действительность оставляются в пользу безграничных возможностей действия.

Симулякр (в раннем значении)

Этот термин был введён Батаем, интерпретировался Клоссовским, Кожевом. Наконец, важное значение придал ему Бодрийяр, и в этом смысле термин симулякр сейчас чаще всего употребляется. О своей концепции Батай писал так:

«я пошел от понятий, которые замыкали… Язык не оправдал моих надежд…, выражалось нечто иное, не то, что я переживал, ибо то, что переживалось в определенный момент, было непринужденностью… Язык отступает, ибо язык образован из предложений, выступающих от имени идентичностей».

Тем самым Батай постулирует «открытость существования» в отличие от «замкнутого существования», предполагающего «понятийный язык» и основанного на задаваемых им идентичностях. Строго говоря, «понятийный язык» задаёт идентичность существования с бытием, тем самым деформируя бытие как «убегающее всякого существования». В этой связи «мы вынуждены… раскрыть понятия по ту сторону их самих».

Это становится очевидным в системе отсчёта так называемых «суверенных моментов» (смех, хмель, эрос, жертва), в точечном континууме которых «безмерная расточительность, бессмысленная, бесполезная, бесцельная растрата» («прерывность») становится «мотивом бунта» против организованного в конкретной форме («устроенного и эксплуатируемого») существования — «во имя бытия» как неидентифицируемого такового.

Эти «суверенные моменты» есть «симулякр прерывности», а потому не могут быть выражены в «понятийном языке» без тотально деструктурирующей потери смысла, ибо опыт «суверенных моментов» меняет субъекта, реализующего себя в этом опыте, отчуждая его идентичность и высвобождая тем самым его к подлинному бытию. В этой системе отсчета симулякр упраздняет возможность самой мысли о какой бы то ни было идентичности.

Усилие Батая в сфере поиска адекватного (или, по крайней мере, недеформирующего) языка для передачи «суверенного опыта» оценено Кожевым как «злой Дух постоянного искушения дискурсивного отказа от дискурса, то есть от дискурса, который по необходимости замыкается в себе, чтобы удержать себя в истине».

По формулировке Клоссовского, «там, где язык уступает безмолвию, — там же понятие уступает симулякру». Избавленный от всех понятий как содержащих интенцию на идентификацию своего значения с действительностью, язык упраздняет «себя вместе с идентичностями», в то время как субъект, «изрекая» пережитой опыт, «в тот самый миг, когда он выговаривает его, избавляется от себя как субъекта, обращающегося к другим субъектам». Таким образом, «симулякр не совсем псевдопонятие: последнее ещё могло бы стать точкой опоры, поскольку может быть изобличено как ложное.

Симулякр образует знак мгновенного состояния и не может ни установить обмена между умами, ни позволить перехода одной мысли в другую». В этом отношении симулякр не может, подобно понятию, заложить основу пониманию, но может спровоцировать «сообщничество»: «Симулякр пробуждает в том, кто испытывает его, особое движение, которое, того и гляди, исчезнет» (Клоссовский). Вторую жизнь понятие симулякра получит уже у Бодрийяра.

Творчество Батая

Предметы его интереса весьма разнообразны: мистика, экономика, поэзия, философия, искусство, проблемы эроса. Свои произведения он иногда издавал под псевдонимами, а некоторые из его публикаций были запрещены. Современники чаще всего его игнорировали; в частности, Жан-Поль Сартр презирал его как защитника мистицизма. Однако посмертно его работы возымели значительное влияние на Мишеля Фуко, Филиппа Соллерса, Жака Деррида и др. Его влияние чувствуется в работах Бодрийяра, как, впрочем, и в психоаналитических теориях Жака Лакана.

