Батерст, Бенджамин

Бенджамин Батерст
Benjamin Bathurst
Род деятельности:	дипломат
Дата рождения:	18 марта 1784(1784-03-18)
Место рождения:	Лондон
Гражданство:	Великобритания
Дата смерти:	1809(1809)
Отец:	Генрих Батерст
Супруга:	Филида Колл

Бенджамин Батерст (18 марта 1784 года — 1809?) — британский дипломат, пропавший в Германии во время наполеоновских войн. Был третьим сыном Генриха Батерста, епископа Норвичского.

Батерст исчез 25 ноября 1809 года. Это вызвало много споров о его дальнейшей участи, и во многих научно-фантастических рассказах его исчезновение приписывалось сверхъестественным явлениям. Считается, что он был убит.

Служба

Бенджамин Батерст рано начал дипломатическую службу и получил пост Секретаря Британского Дипломатического представительства в Ливорно. В 1805 году женился на Филиде Колл, дочери Джона Колла,Корнуольского землевладельца и баронета.

В 1809 году был послан в Вену как дипломатический представитель своим родственником Генри Батерстом, в то время исполнявшего обязанности Министра иностранных дел Великобритании. Его задачей было способствовать воссозданию альянса Британии и Австрии и попытаться вдохновить императора Франца II объявить войну Франции, что и случилось в апреле.

Однако австрийцы были вынуждены сдать Вену французским войскам и в конечном итоге запросили о мире после того, как были разбиты французами в Ваграмской битве в июле 1809. Батерст был срочно отозван в Лондон и решил, что лучше всего двигаться на север и сесть на корабль в Гамбурге.

Исчезновение

25 ноября 1809 года Батерст и немец Краузе, ехавшие под псевдонимами «Барон де Кох» и «Фишер», остановились в Перлеберге, западнее Берлина.

Заказав свежих лошадей, Батерст и его спутник пошли на постоялый двор Белый Лебедь. После обеда Батерст принялся за письмо в небольшой комнате, выделенной для него в гостинице, где оставался до девяти вечера. Когда сообщили, что лошади готовы, Батерст немедленно покинул свою комнату, а вскоре за ним последовал Краузе, который был удивлен, не найдя Батерста ни в карете ни где-либо ещё.

Исчезновение не вызвало особого резонанса, так как в стране было много бандитов, отставших солдат французской армии, и немецких революционеров. Кроме того, убийства и грабежи были настолько распространены, что потерю одного коммивояжёра (Батерст представлялся коммивояжёром) едва ли кто заметил, тем более что в то время в Пруссии почти не было законной власти.

На родине не знали об исчезновении Батерста несколько недель, пока Краузе не удалось добраться до Гамбурга и доплыть на корабле до Англии. В декабре отец Батерста, епископ Норвича, получил записку от министра Ричарда Уэлсли с просьбой посетить его в Эпсли-хаус, где Уэлсли сообщил епископу об исчезновении сына.

Жена Батерста Филида сразу же выехала в Германию искать мужа в сопровождении Генриха Рентгена. Они прибыли в Перлеберг, где начался поиск пропавшего, и ответственным за расследование был назначен капитан фон Клитцинг. Капитан Клитцинг, узнав об исчезновении Батерста, предпринял срочные меры, мобилизовав войска и проведя энергичные поиски, хотя, видимо, считал, что пропавший исчез по собственной воле. 27 ноября 1809 дорогая шуба Батерста стоимостью от 200 до 300 прусских талеров была обнаружена в доме, принадлежащем семье по фамилии Шмидт. Затем, 16 декабря, две пожилые женщины нашли панталоны Батерста в лесу в трех милях к северу от Перлеберга.

Выяснилось, что Огюст Шмидт работал конюхом в Белом лебеде в ночь исчезновения Батерста, и что его мать, которая также работала в гостинице, взяла пальто англичанина. Фрау Кестерн, женщина, работавшая в кофейне, рассказала много лет спустя, что сразу после того, как Батерст посетил заведение, Огюст Шмидт пришел, спросил её, где посетитель, и поспешил за ним, она предполагала, что Шмидт может быть причастен к исчезновению.

