Батенчук, Евгений Никанорович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Евгений Батенчук
Имя при рождении:

Евгений Никанорович Батенчук

Род деятельности:

строитель-гидротехник

Место смерти:

Набережные Челны

Супруга:

Людмила Васильевна Батенчук

Награды и премии:

Евге́ний Никано́рович Батенчу́к (19141999) — организатор строительного производства, советский административно-хозяйственный деятель.





Биография

Родился 28 февраля 1914 года в городе Балта (нынче Одесская область Украины) в рабочей семье. Украинец.

В 1925 году семья переехала в Одессу, где служил отец, ставший в Гражданскую войну красным командиром.

Здесь Евгений закончил школу-семилетку и пошёл работать слесарем. В 1931 году вступил в комсомол. Дважды в качестве уполномоченного выезжал в сельскохозяйственные районы. В 1932 году был избран членом одного из райкомов комсомола Одессы.

В восемнадцать лет был назначен директором Одесского завода имени второй пятилетки, выпускавшего поршневые для американских тракторов «Фордзон», на которых держалось тогда сельское хозяйство. К тому времени Батенчук уже имел двухлетний стаж работы слесарем и считался квалифицированным специалистом. В результате его недолгого директорства завод преодолел отставание и довёл выпуск колец до 120 тысяч в месяц. Затем семья переехала в Донбасс, в город Рубежное. Здесь Евгений продолжил учёбу: окончил вначале рабфак, а потом — Рубежанский химико-технологический институт. Получил диплом инженера-механика. В 1939 году образовал свою семью, женившись на Людмиле Васильевне. Перед началом войны преподавал в Одесском инженерно-строительном институте.

Член КПСС. Делегат XXII (1966), XXIV (1971), XXVI (1981) и XXVII (1986) съездов партии, а также XIX Всесоюзной партийной конференции КПСС (1988). Депутат ВС Якутской АССР в 1959—1971 годах, ВС ТАССР в 1971—1990 годах.

Годы войны

В 1940 году был призван в Красную Армию. Служил в Латвии. Весной 1941 года его часть перевели на границу. Участник Великой Отечественной войны с первого дня. За мужество проявленное в приграничный боях был награждён орденом Красной Звезды, но получить не успел. Во время отступления был окружён и попал в плен. Находясь в плену, принял участие в создании подпольной организации «Комитет самозащиты», главной целью которой было препятствовать вступлению военнопленных в армию генерала Власова. Выпускал газету, подписанную номером его партбилета. После войны, всё это подтвердилось, его восстановили в партии с сохранением партийного стажа. А позднее и вручили боевой орден.

Производственная деятельность

В послевоенные годы освоил новую профессию — строителя-гидротехника. Оставался ей верен до последних дней. На первом объекте — строительстве Краснополянской ГЭС — многому учился сам и обучал других, работал механиком, заведующим механической мастерской, главным механиком управления строительства «Сочигэсстрой». В 1955 году, уже как опытный инженер-строитель, Батенчук был приглашен на строительство Иркутской ГЭС. Будучи заместителем главного инженера, стал крупным специалистом по механизации гидротехнического строительства.

Летом 1958 года в ЦК КПСС Е. Н. Батенчуку предложили возглавить в Якутии строительство алмазодобывающего комплекса и Вилюйской ГЭС — строительное управление «Вилюйгэсстрой». Стройка была уникальной и по масштабам, и по географии. Во всём мире не было опыта строительства гидроэлектростанции на вечной мерзлоте и надо было первыми начинать величайшую стройку в суровых условиях Севера. Через восемь лет с начала строительства был пущен в эксплуатацию первый гидроагрегат ГЭС, а через три года, в 1970, была введена в действие первая очередь Вилюйской ГЭС. Успешное завершение строительства гидроэлектростанции позволило обеспечить энергоснабжение алмазодобывающей промышленности и электрификацию Западной Якутии. По причине его нахождения в плену, звания Героя Социалистического труда СССР получит позднее, — за работу на строительстве объектов Камского автомобильного завода.

В феврале 1971 года Е. Н. Батенчук был назначен начальником «Камгэсэнергострой» — организации, осуществляющей строительство промышленных объектов Камского автомобильного завода («КАМАЗ»), объектов жилья и инфраструктуры нового современного города Набережные Челны на реке Кама. Здесь он проработал четверть века — с 1971 по 1996 годы.

После выхода на пенсию жил и работал в городе Набережные Челны. Скончался 30 мая 1999 года. Похоронен в Набережных Челнах, на кладбище, возле остановки «улица Студенческая» в посёлке ГЭС.

Память

  • Имя Е. Н. Батенчука увековечено в названии каскада Вилюйских ГЭС, там же установлен мемориальный знак.
  • В городе Мирный на доме, где он жил, и на здании «Вилюйгэсстрой» установлены мемориальные доски, в поселке Чернышевский — бюст[1], в городе Ленске — памятник.
  • В Набережных Челнах именем Батенчука названы площадь (1999), улица (2004), в 2002 году был открыт памятник[2] заслуженному строителю, а в 2005 году на доме где он жил установлена мемориальная доска.
  • В Набережных Челнах есть Набережночелнинский экономико-строительный колледж имение Е. Н. Батенчука[3].
  • Имя «Евгений Батенчук» носит ювелирный алмаз весом 64,47 карата.
  • Батенчук Е. Н. посвящены несколько документальных и художественных произведений:
    • роман Ф. К. Видрашку «Набережная надежды» (1984),
    • повести Ф. Таурина «Ангара» (Иркутск, 1952), Ю. Д. Полухина «Ломаная прямая» (Москва, 1962), «Люди для людей» (Москва, 1963), «Переулок Грановского, 1» (Москва, 1964), «На всю оставшуюся жизнь» (Москва, 1965), «Заколдованные берега» (Москва, 1976), «До конца жизни» (1985),
    • пьеса А. Арбузова «Иркутская история» (1959).
  • В советском художественном фильме «Дорога»(1975 г.), посвященный строительству Камского автомобильного завода и города Набережные Челны, прообразом руководителя стройки «Батина И. Ф.» является Е. Н. Батенчук.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3457 дней]
  • Сам он является автором более 10 книг и коллективных сборников, 60 печатных трудов, трёх изобретений.
  • В 2009 году отмечалось 95-летие со дня рождения Батенчука Е. Н.[4]

Награды и звания

См. также

Напишите отзыв о статье "Батенчук, Евгений Никанорович"

Примечания

  1. [www.admmirny.ru/news/09_2005.htm Легендарному Бате от благодарных потомков]
  2. [www.vechernie-chelny.ru/view.php?viewyear=2002&viewnum=33&viewart=17 Открыли памятник Бате]
  3. [www.necc.ru/index.php Колледж]
  4. [www.tatar-inform.ru/news/2009/02/27/156075/ В Набережных Челнах отметили День памяти Евгения Батенчука]

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=10825 Батенчук, Евгений Никанорович]. Сайт «Герои Страны».

  • [nabchelny.ru/istoriia_stanovleniia_goroda_naberezhnye_chelny/liudi1/2009-07-14/geroi_sotsialisticheskogo_truda Они прославили Челны — Герои Социалистического Труда]
  • [www.tatenergo.ru/75/person_07.html Биография на сайте «Татэнерго»]
  • [www.necc.ru/index.php Набережночелнинский экономико-строительный колледж имени Е. Н. Батенчука]

Отрывок, характеризующий Батенчук, Евгений Никанорович

Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.


Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.