Первоначально Батая привлек сюрреализм, однако ненадолго: вместе с его основателем Андре Бретоном они отошли от этого направления, хотя уже после Второй мировой войны Батай и сюрреалисты возобновили дружеские отношения. Батай был членом чрезвычайно влиятельного Колледжа Социологии во Франции в период между Первой и Второй мировыми войнами. На Батая глубоко повлияло изучение трудов Гегеля, Фрейда, Маркса, Марселя Мосса, Маркиза де Сада, Александра Кожева и Фридриха Ницше, — последнего он защищал в известном эссе против наименования его нацистом.

Для создания своих работ Батай выуживал материалы из самых разных направлений и использовал разнообразные способы дискурса. Его роман «История глаза», изданный под псевдонимом «Lord Auch» — буквально, «Бог Отозванный» (если употребить смягченный перевод), — первоначально читался как чистая порнография, в то время как истолкование этой работы созревало лишь постепенно, раскрывая со временем свою значительную философскую и эмоциональную глубину, столь характерную для авторов «запретной литературы». Образный ряд романа строился на ряде метафор, которые, в свою очередь, были обращены к философским конструктам, развитым в его работе: глаз, яйцо, солнце, земля, органы.

Другие известные романы включают в себя «Моя мать» и «Синева небес». Последнее произведение, с его некрофилическими и политическими тенденциями, автобиографическим и личным подтекстом и философскими обобщениями доводит «Историю Глаза» до своей кульминации, формируя намного более тёмное и суровое восприятие современной исторической действительности.

Батай писал и чисто философские работы, хотя от права называться философом часто отказывался. Тем не менее, его философские заявления граничили с атеистической мистикой (здесь они были с Сартром вполне солидарны). Во время Второй мировой войны, под влиянием кожевского прочтения Гегеля, а также под влиянием Ницше, он написал труд «Summa Atheologica» («Сумма атеологии», аллюзия на «Сумму теологии» Фомы Аквинского), включающий в себя работы «Внутренний опыт», «Виновен» и «Ницшеанские мотивы». После войны он сочинил свою «Проклятую долю», а также основал влиятельный журнал «Critique». Его единственная в своем роде концепция «суверенитета» (которая, скорее, напоминает «антисуверенитет») дала повод для активных дебатов с Жаком Деррида, Джорджио Агамбеном, Жан-Люком Нанси и другими.

Экранизации

В 2004 году в США режиссёром Эндрю МакЭлхини (Andrew Repasky McElhinney) был снят фильм «История глаза Жоржа Батая /Georges Bataille’s Story of the Eye» (обычно просто Story of the Eye)[4]. Критики называли этот малобюджетный фильм «странным, болезненным и прекрасным».[5] Жанр фильма некоторые определяли как арт-хаус с порнографическими элементами. С сюжетом романа фильм имеет мало общего.

В том же году французский режиссёр Кристоф Онор (Christophe Honoré) снял фильм по роману Батая «Моя мать/Ma Mère»[6]. Критики называли этот фильм, также содержащий элементы порнографии, «отвратительно прекрасным».[7]

Библиография

Художественные сочинения
  • История глаза / Histoire de l'œil (1928, рус. перевод 1991)
  • Мадам Эдварда (первая часть романа «Divinus Deus») / Madame Edwarda (1941, рус. перевод 1999)
  • Аббат С. / L’Abbé C. (1950, рус. перевод 1999)
  • Небесная синь / Le Bleu du ciel (1957, рус. перевод 1999)
  • Невозможное / L’Impossible (1962, рус. перевод 1999)
  • Моя мать (вторая часть романа «Divinus Deus») / Ma mère (1966, рус. перевод 1999)
  • Юлия / Julie (1971, рус. перевод 1999)
  • Divinus Deus / Divinus Deus (1970—1988, рус. перевод 1999)
Философские работы
  • Внутренний опыт / L’Expérience intérieure (1943, рус. перевод 1998)
  • [vpn.int.ru/files-view-7067-word-%C1%C0%D2%C0%C9.html Проклятая часть]
  • [www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/batai/index.php Литература и Зло] / La Littérature et le Mal (1957, рус. перевод 1994)
  • Эротика / L’Erotisme (1957, рус. перевод (2006)
  • Теория религии / Théorie de la religion (1973, рус. перевод 2000, 2006)
  • Границы полезного / La Limite de l’utile (1976, рус. перевод 2006)
  • Суверенность / La Souveraineté (1976, рус. перевод 2006)
  • Процесс Жиля де Ре / Le Procès de Gilles de Rais (1965, рус. перевод 2008)