За информацию о Батерсте была назначена награда в 500 талеров, однако это привело к тому, что появилось много ложных сведений от людей, пожелавших подзаработать.

В марте проводились дорогостоящие поиски с использованием специально обученных собак, но ничего обнаружить не удалось. Жена Батерста отправилась в Берлин, а затем в Париж, рассчитывая встретиться с Наполеоном и получить от него информацию о муже. Встреча состоялась, однако Наполеон оказался не в курсе произошедшего.

Сообщения в прессе

К январю 1810 года информация об исчезновении английского дипломата появилась в английской и французской прессе. The Times опубликовал статью в январе 1810 года, которая впоследствии появились и в других английских газетах :

Существует слишком много оснований опасаться, что информация о смерти г-на Батерста, посланника к императору Австрии, опубликованная в парижском журнале, является в общих чертах верной. Как было заявлено в статье Берлинских новостей от 10 декабря, г-н Батерст проявлял признаки душевной болезни во время путешествия по городу, и пострадал от собственных действий в непосредственной близости от Перлберга. Однако в последние дни поступила информация, позволяющая возложить вину за смерть г-на Батерста, или его исчезновение, на французское правительство. Похоже, что г-н Батерст покинул Берлин с паспортами от прусского правительства в добром здравии, как душевном, так и телесном. Он направлялся в Гамбург, но до Гамбурга так и не добрался. Где-то недалеко от французской территории он был захвачен, как предполагается, группой французских солдат. То, что произошло потом точно не известно. Его брюки были найдены недалеко от города, где он был схвачен, а в них письмо к жене, и ничего более. Прусское правительство, получив эту информацию, выразило глубокое сожаление, и предложило большую награду за обнаружение его тела. Однако инициатива не увенчалась успехом. The Times, 20 января 1810

Оригинальный текст (англ.)  

«There is too much reason to fear that the account of the death of Mr. Bathurst, late envoy to the Emperor of Austria, inserted in a Paris journal, is correct as to the principal fact. It was stated, as an article of Berlin news, of the date of December 10, that Mr. Bathurst had evinced symptoms of insanity on his journey through the city, and that he had subsequently fallen by his own hand in the vicinity of Perleberg. Information, however, has been received within these few days, which forcibly tends to fix the guilt of Mr. Bathurst's death, or disappearance, on the French Government. It appears that Mr. Bathurst left Berlin with passports from the Prussian Government, and in excellent health, both of mind and body. He was to proceed to Hamburg, but Hamburg he never reached. At some town near the French territories he was seized, as is supposed, by a party of French soldiers. What happened afterwards is not accurately known. His pantaloons have been found near the town where he was seized, and a letter in them to his wife; but nothing else. The Prussian Government, upon receiving the intelligence, evinced the deepest regret, and offered a large reward for the discovery of his body. No success, however, has attended the offer. —The Times, 20 January 1810»

Французское правительство, возбуждённое обвинением в похищении или убийстве Батерста, ответило в своём официальном журнале «Le Moniteur Universel»:

Англия, единственная из всех цивилизованных наций, возобновила практику оплаты убийц и поощрения преступлений. Судя по сведениям из Берлина, г-н Батерст тронулся рассудком. Это обычай британского кабинета - доверять свои дипломатические миссии в самым глупым и бессмысленные людям, порождённым нацией. Английский дипломатический корпус является единственным, в котором безумие является всеобщим.

Находка 1852 года

15 апреля 1852 года, во время сноса дома на Гамбургской дороге в Перлберге, в трехстах шагах от Белого Лебедя, был обнаружен скелет под порогом конюшни. Задняя часть черепа была раздроблена, как от удара тяжелым инструментом. Все верхние зубы были целы, но один из нижних коренных зубов как видно был удален стоматологом. Хозяин дома, Кизеветтер, купил его в 1834 году у Кристиана Мертенса, который работал в Белом Лебеде в период, когда Батерст исчез.