Напишите отзыв о статье "Батай, Жорж"

Литература о Жорже Батае

  • Танатография Эроса: Жорж Батай и французская мысль середины XX века [: Сб. статей А. Бретона, Ж. П. Сартра, Г. Марселя, М. Бланшо, Р. Барта и др., а также избр. работы самого Ж. Батая]. — СПб.: Мифрил, 1994. — 346 с. — ISBN 5-86457-008-7
  • Бунтман Н. В. [www.highbook.narod.ru/philos/bataile/buntman.htm Нарушение границ: возможное и невозможное] (недоступная ссылка с 19-05-2013 (3988 дней) — история) // Батай Ж. [www.highbook.narod.ru/philos/bataile/bataile_evil.htm Литература и Зло] (недоступная ссылка с 19-05-2013 (3988 дней) — история). — М., 1994.
  • Фокин С. Л. Философ-вне-себя. Жорж Батай. — СПб.: Издательство Олега Абышко, 2002. — 320 с. — ISBN 5-89740-081-4
  • Вайнград, Майкл. [magazines.russ.ru/nlo/2004/68/vai2.html Коллеж социологии и Институт социальных исследований]: Беньямин и Батай / Пер. с англ. И. Болдырева и А. Дмитриева // Новое литературное обозрение. — 2004. — № 68.
  • Предельный Батай: Сб. статей / Отв. ред. Д. Ю. Дорофеев. — СПб.: СПбГУ, 2006. — 300 с. — ISBN 5-288-03839-2
  • Зенкин C. Н. [ec-dejavu.ru/a-2/Acephale.html Конструирование пустоты: миф об Ацефале] // Предельный Батай. — С. 118—131.
  • Зенкин С. Н. Русский сон Батая // Наваждения: к истории «русской идеи» во французской литературе XX в.: материалы российско-французского коллоквиума (С.-Петерб., 2—3 июля 2001 г.) / отв. ред. С. Л. Фокин. — М.: Наука, 2005. — С. 128—149.
  • Дорофеев Д. Ю. [anthropology.rchgi.spb.ru/batay/bataiy_i1.htm Саморастраты одной гетерогенной суверенности] // Предельный Батай. — С. 3—39.
  • Дорофеев Д. Ю. [anthropology.rchgi.spb.ru/batay/bataiy_dorofeev.htm Спонтанные броски Жоржа Батая навстречу иному] // Вестник Санкт-Петербургского университета. — 2004. — Серия 6. — Вып. 5.
  • Рыков А.В. Жорж Батай и современное искусствознание: концепции Ива-Алена Буа и Розалинд Краусс // Вестн. С.-Петерб. гос. ун-та. Сер. 2. 2004. Вып. 1–2. С. 102–106.
  • Тимофеева О. [magazines.russ.ru/nlo/2003/63/timof.html Поэтическая экономия] [: Реценз. на кн. Ж. Батая «Проклятая доля»] // Новое литературное обозрение. — 2003. — № 63.
  • Тимофеева О. [magazines.russ.ru/nlo/2005/71/tim4.html Текст как воплощение плоти: к морфологии опыта Ж. Батая] // Новое литературное обозрение. — 2005. — № 71.
  • Тимофеева О. Введение в эротическую философию Жоржа Батая. — М.: Новое литературное обозрение, 2009. — 200 с. — ISBN 978-5-86793-705-8
  • Шутов А. Ю. Говорить о том, чего нет:тематизация "отсутствия Бога" во "внутреннем опыте" Батая //Онтология негативности: Сборник научных работ. М., 2015.- ISBN 978-5-88373-412-9 С.244-254.

Издания на русском языке

 Этот раздел не завершён.
Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.

Примечания

  1. ↑ Батай, Жорж. // Гусев И.Е. Современная энциклопедия. Харвест, 2000.
  2. ↑ [www.artandpopularculture.com/Diane_de_Beauharnais Diane de Beauharnais]
  3. ↑ [webcache.googleusercontent.com/search?q=cache:V69wxI9zS5UJ:www.chaskor.ru/article/diana_bataj_i_ee_porochnyj_roman_20055+&cd=3&hl=ru&ct=clnk&gl=ru&client=firefox-a Диана Батай и её «порочный» роман :: Частный Корреспондент]. Проверено 30 марта 2013.
  4. ↑ [www.imdb.com/title/tt0379797/ IMDB]
  5. ↑ [movies.nytimes.com/2004/09/22/movies/22eye.html?_r=0 New Tork Times]
  6. ↑ [www.imdb.com/title/tt0381392/?ref_=sr_1 IMDB]
  7. ↑ [www.bbc.co.uk/films/2005/02/22/ma_mere_2005_review.shtml BBC]

Ссылки

В Викицитатнике есть страница по теме
Батай, Жорж
  • [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/Bat/Sl_ERos.php Батай Ж. Из «Слез Эроса»]
  • [kolonna.mitin.com/archive.php?address=kolonna.mitin.com/archive/mj58/batail.shtml Батай Ж. История глаза]
  • [magazines.russ.ru/authors/b/bataj/ Жорж Батай] в «Журнальном зале»
  • [www.gumer.info/authors.php?name=%C1%E0%F2%E0%E9+%C6. Жорж Батай в Библиотеке Гумера]
  • [anthropology.rchgi.spb.ru/batay/bataiy.html Жорж Батай на сайте РХГА]
  • [chaosss.info/xaoc/sociology.html Жорж Батай на сайте Школы Социологии]
  • [i.a.m.free.fr/acephale/index.html Журнал «ACEPHALE»]
  • Дорофеев Д. Ю. [anthropology.rchgi.spb.ru/batay/bataiy_dorofeev2.htm Хронология жизни Жоржа Батая]
  • [www.svobodanews.ru/content/Transcript/408467.html Жорж Батай. «Проклятая часть»] — Радио «Свобода», «Книжный угол», 19 августа 2007
  • [www.svobodanews.ru/content/transcript/1824487.html Оксана Тимофеева рассказывает о своей книге «Введение в эротическую философию Жоржа Батая»] — Радио «Свобода», «Поверх Барьеров», 16 сентября 2009

Отрывок, характеризующий Батай, Жорж

В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»
– Ругай, на пазанку! – говорил он, кидая отрезанную лапку с налипшей землей; – заслужил – чистое дело марш!
– Она вымахалась, три угонки дала одна, – говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его, или нет.
– Да это что же в поперечь! – говорил Илагинский стремянный.
– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
«Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись!» казалось Николаю, что говорил вид этой собаки.
Когда, долго после, дядюшка подъехал к Николаю и заговорил с ним, Николай был польщен тем, что дядюшка после всего, что было, еще удостоивает говорить с ним.


Когда ввечеру Илагин распростился с Николаем, Николай оказался на таком далеком расстоянии от дома, что он принял предложение дядюшки оставить охоту ночевать у него (у дядюшки), в его деревеньке Михайловке.
– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем.
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
– Ну, племянница! – крикнул дядюшка взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта графинечка, воспитанная эмигранткой француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.
Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела понять всё то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во всяком русском человеке.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Батай,_Жорж&oldid=81269120»