Сестра Батерста приехала в Перлберг, но не смогла уверенно сказать, принадлежал ли череп её брату.

Недавние расследования

В подробном расследовании Майка Даша, впервые опубликованном в Fortean Times делается вывод, что якобы таинственные подробности исчезновения Батерста были сильно преувеличены на протяжении многих лет, и что Батерст почти наверняка был убит.

Упоминание в культуре

Исчезновение Батерста упоминается Чарльзом Фортом в книге Lo!.

В научной фантастике

• В научно-популярном рассказе Пайпера 1948 года He Walked Around the Horses, Батерст попадает в параллельную вселенную, где Американская революция и Французская революция были подавлены и не было Наполеоновских войн. В этом альтернативном мире Батерст из нашей Вселенной объявляется сумасшедшим или шпионом и заключается в тюрьму. Он пытается бежать, но получает смертельное ранение. Его последние пожелания читает высокопоставленный британский офицер, который признаёт их работами безумца. Особенно его озадачило упоминание «Веллингтона». Оказывается, офицер и был сэром Артуром Веллингтоном. Пайпер описывает Батерста, как «довольно толстого джентльмена средних лет», хотя реальному Батерсту было 25 лет на момент его исчезновения.
• Рассказ Игрушка для Джульетты Роберта Блоха упоминает Батерста, перенесённого в далекое будущее, где он вынужден участвовать в жестоких удовольствиях главной героини рассказа, Джульетты.
• Короткий роман Time Echo Лайонеля Робертса (псевдоним Лайонеля Фанторпе). Батерст случайно перенесён в будущее, где его ненависть к Наполеону заставляет его присоединиться к заговорщикам, стремящимся свергнуть жестокого завоевателя и тирана будущего.
• Повесть Эйва Дэвидсона Masters of the Maze: Батерст — один из избранной группы людей (и других живых существ), которые проникли в центр таинственного «Лабиринта» в обход пространства и времени. Там он пребывает в вечном покое, в компании с Библейским Енохом, китайскими Вэнь-ваном и Лао Цзы, греческим Аполлонием Тианским и другими мудрецами прошлого и будущего, некоторые из которых марсиане.
• В произведении Чендлера «В альтернативную Вселенную» космический корабль героев случайно попадает в «щель между вселенными», пустоту без какой-либо материи, кроме людей (и других существ), которые попали туда раньше, и которые (кроме тех, кто в корабле) задохнулись мгновенно. Среди прочих, они видят плавающее тело человека в одежде высшего сословия 19 века, который является, судя по всему, Батерстом.
• Исчезновение Батерста упоминается в рассказе Хайнлайна 1941 года «Когда-нибудь ещё», коротком романе Лейнстера Другой мир, романе Пола Андерсона «Операция Хаос», серии Джоэла Розенберга «Хранители пламени», серии Саймона Хоука Войны Времени, в романе Джейн Дженсен уравнение Данте и в главе «7 ноября» детективного романа Энтони Бучера 1942 года en:Rocket to the Morgue
• В рассказе Кима Ньюмана «Цыгане в лесу» он писал, что члены клуба Диогена исследовали исчезновение Батерста.

В музыке

Батерст является одним из возможных прототипов Бенджамина Брига из песни британской группы Iron Maiden «Реинкарнация Бенджамина Брига».

См. также

• Наполеоновские войны

Ссылки

• [www.mikedash.com/assets/files/The%20Disappearance%20of%20Benjamin%20B.pdf The Disappearance of Benjamin Bathurst ]
• [www.gutenberg.org/etext/18807 He Walked Around the Horses] в проекте «Гутенберг».
• [hbpiper.wikispaces.com/He+Walked+Around+the+Horses «He Walked Around the Horses» in the The H. Beam Piper Encyclopedia]
• He Walked Around The Horses; in Librivox.com free audio books, short sciencefiction section #026

Отрывок, характеризующий Батерст, Бенджамин

– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.